Медсестра Марина Фишер в цикле издания "Украина.ру" "Хочу жить в России"

Марину Фишер с двумя дочками я жду в центральном парке Ставрополя. Времени у нее не слишком много — нужно работать в нескольких местах одновременно, чтобы на новом месте с нуля и в одиночку устраивать жизнь с несовершеннолетними детьми на руках. Но сам факт возвращения домой для Марины кажется более существенным, чем все связанные с этим трудности и неудобства. Такому внутреннему стержню можно только позавидовать.

Марина Фишер уехала с родителями в Германию из Тольятти в 18-летнем возрасте. Шел 1995 год, причины переезда очевидны.

Больше четверти века Марина прожила в Киле — северном портовом городе на Балтийском море, столице Шлезвиг-Гольштейна, откуда родом не слишком удачливый российский император Петр III, он же Карл Петер Ульрих Гольштейн-Готторпский.

В Киле, кстати, с 2014 года установлен памятник Петру III работы российского скульптора Александра Таратынова. Убитый по приказу собственной жены, тоже немки Екатерины II, бронзовый император стоит у пустого российского трона со свитком с надписью "Мир" и смотрит в сторону Санкт-Петербурга. Это как бы символ дружеских отношений России и Германии, поскольку именно известный прусофил Петр III вопреки воле умершей Елизаветы Петровны вывел русские войска из Восточной Пруссии и заключил сепаратный мир с Фридрихом II в надежде захватить у Дании свой родной Шлезвиг-Гольштейн.

В 2018 году тот же скульптор поставил памятник Карлу Петеру Ульриху в питерском Ораниенбауме. В общем, вспоминая слова Ангелы Меркель о том, для чего Германия подписывала Минские соглашения как раз в период установки памятников (не для мира, если кто забыл, а для подготовки Украины к большой войне), политическую дальновидность скульптора можно поставить под сомнение. Марина Фишер в этом смысле оказалась куда более проницательной.

Марина честно пыталась социализироваться — для молодой девушки это, наверное, не так проблематично, как для взрослого, сложившегося человека, но через определенного рода культурный шок прошла и она.

Культурное недопонимание встречается и в, казалось бы, простых, бытовых, ни к чему особенно не обязывающих ситуациях.

"Как они пьют чай и как пьем чай мы … У нас чай подается в ресторане в красивом чайнике, заварен, ты его видишь. А в Киле прихожу в относительно дорогой ресторан, а там пьют вот эти мешочки с кипятком. А я не хочу такой чай, я такой и дома могу попить, я хочу, чтобы было красиво".

Вопрос красоты, в широком смысле, оказался для Марины решающим.

У Марины был неплохой школьный английский, благодаря чему немецкий получилось выучить довольно быстро. Еще не владея языком, она пошла работать в кафе-мороженое к одному итальянцу.

Для того, чтобы переселенец из России мог поступить в местный университет, необходимо бы еще два года посещать специальные курсы для тех, кто хочет учиться в вузе. Марина закончила их в Гамбурге и даже получила приглашение в вуз, но в тот момент продолжать учебу не решилась.

"Я побоялась, что не добьюсь того, чего хочу", — говорит она.

И начались четыре года работы в Макдональдсе, которые Марина вспоминает с большой теплотой, как "веселое" время прекрасной молодости. В это время замужество и рождение первых двоих детей.

Не секрет, что в Германии очень много русскоязычных выходцев из республик бывшего Советского Союза, особенно много русских немцев из Казахстана. Поэтому при желании круг русскоязычного общения обеспечить себе не так уж и сложно, но Марина сначала этого не хотела.

"Муж у меня был немцем. Я уговорила себя, что раз уж приехала в Германию, то и муж нужен из местных. Иначе зачем было уезжать из России? — объясняет она. — Я не смотрела русское телевидение и как можно меньше общения с русскими — очень боялась тоски, боялась соскучиться по Родине. Но прошло лет десять, и я перестала бояться. Я не научила моих старших детей русскому языку и где-то после 2008 года подключила русское телевидение в надежде наверстать упущенное. И каким же красивым оказался русский язык, как восхитительно дети по телевизору говорили! Меня все больше затягивало и не то, чтобы я прямо затосковала, но, как только появилась возможность полететь куда-то в отпуск, я сказала детям — ваша мама 20 лет не была в России, пора".

