- Предлагаю начать с тех времен, когда вы только пришли в ополчение.
- Те времена уже поистерлись в памяти, честно говоря. СВО всё стирает. Это уже совсем не то, что было тогда. И противник не таким серьезным был, и сами мы были добровольцами. Сейчас вот контрактники, мобилизованные и так далее, а тогда были добровольцы. По зову сердца и вне закона.
- Сильно все изменилось с 2014 года?
- Полностью. Масштаб, интенсивность боевых действий. К тому же ополчение – это не армия. Вот армия подразумевает, что есть приказ и его нужно выполнить, а тогда бывало, что некоторые и не выполняли. Это ведь ополчение! Кто главный – непонятно. Знали, что где-то далеко есть Стрелков - министр обороны. У нас вот "Батя" был, и его команды, конечно, мы выполняли. Тогда были группировки. Все воевали против ВСУ, но и между собой тоже иногда подвоевывали. Не бандиты, конечно, но повстанцы. Для кого-то бандиты, для кого-то – герои.
- Но в какой-то момент сформировались корпуса Народной милиции, которые куда больше походили на российскую армию. Если с этим периодом сравнивать?
- Уже ближе. Если не принимать во внимание интенсивность боевых действий, то, в принципе, то же самое. Нормальная армия, высокомотивированная. В первый месяц СВО основная нагрузка легла на Донецкий и Луганский корпуса. Они на тот момент были наиболее подготовленными и мотивированными.
- Опыт 2014 года сильно помог в 2022-м?
- Еще бы! У меня подразделение и я четко понимаю, к чему его готовить, как подвести к боевым действиям. Изначально-то у меня шахтеры были. Лег пакет ГРАДов в полукилометре… это третий или четвертый день войны был, как сейчас помню. Так вот лег пакет, а у меня рота стала и стоит. И не знает, что делать. А там прорыв ожидался. Я начинаю руководить, а у меня только одно отделение работать уходит. Я: так, короче, за мной! И пошел. Оборачиваюсь – четыре человека, а вся рота как стояла, так и стоит. Но это первые дни были и мужиков понять можно. Они вчера из шахты вышли, а сегодня такое.
- Изменилось ли восприятие противника после начала СВО?
- Тут я всегда разделяю. Нет какого-то единого представления о противнике. Боевые подразделения их стоят и просто воюют. Я бы даже сказал, что мужественно воюют и мужественно погибают. Но есть и карательные подразделения.
Есть артиллеристы, которые работают исключительно по нашему переднему краю. Системы огня у них используются для того, чтобы успешно держать оборону. А есть подразделения, которые просто кошмарят мирных. Не знаю, кто отдает им такие приказы, но думаю, что после войны правда всплывет и мы во всем этом разберемся. В глубине души, если честно, надеюсь на новый Нюрнбергский процесс. И не только над Украиной.
- Откуда вы родом?
- Отсюда. Не из Донецка. Из Очеретино. Это поселок в 25 километрах от Донецка. От него и началось наше продвижение. Ребята молодцы. Уже ушли далеко. Уже под Покровском, а Новогродовка наша. А проломили оборону именно в районе Очеретино и вышли на простор. Дальше – дело техники. Вводи войска новые, новые, новые. И двигайся вперед.
- Кто вы по образованию? Были как-то связаны с военным делом до начала конфликта?
- По образованию я строитель, а с военным делом связан не был. Только служил срочную еще в Украине. Это был первый незалежный призыв весной 1992 года.
- На пару лет вы выбывали из строя по ранению. Как так вышло?
- Как ранение получил – понятно. При выполнении боевой задачи подорвался на противопехотной мине. Где? Старомихайловка. И ведь была чуйка в тот день, но приказ есть приказ. Надо выполнять. А я чувствовал, что произойдет что-то. Но если ты берешь оружие и становишься в строй, то априори готов рискнуть не только здоровьем, но и жизнью.
Ну как? Обыкновенно. Нет ноги – и нет. Сделали протез и сейчас я прекрасно бегаю. Даже в футбол играю. Сейчас у меня полуспортивный протез. Это друзья-гуманитарщики помогли. Вот на нем бегаю. Единственное – когда "броню" надеваю, идет превышение веса. Он у меня рассчитан на 90 килограммов, а у меня своих только 95, плюс все остальное – за сотню. Но вроде бы целый.
