— Андрей, как долго вы на этой войне?
— Первый мой приезд — 11 мая 2014. Следующий — в середине августа. До конца августа проторчал в районе Изварино, поскольку у человека, с которым заходил, был транспорт, а у меня — нет. Нужно было без машины, но с тяжелым грузом добраться до Донецка, и я ждал попутку.
В итоге добрался с медицинским конвоем, который вывозил раненых на Изварино.
Возить напрямую было небезопасно. Только-только сварился Иловайский котел, а из Донецка возили через район Антрацит-Ровеньки, поскольку Дебальцево уже было под контролем ВСУ.
В середине августа я зашел, в конце месяца прибыл в Донецк, а в сентябре устаканился в луганском батальоне «Август». До того ждал товарища, который должен был зайти с Семеновским батальоном. Мы собирали трофеи Иловайского котла, восстанавливали брошенную украинцами технику.
С конца сентября уже работал связистом в отдельном механизированном батальоне «Август», а в декабре стал начальником связи. Но это стечение обстоятельств. Просто в тот момент больше не было никого, кто хотел бы этим заниматься.
В этой должности отвоевал Дебальцевскую кампанию. А поскольку имел целый букет хронических заболеваний, за пару недель жизни в полевых условиях состояние здоровья моего опустилось ниже плинтуса. Пришлось вернуться в Россию, а 26 мая 2015 года приехать уже в качестве волонтера. Так и ездил до 2019 года. Тогда вернулся к службе уже в качестве рядового. Причем не там, где служил ранее, а в батальоне «Призрак».
— Почему именно в «Призраке»?
— Потому что в 2015 году наш механизированный батальон сократили до танкового, а танкисты не воевали. Они готовились, работали на полигонах, но часть, по сути дела, стала учебной. Люди приходили к ним на контракт, а после переводились танкистами в мотострелковые бригады.
Сам же батальон не воевал. Только взвод разведки лазил на передовую.
А «Призрак» работал на самом тяжелом участке, где и в 2021-м, и в 2022-м, и в 2023-м продолжались активные боевые действия. Там было очень адекватное командование, батальону здорово помогал гуманитаркой Координационный центр помощи Новороссии. Главное — батальон осваивал какие-то технологии и тут же передавал их соседям. Простой пример — шифрованная связь.
Да, сейчас это уже широко известные вещи. Но когда стали осваивать цифровизацию картографии, то есть на электронную карту наносить необходимые отметки, маршруты разведгрупп, «Призрак» не стал на всем это сидеть как на каком-то сокровище. Это стали распространять на отдельный разведывательный луганский батальон, на четвертую бригаду.
Благодаря чему? Благодаря волонтерской помощи, благодаря тому, что командир батальона Александр Геннадиевич Марков был московским айтишником с большим опытом, а потому и сам разбирался в вопросе, и выходы на айти-сообщество имел.
В результате управление было организовано так, как надо, а я помогал все это поддерживать в нормальном состоянии и масштабировать на соседей. В определенный момент, еще до начала СВО, пришлось заниматься ремонтом квадрокоптеров, поскольку связистам было чем заняться. Так у меня еще до спецоперации появился опыт ремонта беспилотников, хотя летать я так и не научился.
Когда началась СВО, масштаб гуманитарных задач увеличился в разы. Вот просто ракетой взлетел. Наблюдался рост уровня общественного интереса ко всему этому. Постепенно тему пускали в телевизор, а потом началась спецоперация и те люди, которые и так нас поддерживали, поняли, что настал момент истины. Они постарались максимально помочь нам, позабыв о себе, о собственных планах.
А когда выяснилось, что все пошло не по плану, поток помощи от людей лишь усилился, поскольку многие поняли, что так недолго и всерьез облажаться.
Благодаря этому получилось запустить такие серьезные штуки, как цифровизация связи в масштабах не только каких-то подразделений, в которых мы находились, но даже у соседей. А летом 22 года образовалась и оформилась группа медийщиков и волонтеров ОПСБ, в которой собрались люди, посвятившие этой теме не один год жизни. Кто-то в медиа, кто-то воевал, а кто-то и там, и сям.
У всех были телеграм-каналы по сто-двести тысяч, которые транслировали ситуацию. А люди готовы были помогать. Вот так и продолжаем заниматься этими вопросами.