В 2017 году Марина побывала в Москве и, как она утверждает, влюбилась в русских людей и потеряла покой. Вернувшись в Германию, она тут же через консульство в Гамбурге оформила детям российское гражданство, чтобы воспользоваться программой переселения соотечественников.

"Но я испугалась, что я не потяну. И все, опять себя уговорила, что так уж сложилось, мы живем в Германии, дети в Германии растут, меня когда-то родители вырвали из России, может быть, не надо теперь детей вырывать из страны, где они родились. Так мы и остались. Но дети уже были с российским гражданством".

— Да, пока остаться. Но просматривая новости и иногда общаясь с коллегами про Россию, мне становилось обидно, что про нее говорят и пишут разные гадости. Я все воспринимаю близко к сердцу, и мне это стало мешать. Я опять съездила в Россию — в Питер, в Калининград — и стала снова потихоньку раздумывать. А еще я задумалась о том, что если бы мне 20 лет назад сказали, в каком обществе я буду растить своих детей, я бы никогда в Германии не осталась.

— Каждый сам за себя, никакой взаимопомощи, сплошное стукачество, неприемлемая для меня гендерная политика и русофобия, которая в последние два года достигла полного маразма.

— Нисколечко. У меня же все дети там в школе учились, и я не понимаю, зачем десятилетнему ребенку в четвертом классе нужен секспросвет. У них в учебнике об этом рассказывают. Ладно, я, взрослый человек, читаю и вижу, что даже неплохо все написано, но зачем?

Вспоминаю себя десятилетним ребенком, совсем другое было интересно. Мозг человека достаточно вызревает для того, чтобы адекватно о таких вещах задумываться, ну годам к семнадцати. А десятилетним это зачем?

Сначала сказали, что для безопасности. Ладно, пусть так. Но проходит пара лет и детям уже начинают рассказывать, что быть гомосексуалистами — это нормально. Мне знакомы семьи, где подростки в своем юношеском максимализме, когда родители не авторитет, слушают гендерных психологов и проводят с собой гормональные эксперименты. Я убеждена, что они повзрослеют и будут горько жалеть о том, что сделали.

Или взять движение чайлдфри. Ну не хотите вы детей, не рожайте, кто вас трогает? Но зачем вы психические расстройства ставите на пьедестал? Зачем ходить парадами и показывать то, что можно оставить в своей спальне? Живи ты как хочешь, но почему я должна на это смотреть? Это же насилие надо мной, но с этим никто не считается.

А с прошлого же года вообще какой-то ад начался — "радуги" развесили на церквях. Церковь-то как такое может поддерживать? Где Адам и Ева?

— И поняла, какой ошибкой был переезд в Германию. А потом началась спецоперация на Украине, и я решила, что хочу домой.

— Ну, конечно. В Гамбурге, например, всегда организовывали какие-то мероприятия на 9 мая. Все это запретили, мы стали врагами номер один.

Да, нас уже много лет пытались выставлять в негативном свете, но с 2022 года мы стали просто врагами. Моя подруга больше 20 лет прожила в Германии в браке с турком с немецким гражданством, но сама от российского гражданства не отказывалась. Так вот, ей сразу все банки разослали письма о том, что замораживают ее счета. Не за какие-то действия, а просто за национальность.

Другим моим подругам бросали в почтовые ящики листовки с надписью "валите отсюда". Это возмутительно. Мы спокойно жили, не забывая свою культуру, но и не вытирая ноги о культуру Германии. Коллеги, с которыми мы 13 лет проработали вместе, вроде бы меня любили, потому что хороший человек, со мной весело работать и т.д., но в то же время я русская, а это само по себе подозрительно.

