"Вокруг Булгакова": Новый год

С третьей женой он праздновал Новый год уже по советским традициям. Тем более, что в семье было двое детей Елены Сергеевны.

Свой первый новый год в Москве, 1922, Михаил Булгаков со своей женой Татьяной Лаппа встретил в семье Бориса Земского. Борис был братом Андрея Земского, за которого вышла замуж Надежда Булгакова— сестра писателя.

Их комната в той самой "нехорошей квартире" изначально была частью общежития Высших женских курсов, на которых училась Надежда Афанасьевна, и которую она получила как постоянное жильё. Потом Земские уехали в Киев, а в их комнате остались жить Булгаковы.

Борис Земский помогал Булгаковым в первую самую тяжелую московскую зиму. Жил неподалеку от Большой Садовой – в Воротниковском переулке.

Впрочем, в дальнейшем, до появления собственной отдельной жилплощади (а это трёхкомнатная квартира на Большой Пироговской, где Булгаков жил в 1927-34 годах), Булгаковы Новый год праздновали в гостях. Атмосфера "нехорошей квартиры" никакому празднованию не способствовала.

Вообще, Булгаков предпочитал многолюдные вечеринки – ведь так проходили любые семейные встречи в Киеве. Семья-то большая… С другой стороны, Новый год – праздник семейный, в 30-х со здоровьем у него было уже не очень, потому празднования ужались до четырёх человек.

Что входило в булгаковскую традицию празднования, которую он принёс ещё из Киева?

Прежде всего – ёлка. Она покупалась и ставилась на каждый Новый год обязательно. Насколько можно понять, Булгаковы предпочитали короткохвойные породы, прежде всего – ель или пихту.

Написанные в Москве слова Лариосика явно отражают отношение к этому элементу праздничного убранства самого писателя:

"Ёлка на ять, как говорит Витенька. Хотел бы я видеть человека, который бы сказал, что ёлка некрасива! Ах, Елена Васильевна, если бы вы знали!.. Ёлка напоминает мне невозвратные дни моего детства в Житомире... Огни... Ёлочка зелёная..." (тут ёлка является дополнением к ещё более знаменитым кремовым шторам).

Кстати, в "Днях Турбиных" ёлку наряжают… 18 января! В письме к своему другу Павлу Попову драматург объясняет:

"События последнего действия отношу к празднику крещения. (...) Раздвинул сроки. Важно было использовать ёлку в последнем действии".

Этот фрагмент ещё раз подчёркивает важность ёлки с точки зрения мистического действа смены года.

Подарки раскладывались на пол под ёлкой, на ёлке зажигали свечи (электрические гирлянды в то время были редкостью), а свет выключался. После этого в комнату с ёлкой впускали детей – Серёжу и Женю.

Главным сюрпризом новогоднего праздника был спектакль, написанный Михаилом Афанасьевичем, в котором он и жена исполняли главные роли. Это – безусловно киевская традиция, потому что семья Булгаковых была очень театральная, писал пьесы и ставил спектакли Михаил Афанасьевич уже тогда и не только на Новый год.

В одном из таких спектаклей Булгаков "надел трусы, сверху Сергеево пальто, которое ему едва до пояса доходило, и матроску на голову".

Ещё интересный момент: Булгаков, безусловно, видел старые немецкие рождественские открытки, на которых часто изображали свиней, как символ достатка. Один из вариантов – летящая свинья, на которой пристроилась девушка.

У немцев это было обращение к их мифологии и богине Фрейе, а у Булгакова борова оседлала Наташа, решившая податься в нечистую силу.

Если оставалось время до отбоя, то играли в разные игры, вроде шарад.

Праздничный ужин был довольно обычно скромным. Елена Сергеевна описывала пельмени и сладости, хотя вообще Булгаковы слыли хлебосольными хозяевами и могли накормить прорву народу разными вкусняшками.

Важным элементом прощания со старым годом было битьё посуды. Только не случайное, а продуманное – специально покупались чашки, на них писали события, которые хотелось бы забыть. А в новогоднюю ночь их торжественно разбивали.

Из дневника Е.С. Булгаковой:

"Новый год встречали дома. Пришел Женичка. Зажгли елку. Были подарки, сюрпризы, большие воздушные шары, игра с масками.

Дай Бог, чтобы 1937-й год был счастливей прошедшего!"

Сама Е.С. Булгакова считала, что 1937 год у них не задался. При всём уважении неудобно сравнивать тяжелый 1937 год Булгакова с тяжёлым годом тех его знакомых, которые 1938 год встречали в тюрьме, лагере, ссылке… То, что по Булгакову не прошёлся каток репрессий – само по себе чудо. Возможно, даже новогоднее.