— Что вообще москвич позабыл в Донбассе образца 2014 года?
— Дело в том, что это не был мой первый приезд в Донбасс.
Понимаешь, для многих людей Донбасс и тогда, и сейчас — это такая модная тема, как для многих, к примеру, модная тема — квадрокоптеры и борьба с ними. Вот и Донбасс тогда был модной темой, а потом все те, кому интересно было тусоваться с яркими личностями и искать приключений, одномоментно схлынули.
Остались лишь те, кто понимал, что это всерьез и надолго, а потому надо включаться в процесс. Надел хомут на шею и потащил.
Впервые я приехал сюда в 2005 году, в рамках нашей московской борьбы с попытками развернуть в России уличную политику в том же формате, что на первом украинском Майдане в 2004 году. Со стороны ведь оно как выглядело? Бабушки с ленточками и студенты устроили государственный переворот. Этой ситуации в России испугались: а что, так можно было?
Только ведь у этого была изнанка и огромное количество финансов тратилось на покупку чиновников, а вовсе не каких-то «онижедетей», которые с флажками да лентами резвились на площади.
Не все тогда просекали, и в России пришла мода на молодежную политику. Многие сейчас и не вспомнят, но старожилы еще помнят врага общества № 1 Алексея Анатольевича Навального малоизвестным юристом из партии «Яблоко» курировавшим две молодежные движухи: «Демократическая альтернатива» Маши Гайдар и «Оборона» Ильи Яшина*.
А в 2005 году эти организации даже не скрывали, что являются пользователями тех же технологий, что украинская «Пора». К ним приезжали те же тренеры, политтехнологи. Они обменивались опытом, издавали методички.
Что меня уже тогда люто раздражало — у нас вся эта кухня воспринималась как черная магия, а на западе — как технология. Ты, мол, возьми щепоть того и сего, брось в котел, добавь прядь волос, вари два часа в лунную ночь, произнеси заклинание и молодежная политика сработает.
На Западе же это была именно технология. Нужно столько-то девочек и мальчиков, столько-то денег, типография, телеканал и через три месяца будет готов такой-то сегмент государственного переворота. Но есть и другие сегменты: подкуп людей в государственных структурах, шантаж. Все это технологии. То есть магии, которая могла сработать или не сработать, противостоял завод, клепавший государственные перевороты.
Наши почему-то считали это каким-то ноу-хау, будто события в Венгрии 1956 года организовывались по каким-то другим лекалам. Да, времена изменились, технологии изменились, но принципы остались теми же, и в октябре 2005 года мы развалили две молодежных движухи, из которых планировали делать то, что сейчас называется «онижедети».
Поскольку группа наша сформировалась не из гуманитариев, привыкших работать со словом и философией, но из технарей, мы к этому подходили как к механизму, технологии. Старались разобраться, чему противостоим и как это правильно разобрать.
— Причем же тут Донбасс?
— Осенью 2005 года приехал сюда. Сперва нас было двое, а потом еще люди приехали. Приближалась первая годовщина Майдана и было понятно, что события попытаются как-то переиграть, кто-то будет пытаться собрать новые силы. Вот мы и приехали наблюдать за этим, перенимать опыт, поскольку тогда было огромное количество прорусских организаций, с которыми мы контактировали.
Также приезжали к людям в Киев общаться.
У меня прекрасная сцена была осенью 2014 года в батальоне «Август». Я и командир батареи «Градов» Алексей Селиванов стоим у машины, в которой сейчас поедем на рекогносцировку. Я — как связист, он — как артиллерист. А он вообще неглупый дядька был. Начитанный, эрудированный, с богатым жизненным опытом. В свое время был замминистра обороны Украины по работе с молодежью.
С самого начала — полностью на стороне Донбасса, на стороне России, до последнего момента находился в Киеве. Кончилось тем, что семь человек на него на улице напали и забили до того состояния, когда лицо фиолетовое, а глаза — щелочки. Тогда он уехал в Россию, выучился на командира батареи «Градов» и как-то очень здорово рассчитался. Не у всех осенью 2014 для сведения счетов было шесть установок БМ 21.
Так вот! Он смотрит на меня и спрашивает: «Андрюха, как вышло, что мы в 2005-м сидели на моей кухне в Киеве и рассуждали о том, какой будет эта война, когда она будет, а сейчас оказались в одном подразделении? Это случайность или нечто большее?» Я говорю: «Ты знаешь, это, наверное, все-таки закономерность».