Помню радостный день, когда Россия признала ДНР и ЛНР. Я жила в части города, где много турок. Так вот, они за месяц до того меня спрашивали — почему не признаете? А у меня не было ответа. В итоге они все мне сказали, что Путин молодец, правильно сделал.

Турки, алжирцы, сирийцы — большинство из них за нас. И вот, я захожу на работу, а коллеги-немцы молчат. Либо в шоке и сами не знают, как себя вести, либо не знают, чего ждать от меня — в общем, в первый день полный бойкот. Ладно, я работаю, делаю вид, что ничего не замечаю. Но молчать-то они молчат, а в рабочем чате полилась грязь, начали слать ужасные карикатуры, всякое такое. Мне, конечно, это было неприятно, и я заговорила об этом. А меня стали упрекать, говорить, что я должна прекращать. Но не я же начала, я ни про кого ничего плохого не сказала.

— Русских детей обижали, унижали всячески. Я свой дочери подсказала сказать всем, что у нее дядька — чеченец, приедет и со всеми разберется. После этого трогать ее перестали, напугались. А так, конечно, дети страдали, это было заметно. А я бесповоротно решила, что больше не хочу оставлять своих девочек в гендерном безобразии, не хочу платить налоги стране, которая финансирует убийство моих соотечественников, не хочу ни дня лишнего там оставаться. Но меня задержали.

В феврале 2022 года началась спецоперация на Украине, а в августе Марина планировала уехать.

В мае у нее уже были куплены билеты, собраны чемоданы, распродана часть мебели. Единственное, что нужно было еще сделать — найти квартиру старшему сыну, который решил остаться. В июне у Марины забрали детей.

Поскольку дети в возрасте 10-12 лет, матери разрешили их видеть раз в две недели. На свидании выяснилось, что девочек обманули, пообещав им, что продержат их пару дней. Но ювенальная программа рассчитана на полгода, никаких пары дней быть не могло.

— Понимаете, в Германии детям не говорят, что кроме прав у них есть еще и обязанности, что пока они живут с родителями, они должны помогать им, убирать в своей комнате, всякое такое. А многие дети шантажируют родителей — если не сделаешь, что я хочу, то я позвоню в опеку. Ну и по звонку детей забирают, тебя вообще не спрашивая, а потом полгода идут разбирательства. Ты ходишь по психологам, чтобы доказать свою адекватность как родителя, вынужден подстраиваться, ломать себя, чтобы сказать то, что они хотят услышать.

— Понимаете, наша культура воспитания им не подходит. Мы, может быть, растим своих детей немного авторитарно. Хотя младших я уже ращу не так, уже есть опыт. Тем не менее в нашей жесткости всегда присутствует сердечность. И мы привыкли, что мальчик должен быть мальчиком — не размазней, а девочка — девочкой.

И вот я психологине, которая снимала меня с детьми на видео, говорю, вы понимаете, я хочу жить в знакомом мне с детства обществе, где мужчина — это мужчина, а женщина — это женщина. Вот Ваш муж Вас может защитить, интересуюсь я. Ну, наверное, отвечает она. А я говорю, что хочу быть уверенной, а не наверное. Ей, на минуточку, лет шестьдесят, а она не знает. Наверное… Она мне — вы нетолерантная. В каком смысле я нетолерантная, если под сомнение ставят мое естество, с которым я родилась?

— Я думала, что вообще их не верну. Страх, шок, представьте себе. Я не могла ни спать, ни есть, ни работать. Но шеф подсказал позвонить на горячую линию психологов и там мне подсказали, как схитрить. Я сказала детям все время плакать, просить, настаивать, чтобы их отпустили домой. Тактика сработала, девочек вернули через два месяца и оставили нас в покое. А потом я съездила с ними на показательное выступление в Калининград и вернулась, доказав тем самым опеке, что мы вот так и будет продолжать ездить в отпуск и возвращаться в Германию, в Россию не сбежим.

