— 25 июня папе исполнилось… бы… Ему исполнилось 42 года, — говорит девушка, сидящая за столом напротив.
— День рождения он встретил за решеткой. Я все же надеюсь, что с ним все в порядке. Но мы ничего о нем не знаем, ничего — перехватывает речь другая женщина. Светловолосая, с мягкими голубыми глазами. Она — мать этой девушки, которая начала рассказ про отца.
Эти две женщины — жена и дочь священника Владимира Марецкого. Обе выглядят очень уставшими, но готовыми перевернуть горы, лишь бы хоть как-то повлиять на ситуацию.
***
25 мая при неизвестных обстоятельствах пропал Владимир Марецкий — протоиерей Св. Никольского Храма Луганской области. Священнику инкриминируют вторую часть 258-й статьи Уголовного кодекса Украины, которая предусматривает лишение свободы сроком от 7 до 12 лет за террористический акт, «совершенный повторно или по предварительному сговору группой лиц, или если он повлек причинение значительного имущественного ущерба либо иных тяжких последствий».
— Как все началось?
Любовь Марецкая: — Вся эта история началась с того, что к нам в село пришла колонна танков, — начинает рассказ дочь Владимира, удивительно похожая на отца. — Солдаты украинской армии пришли прямо перед Пасхой и начали «окапываться». У нас село довольно большое, две тысячи человек, и первый день об этом знали еще не все. Но на следующий день солдаты себя проявили очень громко — они пришли в местную школу с оружием. «Просить воды».
Инга Марецкая: — После этого село загудело. Люди решили пойти к ним и узнать, что они тут собираются делать. Все надеялись решить вопросы миром. Батюшка, мой муж, был в числе первых, — продолжает мать. — Он как раз и говорил с солдатами Нацгвардии. Впоследствии он еще недели две, наверное, выступал в роли дипломата. Военные вообще кроме него к себе никого не подпускали. Они сидели в лесу за деревней, а на проселочной дороге, ведущей к ним, поставили БТР, чтобы к ним никто не лазил. А наш батюшка, когда у людей прорывалась агрессия к военным, пытался смирять и одну сторону, и другую. Чтобы не было конфликта, не было стычек. Он даже у солдат службу служил и пасхи им освященные возил. И мы им возили еду, потому что они были голодными и просили помочь.
— Как солдаты объяснили свой приезд? Зачем они «окопались» у вашего села?
Любовь: — Они «пришли освобождать нас от российских воинов».
— А российские воины были?
Любовь: — Нет. Именно поэтому никто им не верил. И наши люди решили организовать попеременную смену для наблюдения за этой армией и организовали блок-пост, чтобы воины не могли двинуться ни на наше село, ни на другие села, ни на Луганск.
Поставили палатки на дороге, принесли мешки с песком, мусор, ветки, перегородили бревном дорогу к селу. Договорились, что на посту постоянно будет находиться около 5-6 человек. Все делалось голыми руками. Ребята стояли без оружия, без амуниции, без ничего.
Спустя некоторое время солдаты украинской армии начали наглеть – устраивать провокации, пытаться пробраться в село. И сельчане оставили свой блок-пост, подумав, что в случае серьезной битвы пять-шесть человек ничего не смогут предпринять, — начала рассказ дочь Владимира, а Инга – жена, продолжила.
Инга: — Они ушли на блок-пост к ополченцам, которые основались у поселка Счастье. И муж мой, батюшка, начал окормлять свою паству уже в Счастье. Он там служил службы, молился, а в свободное время помогал ополчению как мог: возил на своей машине, снабжал едой.
— Из-за этого его и объявили террористом?
Любовь: — Они всех называют террористами. Он состоял в Новом парламенте ЛНР и выполнял роль дипломата: договаривался за всех, ездил на встречи, у него были пропуска. Наверное, из-за этих пропусков его и назвали террористом.
— Расскажите об обстоятельствах ареста вашего мужа, которые вы знаете.
