- Сергей, верите ли вы в искренность намерений Лукашенко дать возможность внести изменения в Конституцию, которая бы ограничила президентскую власть?
— О неких планируемых будущих реформах я слышу исключительно из российских СМИ. Складывается ощущение, что реформирование белорусской конституции заботит гостей студии господина Соловьева куда больше, чем белорусскую власть, которая все еще надеется, что народу надоест бунтовать и все как-то само собой рассосется.
На самом деле, в белорусском обществе нет дискуссии на тему новой конституции, равно как и запроса на нее. Люди хотят, чтобы соблюдалась текущая, так как она гарантирует им право на честные выборы, справедливый суд, свободу мирных собраний и прочие блага. За время правления Александра Лукашенко в Беларуси уже дважды меняли конституцию.
Как говорил товарищ Бендер: "Пойдемте, Шура! Больше нам здесь ничего не покажут!" Даже терпеливые белорусские кинозрители разом поняли, что это кино закольцовано и будет идти вечно. Местная публика с шумом встала со своих мест — с криками и матом повалила к выходу из кинотеатра.
Плебисцит хорош, когда любой гражданин уверен в честности процедуры, а проведение его имеет смысл в максимально спокойные прогнозируемые времена. То, что происходит в Беларуси, это, мягко говоря, не фундамент для волеизъявления, ведь итоги прошлого вызывают массу вопросов.
- Надо ли возвращаться к Конституции, которая действовала до 1994 года?
— Я думаю, нет смысла постоянно оглядываться на прошлое. Это тот шкаф, в котором всегда хватает скелетов. Нужно учиться смотреть в будущее. Бездумно принять конституцию 1994 года — значит открыть ящик Пандоры, так как там не закреплен статус русского языка.
Зачем практически стопроцентно русскоязычным белорусам ссориться между собой на пустом месте? В XXI веке нельзя «сберегать» исчезающий язык и культуру путем насильственного ограничения прав другого языка и культуры.
Нужно оставить двуязычие, а для спасения белмовы — научится производить качественные медиа и культурный контент на белорусском языке.
- Какой должна быть Белоруссия: парламентской, парламентско-президентской или президентско-парламентской республикой? Кто назначает премьера и формирует правительство? Коалиция партий?
— Как говорит один знакомый политолог: внезапный ураган — от ковидного карантина до белорусского треша — сметает декорации. И мы видим голую машинерию сцены. Что можно сказать, кроме банального? Массам — "голая жизнь", власти — "голое насилие".
Можно заметить, что главные социальные машины модерна — правительство с бюрократией, регулярная армия, массовая медицина и образование, массовые профессии, массмедиа оказываются не у дел. Вместе с приводными ремнями вроде партий, профсоюзов, обществ безбожников и госрелигий.
На сцене остаются лишь домодерновые акторы — бароны с частными армиями, городская стража и народное ополчение. Да еще новые ремесленники — из косоруких айтишников. И сарафанное радио пусть из Телеграма. Да, мы очутились в средневековой пьесе! И там должны себе искать новую роль — среди зевак, бродяг и попрошаек.
В Беларуси нет партийной политической культуры. На ее создание уйдут годы. Создание декоративной оппозиции из бывших доверенных лиц Лукашенко не вызывает во мне ничего, кроме улыбки.
В Беларуси будущего будет президентско-парламентское правление, так как в случае сохранения власти за Лукашенко он бразды правления все равно не отдаст, а в случае победы оппозиции президентом станет какой-нибудь мученик революции, который займется созданием системы сдержек и противовесов, созданием парламентаризма.
- Что должно быть прописано по поводу Союзного государства, ОДКБ и русского языка? Надо ли менять государственный флаг и герб, например, на БЧБ и Погоню?
— Как я уже говорил, не столь важно, что там будет написано, но важно то, насколько это будет легитимно в глазах людей и будет ли написанное соблюдаться.
Касательно «погони» и бчб-флагов. Они стали символами протеста. Думаю, что в случае победы стороны противников действующей власти они обязательно вынесут вопрос о госсимволике на референдум.
Думаю, туда же вынесут вопросы о статусе русского языка и геополитическом выборе.