Дальше экспериментировать Марина не решилась. Она собрала вещи и тайно, ничего не сказав ни родственникам, ни друзьям, ни коллегам, забрала младших дочерей и уехала. Только оставила всем прощальные письма. Старшие дети — 23-летний сын и 21-летняя дочь — остались учиться, работать и строить свое будущее пока в Германии.

"Я еще и младших немного обманула, — хитро улыбается Марина. — Самая младшая, которой 10 лет, была со мной в сговоре, подельница так сказать. Она у меня домашняя, не так привязана к друзьям. А вот та, которой 12, дружит с девочкой еще с детского сада. Для нее переезд, конечно, большая трагедия. Так что мы с младшей договорились свозить старшую в Москву и уговорить ее там. Ходили в музеи, в Москвариум, смотрели на всякие красоты. Я говорю, ну что, мы остаемся? Они — да, остаемся. Вот и все. И из Москвы мы сразу рванули в Ставрополь".

До февраля 2022 года Марина присматривалась к Краснодару. Хотя целесообразнее было бы остаться в Калининграде, ближе к Германии и к своим старшим детям, дух авантюризма и приключений подсказал ей, что она и так четверть века прожила на Балтийском море и надо попробовать что-то новое.

Были мысли о малой родине — Тольятти. Возможно, Самара, поскольку там остались кое-какие родственники. Но контакта с ними не осталось, поэтому вариант отпал сам собой. Да и слишком большим городом показалась миллионная Самара по сравнению с двухсотпятидесятитысячным Килем. И тогда в интернете Марина нашла Анатолия Бублика и организацию "Путь домой", которая помогает переселенцам, а он предложил Ставрополь.

— Анатолий сказал, давай к нам. Ну я и приехала 2 марта. А 6 марта мы уже вселились в квартиру, которую Анатолий помог нам подобрать. По сравнению с Германией здесь удивительно просто снять жилье. Там тебе надо собрать справки о зарплате, справку от предыдущего арендодателя о добросовестности оплаты, справку о том, что у тебя нет долгов, а здесь встретился, обговорил условия, заплатил и все.

— Нет, нет, Ставрополь волшебный. Я в этот город влюблена. Тут Черное море относительно недалеко, тут Кавказские горы. В географическом плане восхитительное место.

Гористость меня сначала немного пугала, вверх-вниз-вверх-вниз. Но потом я поняла, в чем прелесть. Однажды мы с детьми гуляли по городу и заблудились. И вот мы встали на возвышенности и увидели наш дом. Это ли не восхитительно?

А еще здесь очень вкусная еда. Дети надо мной смеются по этому поводу, но я говорю, что они ничего не понимают. По мне так здесь даже обычная шаурма вкуснее. Для большинства ничего особенного, а для меня это просто невероятно. Что они туда кладут? Огурцы, помидоры, масло — все здесь пахнет по-настоящему. Я не утрирую нисколько. В Германии огурец — это вода.

— Очень много оплачивает больничная касса. Это что-то вроде российского ОМС. Каждый работающий ежемесячно платит в кассу. Например, при моей зарплате в полторы тысячи евро, отдавать надо 180 евро и еще 180 евро отдает работодатель. Получается 360 евро ежемесячно.

Тем не менее, многие инвалиды остаются дома, потому что их трудно пристроить в специальные учреждения. Место, где я работала, как раз было таким. Это заведение для молодых людей от 18 лет, которые, несмотря на инвалидность, хотели бы еще учиться и даже работать. Другие сидят дома? и к ним медсестры приходят по часам. Иногда мамы сами ухаживают за детьми с инвалидностью, им за уход за собственным ребенком немного платят. Все очень по-разному.

— Я здоровый человек, так что пока Бог миловал всерьез столкнуться с медицинскими вопросами здесь. Из того, с чем столкнулась, могу сказать, что в России очень хорошо следят за здоровьем населения. Ежегодная диспансеризация — это очень важно. Причем бесплатная. В Германии такого нет, даже в медицинской организации, где я проработала 13 лет. Все на личной ответственности.