Инга: — В понедельник мой муж собирался лечь в больницу на плановую операцию по удалению камней в почках. Так вот перед этим он хотел повидаться с ребятами на блок-постах и попрощаться. Ушел утром, а после обеда мы не смогли дозвониться до него. До ребят, которые были с ним, тоже дозвониться не смогли.
Любовь: — А потом нам сказали, что папу с ополченцами задержали при въезде в Айдар. Видимо, ему позвонил кто-то приближенный и выманил его и ребят из поста. Это явно был тот, кому отец верил.
Инга: — Мой муж был захвачен в плен Национальной гвардией вместе с группой из 13 человек. При захвате один ополченец и два мирных жителя были расстреляны. Оставшиеся были вывезены в село Половинкино Новоайдарского района, где подвергались избиению и пыткам. Но я уверена, что Владимир не стал бы покидать пост, тем более уводить оттуда людей. Его просто подставили. Адвокаты рассказывали, что их пытали очень сильно. Так сильно, что он даже на камеру что-то наговорил на себя.
Отца Владимира били по суставам, забивали ногами, на него надели наручники, которые впивались в руки до кости, перетягивали запястья веревкой так, чтобы чернели кисти рук. Разрешали издеваться всем, кто хотел. Эти люди никак не реагировали на то, что захватили в плен священника, что само по себе является вопиющим преступлением. Это современные воинствующие безбожники, для которых нет ничего святого. Им все равно кого избивать, что батюшку, что простого мирного человека, что ополченца…
— Его обвиняют в терроризме. Вы можете предположить, что могло послужить основой для такого обвинения?
Инга: — Он якобы принимал участие в расстрелах мирных жителей в Новоайдаре, якобы готовил срыв выборов и якобы «пособничал сепаратистам и террористам» — так они называют его паству. Это совершенно безумные обвинения, которые ничего не имеют общего с той пастырской работой, которую по зову сердца и во исполнение долга священника вел отец Владимир, оказывая духовную помощь всем нуждающимся. Суд вынес решение — два месяца заключения без права внесения залога и выкупа. Моему мужу грозит 7-11 лет лишения свободы как главному организатору и террористу группы.
Любовь: — С тех пор о нем ничего не известно. К нему нет никакого доступа. Мы сами все узнаем через СМИ и по слухам, или через жен тех ребят, которые пропали вместе с отцом. Периодически появляются разные слухи, но мы с ним не виделись и не созванивались. Вот, к примеру, 29 мая нам вот позвонили и сказали, что «вашего папу отпустили». Об этом даже в новостях сказали по ТВ. Мы обрадовались, но спустя полчаса нам сообщили, что это была ошибка. На самом деле его просто вывезли в больницу по просьбе адвокатов, т.к. ему стало плохо.
— Как Вы оказались в Москве и что будете делать дальше?
Инга: — После всех событий, отказа следователя допускать меня на свидание к отцу Владимиру, а также явной угрозе моей жизни и жизни и здоровью нашей дочери, нам пришлось выехать в Москву, где мы надеемся найти поддержку и содействие в освобождении отца Владимира. Здесь нам оказывают поддержку и помощь руководители Союза Православных граждан России и Новороссии Кирилл Фролов и Валерий Кауров. Они взяли нас под свою опеку, организуют многочисленные интервью, ищут возможности для освобождения моего мужа. Нам уже удалось донести до сведения широкой общественности факт незаконного содержания под стражей священника и бесчеловечного обращения с ним в застенках СБУ.
— Есть ли у Вас какие-либо средства к существованию?
Инга: — К сожалению, нет… Мы были вынуждены уехать, не особо афишируя свой отъезд, поэтому успели взять только самое необходимое из вещей и не смогли обратиться к пастве отца Владимира за помощью. Но мы надеемся найти её здесь. Мы уже видим то большое сочувствие и понимание от всех людей, с которыми нас здесь свел промысел Божий. Мы будем рады любой помощи! В мою страну пришла беда, которая сломала человеческие судьбы и унесла много жизней. Колесо истории прошло через наши души. Одни сломались под ним, а другие мужественно переносят все испытания. Все происходящее с нами — это ужас и боль братоубийственной войны.
