У Крымской войны 1853-55 годов есть две начальные даты. С одной стороны, это 15 октября 1853 года, когда Турция объявила войну России (что, однако, могло закончиться очередной русско-турецкой войной с немного предсказуемым результатом). С другой, это 27 марта 1854 года, когда войну России объявили Великобритания и Франция, и конфликт приобрёл совсем другой характер и размах (учитывая атаки против Архангельска и Петропавловска-Камчатского она стала чуть ли не мировой).
Фраза "Турция – больной человек Европы" принадлежала александровскому кабинет-министру иностранных дел Фёдору Ростопчину. Верить ему, пожалуй, не стоило – не зря же Екатерина Великая благосклонно его аттестовала как "сумасшедшего Федьку". Но к середине XIX века османская империя была уже отнюдь не той Блистательной Портой, которой за полтораста лет до этого в первый (и, в общем-то, в последний) раз удалось одержать победу над Россией. Она находилось в полуобморочном состоянии и европейские державы (Россия в том числе) вынуждены были предпринимать реанимационные меры. В общем, основания повторять слова Ростопчина у государя Николая Павловича всё же были.
В этой связи он прямо говорил представителям Великобритании, что лучше не ждать распада Турции, которая почти наверняка станет причиной войны за османское наследство и может спровоцировать революционное брожение.
При этом, цели России были очень ограниченными – Николай желал независимости под протекторатом России для славянских народов (в статусе Валахии), преимущественных прав православной церкви для контроля над христианскими святынями и совместного англо-франко-русского контроля над Константинополем и проливами. Т.е., нечто вроде того, что было реализовано Антантой в 1918-20 годах, только без России.
Российский император не видел, почему бы Великобритании не пойти на такое сотрудничество.
Относительно Франции тоже можно было быть спокойным: она не имела никаких оснований воевать с Россией, а согласование позиций с Великобританией выглядело почти нереальным в свете традиционного соперничества между империями.
Так же Николай был уверен в поддержке Австрии (в 1849 году русский корпус под командованием Ивана Паскевича подавил венгерскую революцию и спас империю, заслужив России звание "жандарма Европы") и благожелательном нейтралитете Пруссии (благодарной за освободительный поход 1813 года).
Расчёты эти были логичны, рациональны и… неправильны.
Прежде всего, ошибка состояла в самой по себе логике. Автор ЖЗЛовской биографии Николая I Дмитрий Олейников называет его поведение "романтическим рыцарством" и указывает, что императора "беспокоила судьба православных христиан и верность союзу монархов против хаоса революций, британское правительство было озабочено рынками сбыта на Ближнем Востоке и безопасностью торговых путей в Индию".
Император не знал, или не придавал должного значения экономическому и политическому влиянию Великобритании на Османскую империю. Отправленный в 1853 году в Стамбул для ведения переговоров адмирал Александр Меншиков кажется не подозревал, что фактически он ведёт переговоры с британским послом лордом Стратфордом де Редклиффом. Если бы не его влияние, то турки скорее всего пошли бы на уступки…
Между тем, глава имперского МИД лорд Генри Пальмерстон совершенно серьёзно строил планы расчленения России, точнее – отторжения у неё национальных окраин с обязательным восстановлением Речи Посполитой.
Кроме того, Британия не желала усиления России на Балканах (идея "мягкого подбрюшья Европы" сэром Уинстоном Черчиллем была только образно представлена – так-то она и до этого существовала) и на Ближнем Востоке в целом.
С Францией было немного иначе. У неё действительно были неразрешимые противоречия с Великобританией (они стали внезапно разрешимыми только после франко-прусской войны) и не было причин воевать с Россий. Зато у неё был Наполеон III.
Во-первых, Николай I Луи Наполеона за ровню себе не считал, именуя его "дорогим другом", а не "братом", как было принято между особами королевских кровей. Что Наполеона, понятно, бесило.
Кстати, точно так же августейший брат Николая Павловича – Александр Благословенный, тоже Наполеона I императором не признавал. Какое-то время. Неудобно получилось. А до этого Россия долго и не слишком продуктивно воевала с Польшей из-за того, что поляки игнорировали правильное титулование российских царей (начиная с Ивана IV).
Во-вторых, в самой Франции не все считали племянника ровней дяде. Соответственно, ему остро нужна была маленькая победоносная война.
В-третьих, Наполеон III пришёл к власти при поддержке Ватикана и заплатил за эту поддержку ввязавшись в конфликт католиков и православных за контроль над церковью Рождества Христова в Вифлееме (собственно, этот конфликт стал непосредственной причиной русско-турецкой войны).
В-четвёртых, Луи Наполеон жаждал реванша за 1812 год.
В общем, то, чего не было у Франции, с избытком наличествовало у её императора.
Австрийскому императору Францу Иосифу I до смерти надоели напоминания о том, что он обязан престолом российскому родственнику и в целом покровительственное отношение со стороны Николая, который называл его "мой сын".
Впрочем, это всё не было важно, хотя и говорят, что в политике оказанная услуга перестаёт быть услугой. Главное было в интересах Австрии на Балканах. Николай I в январе 1853 года заявил английскому послу сэру Гамильтону Сеймуру: "пусть Молдавия, Валахия, Сербия, Болгария поступят под протекторат России". Что должна была подумать Австрия? Что в её составе тоже есть сербы…
Потому Франц Иосиф сформулировал свою политическую программу так: "наше будущее – на востоке, и мы загоним мощь и влияние России в те пределы, за которые она вышла только по причине слабости и разброда в нашем лагере. (…) Конечно, нехорошо выступать против старых друзей, но в политике нельзя иначе, а наш естественный противник на востоке – Россия".
Впрочем, в 1853 году Австрия против России выступать не стала, но и поддержку ей не оказала, а в 1855 году даже рассматривался вопрос о наступлении на Россию, по которому, правда, было принято отрицательное решение.
Прусский король Фридрих Вильгельм IV имел свои интересы.
Восточный интерес состоял в том, чтобы поставить турецких христиан под контроль пяти великих держав. Это открыло бы Пруссии путь на Ближний Восток.
С другой стороны, Пруссия не была заинтересована в усилении Австрии, которая была конкурентом в борьбе за объединение германских земель. В 1850 году Австрия и Пруссия чуть не сцепились, но Николай их растащил. В случае вступления Австрии в войну на стороне России Пруссия могла присоединиться к антироссийской коалиции.
Могла, но не присоединилась: Фридрих-Вильгельм опасался планов восстановления Речи Посполитой – ведь Пруссия была одним из выгодоприобретателей при её разделах. В 1879 году Отто фон Бисмарк писал: "в Восточной войне 1854 года Пруссия улеглась, как бдительная собака, у польских ворот, и лишь благодаря этому расколу западным державам пришлось объехать на кораблях целую часть света, чтобы получить точку для нападения на Россию".
В 1854 году был заключён австро-прусский договор, вхождение в который означало нейтралитет Пруссии.
Вот таким образом из четырёх потенциальных союзников в деле раздела Турции Россия получила двух противников, и две страны, которые придерживались неблагожелательного и благожелательного нейтралитета.
И не то, чтобы Николай I был неправ в оценках… Скорее он мыслил слишком рационально, а рационализма в политике не больше, чем в любой другой сфере человеческой жизни. Да и к мнению министра иностранных дел, графа Карла Нессельроде стоило бы прислушаться – он предвидел, что России придётся воевать в дипломатической изоляции (правда, есть основания полагать, что царю бы он такое не сказал, а сказав – не смог бы подтвердить фактами).