Познакомились мы с Петром Петровичем Толочко в 2004 году, примерно за месяц до Оранжевого Майдана. Игорь Гужва, тогдашний главред киевской газеты "Сегодня", попросил меня взять интервью у академика на тему Киевской Руси. Если память не изменяет, оно должно было выйти в московском "Эксперте", в номере, посвященном Украине. Это интервью вроде как заказал его московский друг – Искандер Хисамов, работавший там замом главреда. Гужва сотрудничал с "Экспертом" давным-давно, еще до того, как пришел в "Сегодня", владельцем которой был Ринат Ахметов.
Тогда сражения между Русской и Украинской партиями, как внутри самой Украины, так и на внешнем контуре, велись не только в политической, идеологической и геополитической плоскостях, но и в исторической.
В исторических баталиях противоборствующие силы ломали копья вокруг десятка тем, в том числе имеющих прямое отношение к исследованиям Петра Петровича: имеет ли Московия право называться Русью, существовали ли украинцы во времена Древней Руси, украинцы и "москали" один народ или это два разных народа, славяне ли "москали" либо ославяненные финно-угры и так далее. У каждой партии был свой ответ на этот вопрос. Толочко был весьма весомой фигурой на историческом фронте – к его мнению прислушивались.
На все вышеуказанные вопросы он отвечал как представитель Русской партии. Поэтому пророссийски ориентированные интеллектуалы и активисты, ну и Москва, само собой, видели в нем ценный интеллектуальный актив: целый академик с нами, русскими! Это очень ценилось, так как большинство представителей украинской академической науки были с Украинской партией – искренне или по конъюнктурным соображениям, не важно.
Главное, что они не были с нами. Само же пророссийское движение в Киеве было "плебейским" - в основном в нем были представлены "разночинцы". "Аристократии" - крупных политиков, чиновников, бизнесменов – не было. Исключением среди "аристократов" было только церковное начальство.
На интервью Толочко согласился быстро. Мы – я и фотограф Анна Солнцева, тогдашняя жена Гужвы — приехали к нему в киевский Институт археологии. Это было современное здание, которое возвели на Оболони, на улице Героев Днепра рядом с самим Днепром.
Петр Петрович радушно принял нас в своем большом кабинете. Угостил чаем. Ему понравилось, что я пришел в компании молодой девушки. Он весь светился: улыбка не сходила с лица, постоянно шутил. По ходу интервью, обращался к Ане по имени, глаза у него горели добрым огоньком. Поэтому его очень расстроило, что она, пофотографировав, посидела с нами ради приличия еще минут десять и стала прощаться. Петр Петрович улыбнулся и так напористо с доброй усмешкой спросил: "Что, Аня, заскучали?" Вопрос ее смутил, она разулыбалась: "Ну что вы, очень интересно. Я бы осталась, но мне просто к ребенку надо". Толочко встал со своего места и обнял ее…
Чувствовалось, что академик был неравнодушен к женскому полу. Женщины его сильно вдохновляли. Он любил видеть их среди своей аудитории.
Увы, интервью в "Эксперте" так и не появилось. Почему не знаю.
Во времена нашего знакомства Петру Петровичу было уже далеко за шестьдесят: он был выше среднего роста, седая голова, энергичный, бодрый, красивый. Очень демократичный и открытый. Никакой высокомерной академической спеси, холодности, пренебрежения в нем не было ни капли. Он держался с достоинством, панибратства бы никому не позволил, но при этом общался на равных, очень по-доброму, не агрессивно, с интересом к собеседнику.
Еще одна черта мне нравилась в Толочко: он не был колхозником, хотя и родился в селе. Городской и интеллигентный, говорил всегда правильно, аргументированно, четко и ясно.
По своим убеждениям он, как бы сказал Василий Шульгин, был богдановцем, то есть сторонником Российской империи и ее воссоздания. Украинских националистов не любил. Украинство не переваривал.
В 2012 году он пригласил пророссийский актив Киева к себе, на круглый стол, проходивший на Европейской площади, в УНИАН. Там были историк ДКР Владимир Корнилов, писатель Олесь Бузина, журналист Владимир Скачко и еще много интересных джентльменов.
Помню, я тогда в своей речи обратился к нему с призывом стать нашим пророссийским академиком Сахаровым – политическим и идеологическим вождем Русской партии на Украине. Вождем южнорусских диссидентов. Мало того, я еще и высказал следующее пожелание (цитирую его в изложении Володи Корнилова, которое тот оставил в социальных сетях):
"Зажигает Alexander Chalenko. Призывает академика Толочко написать книгу, в которой бы говорилось, что малороссы и галичане – это разные народы и должны разъединяться. "Если об этом заявлю я, – говорит Саня, - то это сочтут эпатажем. А если заявите вы, академик, здесь будет 23 камеры!". Я (в данном случае Корнилов. - прим. ред.) добавил: "И одна передвижная…"
После слов Володи все стали смеяться, в том числе и Петр Петрович. Он никак не прокомментировал мое предложение, и не потому, что не был с ним согласен или не считал чем-то серьезным, а потому, что не хотел быть ни Сахаровым, ни сидеть в "передвижной камере" за "сепаратизм". Это была не трусость или боязнь репрессий, нет. Просто Толочко жил, как он сам при мне заявил в одной из своих выступлений, не в современности, а во времена Древней Руси.
После 2014 года он иногда приезжал в Москву, где проводил публичные встречи на Таганке, в Доме Русского Зарубежья. Туда приходили и мы, южнорусские политэмигранты, после победы Евромайдана жившие в столице России.
Он презентовал очередную свою книгу по истории Киевской Руси, вышедшую в Москве.
Поднимался на сцену, говорил вступительное слово, а мы потом задавали ему вопросы. Далее следовала автограф-сессия, потом фуршет, в течение которого мы тепло общались.
Вспоминается смешной случай на одном из таких мероприятий. Я узнал о предстоящем выступлении Толочко в Доме Русского Зарубежья день в день. И не успевал переодеться, а был я в тот день в рваных по моде джинсах. На коленях зияли большие дыры. Петр Петрович посмотрел на моё "рваньё" внимательно и без всякого укора предложил: "Саша, давай я тебе брюки куплю…" Мне ничего не оставалось, как рассмеяться и поблагодарить его в ответ.
В конце этих небольших воспоминаний скажу, что у меня сжимается сердце от мысли, что Петр Петрович умер в Киеве в полном одиночестве. Не в смысле того, что семьи, родных или близких не было с ним в ту минуту рядом, нет. Он умер в ставшем враждебном ему Киеве, где власть захватили его политические и идеологические противники, ненавидевшие и его, и его понимание того, какой была Древняя Русь. Русский Киев, мать городов Русских, который он очень любил, исчез, прервалась связь с его невидимой Родиной – Киевской Русью.
Я бы очень хотел, чтобы русское возвратилось в Киев, в том числе и для того, чтобы у нас, его идеологических друзей, была возможности прийти на его могилу и почтить его память.
Дождитесь нас, дорогой Петр Петрович! Рано или поздно мы придем с цветами и положим их к вашему могильному кресту.