— Андрей Владимирович, завтра, 19 февраля, состоится заседание Совета по национальной безопасности и обороне (СНБО) Украины, на котором, как было объявлено, будут рассматриваться важнейшие для страны вопросы, при этом часть из них в закрытом, секретном режиме. Как считаете, будут ли эти вопросы касаться обороны и безопасности или все-таки политической ситуации в Украине?
— Эти вопросы очень тесно взаимосвязаны. Ходят слухи, что все-таки будут вопросы так называемой информационной безопасности и они могут коснуться санкций в отношении номинального собственника телеканала «Прямой» господина [Владимира] Макеенко, поскольку после того, когда были наложены санкции на телеканалы, принадлежащие [депутатам от партии «Оппозиционная платформа — За жизнь» Тарасу] Козаку — [Виктору] Медведчуку, логично отыграть и по другому плану, в том числе по медиаимперии [лидера «Европейской солидарности» Петра] Порошенко.
Но пока это только слухи, поскольку в том, чтобы после Медведчука объявлять подозрения [лидеру «Партии Шария» Анатолию] Шарию, никакой логики и смысла нет. Это, скорее, будет работать в плюс Шарию.
Но надо отдать должное Банковой: как правило, когда готовились такого рода активные действия, все это сопровождалось заметными инсайдами, утечками информации. А, как в случае с Медведчуком и Шарием, пока Банковая не допускает утечек.
- Вы сказали, что вопросы безопасности и обороны тесно взаимосвязаны с вопросами политической жизни страны. О чем это говорит?
— Таким образом пытаются сделать такой информационный финт — переключить внимание с крайне токсичной, неприятной для власти тарифной проблемы, проблемы вакцинации, которая в очередной раз переносится, на происки врагов. Старый принцип «разделяй и властвуй» еще никто не отменял.
— Тут можно высказать такую гипотезу относительно того, что, когда заключались Минские соглашения, была такая непубличная часть — определенная договоренность, которая гарантировала Медведчуку, его бизнесу, медиаструктурам, политическим структурам неприкосновенность.
Теперь, очевидно, эти договоренности обнулены, и следует ожидать того, что да, обострение возможно. Поскольку, когда мы видим режим прекращения огня, но он не подкрепляется соответствующими политическими договоренностями, то военные по ту и по другую сторону воспринимают это лишь как временную передышку.
Поэтому не думаю, что это будут масштабные боевые действия, но в том, что вполне вероятны обострения, у меня сомнений нет.
- Возвращаясь к истокам этого конфликта: вчера депутаты признали Евромайдан одной из важнейших вех современной истории Украины и выразителем национальной идеи свободы. Что, на ваш взгляд, произошло в феврале 2014 года? «Революция достоинства», госпереворот, война элит?
— Там было все, поскольку свести дело только к перевороту было бы в корне неверным, поскольку в декабре Майдан имел массовую поддержку и украинцы хотели, чтобы власть меньше врала, меньше воровала и уважала их права как граждан. Но, судя по результатам, победил не Майдан, а сцена Майдана (имеются в виду люди, выступавшие со сцены Майдана. — Ред.) — этот результат мы видим воочию сегодня.
Те потери, которые понесла страна, ни в коей мере не компенсируют то, что называется здобутками (укр. достижениями. — Ред.). И я еще раз повторяю: победил не Майдан, а сцена Майдана. На крови тех, кто погиб в эти дни, пришли люди с достаточно сомнительными намерениями: дорваться до властной кормушки, обогатиться, ну и при этом активно рассуждать о том, что это была «Революция достоинства».
- Как думаете, то, что сегодня происходит с Украиной, — это переходный период к той жизни, о которой мечтали украинцы, когда выходили на Майдан? Или лучше не станет?
- Что нужно сделать, чтобы добиться этой модернизации?
— Должна быть политика экономического прагматизма в первую очередь: надо думать не о том, где бы еще одолжить деньги, а о том, как их заработать. И искать темы, которые объединяют украинцев, а не разделяют.
- Возможно ли это, пока Украина курируется Вашингтоном?
— Нет, поскольку для Соединенных Штатов Украина — это геополитический инструмент, а что произойдет с этим геополитическим инструментом — сломается он, рассыплется на части — Соединенные Штаты волнует в гораздо меньшей степени. Мы прекрасно видим, что даже объемы военной помощи демонстрируют то, что каких-то серьезных ставок на модернизацию Украины США не делают. Украина интересна лишь как плацдарм, как инструмент для выяснения геополитических отношений с Российской Федерацией.