— Вы знаете, у меня в жизни все само собой получается. Везде попадаются добрые люди, каждый готов помочь. Не знаю, почему, но это так. Любой парикмахер, любой таксист предлагает — хочешь, на работу устрою? Ну я и устроилась. Поменяла пару работ, как и планировала — надо же все попробовать, все узнать.

Я же не жила в России очень много лет, не понимаю уже, как тут все устроено. Первый опыт был на фармацевтическом заводе. Хорошая зарплата, график шикарный, куча свободного времени. Но мне как-то не зашло находиться в лаборатории, в закрытом помещении 12 часов смены, фобия может быть какая-то. Так что через неделю я подумала, зачем мне себя насиловать, и уволилась. А прямо в день увольнения я оформила ипотеку.

— Да, так получилось. Просто я очень быстро нашла другую работу — в "Магнит Косметик". Помещение открытое, люди входят и выходят, людей я люблю. Да, зарплата небольшая, но зато весело, комфортно, близко к дому, можно экономить на проезде.

— У меня многое получается в жизни просто интуитивно. Иногда это накладно, иногда это, может быть, нецелесообразно. Но я точно знаю, что не буду жалеть, я буду кайфовать от процесса. Меня тут все спрашивают, была ли у меня в Германии своя квартира? А я говорю, что там все живут в аренду. Я даже не знаю, как это — иметь свое жилье. Ну и начала интересоваться и мне в итоге предложили квартиру. Тогда я решила, если ипотеку одобрят, возьму. Так что Новый год я уже смогу праздновать в своем жилье. Мечта сбылась.

Марина бодрится и не унывает, но вообще-то ей нелегко. Тянуть ипотеку и двоих детей с зарплатой до 30 тысяч рублей и пособием, вместе с которым доходы дотягивают до 50-52 тысяч — та еще задача.

"Другие сказали бы, ну, плоховато, а я довольна", — улыбается Марина.

В съемной квартире, по ее словам, шикарный ремонт, какого не было в Германии.

Марина с восхищением описывает красивую мебель в квартире — такое в Германии она видела только по телевизору. А ипотека, как она считает, по средствам. Однокомнатная на троих — это, конечно, очень мало, но и в Германии у нее не получалось отдельной комнаты для каждого члена семьи.

Так что, помимо основной работы, Марина, как и многие другие, находит дополнительные подработки, чтобы свободнее дышать.

Несмотря на все трудности, Марина наконец-то почувствовала себя дома, в не идеальной, но приемлемой для жизни среде.

— Я нетолерантный человек, — возвращается она к главному вопросу. — Когда я перед отъездом искала сыну квартиру, меня спрашивали, почему я уезжаю, а я отвечала — мне не нравится общество в Германии, не нравится гендерная политика. Я нетолерантна? Может быть. Но где толерантность ко мне?

Поэтому я хочу жить в России, жить так, как живут русские люди. Жить в стране, где мне не надо прятать георгиевскую ленточку на 9 мая, не надо переживать, что мне разобьют машину с повязанной ленточкой, когда я поеду на кладбище возложить цветы. Когда я уезжала из Германии, я, как говорится, рвала когти. И я никогда не пожалею, что сделала это.

— Детям пришлось тяжело, ведь я им даже не дала шанса проститься с братом и старшей сестрой. Я не дала им шанса проститься с друзьями. Так что была депрессия, были слезы и до сих пор очень трудно. Но есть интернет, они общаются. И когда вырастут, если захотят, поедут жить куда угодно. Это уже будет их решение.

А сейчас я хочу воспитать их в близком мне по духу обществе. Я русская, и мое место здесь. В моих детях течет моя кровь. Они должны здесь жить, это мое решение и до 18 лет я решаю за них. Я хочу, чтобы они были счастливы и им, на самом деле, нравится здесь. Просто скучают. Но я объясняю, что друзья сегодня есть, завтра нет, будут новые, а жить нужно в правильном месте.