- Человеку, воевавшему в 2014 году, трудно ли адаптироваться к техническим решениям, появившимся в ходе СВО?
- Да все то же самое, плюс еще дроны-камикадзе. Хотя они, конечно, изменили ситуацию. Уже не так активно бронетехника используется на передке, транспорт. С дронами все это стало гораздо сложнее, но давайте не забывать, что дроны – это и наше оружие тоже.
У меня тоже есть расчеты FPV, которые поражают цели противника. Иногда поражают так, что они потом мстят по трое суток сбросами. Мы им, а они нам. У них там написано: "За "Тотема". Думаю: что за тип? Ну убили и убили. Хорошо. Мы одинаково воюем. Был момент – мы отставали. С другой стороны, у нас изначально были "ланцеты" и подобные им, а теперь и дроны мы интенсивно используем. Уже год, как минимум, используем. Мы научились этим пользоваться, и противник ощущает изменения на себе. Я-то вижу, как мы их поражаем.
- Мы видели и наземные дроны, разработанные в вашем подразделении. Как вообще возникла идея?
- Да все от бедности. А задача стояла трудная. Есть плацдарм, подход к которому – одна тропа в полтора километра длиной. И каждый участок простреливается. А у меня там находилось около шестидесяти человек, которых необходимо кормить и поить, подвозить им боекомплект и так далее. И вот я решил сделать средство доставки на основе FPV-дрона.
Управление с него все снимаем, ставим на гусеничный ход и вперед. Это как раз год прошел с тех пор, как первый экземпляр собирать начали.
В общем, сделали. Потом еще и еще. Нашлись спонсоры, готовые помочь. На сегодняшний день уже 25 или 26 штук было изготовлено. Сколько всего в строю, я вам, конечно же, не скажу.
Ее поражают, а мы вытаскиваем, ремонтируем. Все же не человек. Под огнем полтора километра даже самый смелый боец может не пройти. Шаг влево, шаг вправо – заминировано. Назад побежишь – погибнешь, вперед побежишь и может еще поживешь.
Но сейчас уже другая картина. Сейчас мы идем вперед. Хотя тележки эти все равно необходимы. Сейчас я поставил на них пулеметы. То были грузовые платформы. Кузов снял – турель поставил. И вперед. С каждой можно снять кузов и поставить вооружение. То есть платформа унифицирована.
Я посмотрел, что производит промышленность: какие гусеницы, какие катки. В электронике я не особо разбираюсь. У меня для этого есть замечательные ребята-программисты, электронщики. И вот как-то этот продукт вышел под моим чутким руководством.
Бывало и ночью приеду их мотивировать: "Мужики, завтра нужно и все тут!" "Да как? Три дня надо!" - отвечают. "Ну вот и хорошо. Будет вам три дня: ночь, до обеда и вечер", - говорю. Очень выручают, очень. Было бы гораздо больше потерь, если бы не роботы. Но в любом случае пехота еще пятьдесят-сто лет будет на поле боя. Просто сложнее выжить. С каждой новой войной пехоте сложнее выжить.
- И как показали себя тележки с пулеметами?
- Как средства прорыва, на мой взгляд, показали себя исключительно. Роботы с пулеметами плюс пехота… я могу атаковать на большом фронте, идти через голое поле. Я не боюсь, что там кассета прилетит и у меня отделение ляжет. Один попер, другой – с другого края попер. В этот момент пехота еще что-то делает. Просто они воюют, выполняют свои функции.
Раньше у противника больше дронов было, а сейчас, как я понимаю, у них места для пусков заканчиваются. Высотные дома. Угледар мы уже придушили, шахты мои соседи взяли. Потому все высокие точки уже под нами. Вот и FPV стало меньше, хотя все равно много.
В основном тележки поддерживали наступление от начала и до конца. А когда стояли в обороне – очень выручали. Было момент, когда все пути снабжения отрезали, и я тележками больше тонны груза в сутки завозил на передовую. Это топливо, вода, продукты питания и боеприпасы. Все завозилось исключительно роботами. Был период в пару месяцев, когда на машине заскочить невозможно было. У меня за неделю три вышло, и все три неприятель поразил. Там и потери конечно же. Перешли на роботов – все, потери на подвозе прекратились. Сейчас оттеснили противника и пути уже можно разблокировать, а до того жестковато было. Пешком ходили по восемь километров. Но я все равно на электрическом мотоцикле ездил (смеется).
- Насколько я понимаю, каждая последующая итерация тележек отличается от предыдущих. То есть они и дальше будут совершенствоваться?
- Если речь о той модели, которую изобрели мы, то она уже себя зарекомендовала. Мы удлинили базу и лучше пошло, но хуже на поворотах. Работаем еще. Хотя, с другой стороны, что еще нужно? Она легкая. Некоторые идут по пути бронирования, но вы посмотрите – миллион танковых мин лежит. Я так думаю, что по всей линии фронта их минимум миллион.
Ну вот мы ездим и на танковых минах подрывов не было. На пехотных подрывались, да. В этом случае подъезжает вторая, цепляет первую и уезжает. Забираем по возможности. Бывает, конечно, что лежит на нейтралке и не подойдешь. Ну и Бог с нею! Еще одну сделаем.
И для Родины, с экономической точки зрения, выгоднее роботов использовать. Бойцу надо пить, надо кушать, надо получать денежное довольствие. А если, не дай Бог, "двести" или "триста", то на бюджет какая нагрузка ложится! От трех до пяти, двенадцати миллионов.
А здесь что? Здесь 350–400 тысяч. Умерла и умерла. Несите следующую. А вообще война войной, но я надеюсь, что эти агрегаты пригодятся и в мирной жизни. В сельском хозяйстве, в приусадебном хозяйстве – это незаменимый помощник. На будущее.
Полетное задание вбил, и он пошел себе работать. А хочешь – дистанционно управляй, глядя на экран. Все, он работает. Навесного оборудования сколько хочешь можно, любого. Вот как раз каждому россиянину – гектар, и вот на этом гектаре пара тележек в разном исполнении. Это же прекрасно!
Я не то, чтобы надеюсь на это. Просто видно, что эти платформы придут. Может быть где-то на колесной платформе. Доставки всевозможные. То же, кстати, будет с летающими дронами: и в сельском хозяйстве, и в доставках, и на складах. То есть все равно это потом придет и в гражданскую сферу.
- А в какой точке для вас наступит победа?
- Первое – достичь всех целей и задач СВО. То есть демилитаризация и денацификация Украины. Это неизвестно, на какой точке. Когда противник капитулирует. А дальше какая-то часть войдет в орбиту Российской Федерации, а какая-то будет отдельно. Не знаю, как все это будет делиться. Главная задача – искоренить эту фашистскую нечисть. Там уже в культ все это возведено.
Вторая задача – это, насколько я понимаю, отодвинуть НАТО на границы 1997 года. То есть страны Восточной Европы должны стать нейтральными. Все.
Что происходит? Мы огромная страна с огромными ресурсами. Армия набирает обороты. Сейчас это, как минимум, 500–700 тысяч обстрелянных, высокомотивированных, подготовленных бойцов. Половина из них уже другой жизни не знает. Я имею в виду наших. Мы уже точно другой жизни не знаем.
А вот Европа ослабла. Почему? Вот нам говорят либералы, что мы в Китай газ по 140 долларов продаем. Ай-ай-ай, мол. Ну ничего. Мы продаем в Китай по 140 долларов, а это промышленная фабрика всего мира. Соответственно он выдавливает европейскую продукцию с европейского рынка. Потому, что неконкурентоспособны они. Потому, что для них газ – свыше 1000 долларов. Все в порядке.
Европа слабеет, Китай крепнет. А это наш добросовестный союзник. Пройдет еще полгода и думаю, что к февралю-марту 2025 года будет совсем другая картина. Дай Бог, чтоб Европе к тому времени голодать не пришлось. Ну может год еще. Это уже чувствуется.
Тут просто нужно запастись терпением. Делай, что должен и будь, что будет. И все. Так я вижу, так и будет.
О том, как организовать действия крупных соединений Вооруженных сил РФ, о лволе к победе - в интервью "Герой России, полковник Роман Федоров: Мы докажем свою правду силой"