В апреле 2014 года, когда уже загорелся Славянск, я уже начал расспрашивать окружающих на предмет того, не собирается ли кто поехать. Как правило, люди с реальным боевым опытом понимали, что это будет. То есть это ведь случайные люди, не сильно вооруженные, собрались противостоять армии.
Результат немножко предсказуем. А третьего мая захожу в интернет, вижу, что происходит и понимаю, что это уже без вариантов война. Нужно собираться.
Пятого числа прихожу к начальнику и говорю: «Дима, я поеду. Давай я за эту неделю закончу самые срочные дела, передам то, что останется, и поеду». Он тогда спросил, понимаю ли я, что здесь меня могут принять либо за украинского шпиона, либо за шпиона от своих. В таком ключе минут пятнадцать с приколами общались, а потом говорю ему: «Дим, понимаешь, я не могу не поехать и не попробовать что-то сделать».
Будущая бывшая супруга собирала меня в поездку. Никогда бы не подумал, что главным консультантом по снаряжению у меня долгие годы будет именно жена. У нее стаж горных категорийных туристических походов такой же, как у меня туристических вылазок в Подмосковье. Человек на порядок, а то и на два больше понимал в туризме и снаряжении, чем я сам.
Несколько дней ушло на поиск способов перейти границу и попасть в Славянск. Обращался к волонтерам, которые уже начали собирать и возить помощь, но так ни до кого и не дозвонился. Пробовал все варианты, а самый очевидный упустил.
Старинный приятель мой еще в мае завозил в Краматорск гуманитарку и вполне мог бы взять меня, но в эту сторону я тогда не подумал. Просто не подумал, что этот человек может впрячься.
Это, кстати, к вопросу о том, кто и что тут забыл. Люди, которые понимали, что происходит, в том числе и в Москве, часто удивляли. Вполне себе обычный московский житель, сотрудник того-то, работник этого-то, ничем не выделяется. А потом ты узнаешь, что полями-полями он пробрался в Краматорск и Славянск и привез гуманитарку. А ты не знал и пошел один.
Нашел человека, чья родня жила на границе между Луганской областью и Россией, а он рассказал мне, какие там есть контрабандистские тропки, по которым народ шастает, когда нужно. Через одно рукопожатие была у меня рекомендация к Стрелкову, и я подумал, что вот так и доберусь до Славянска. То есть перейду границу, зайду в ближайший город, где есть ополчение, скажу, что у меня рекомендация, и поеду.
План казался реализуемым и таким, в принципе, он оказался, если бы в Антраците я не споткнулся о товарища Козицына и его персонажей, которых осенью 2014 года довольно жестко зачистили за то, что там устроили. Мало того, что люди торговали антрацитом с Украиной, они еще угольные войны в тылу устроили. Вот кто-то на фронте воевал, а кто-то в тылу разбирался, какие копанки, шахты и сортировочные станции будет крышевать, что откуда вывозить. Такие вот смешные ситуации.
— Перед интервью ты сказал, что многие считают тебя любителем «нагнать чернухи». Шутки шутками, но сегодня ты являешься одним из самых ярких критиков Министерства обороны.
— При этом я официально являюсь российским военнослужащим.
— Так точно! Где же та грань между критикой и подыгрыванием неприятелю? Вроде бы критиковать нельзя, но кто-то ведь должен был публично сказать о «мосинках», которыми воевали донбасские резервисты.
— В железных касках, которыми им предлагали рыть окопы, поскольку лопатки не привезли. Уже говорил, что от 4/5 до 9/10 негатива, который сбрасывают мне люди, предпочитаю не озвучивать. И это не какой-то субъективный негатив, а системные проблемы и их проявления. Вот прямо все рассказывать незачем.
Ты просто берешь какие-то общеизвестные факты и объясняешь, почему так происходит. Прежде чем обнародовать, ты сидишь и думаешь: это сейчас поможет или навредит?
Люди, которые не привыкли углубляться в суть вопроса, сейчас говорят, что война родит нам новую элиту. Люди, мол, вернутся с фронта и точно так же, как ветераны ВОВ, решат все проблемы. Но война не формирует элиту. Война пожирает ее массово и ежедневно. Забирает лучших. Вместе с тем война порождает систему ответственности.
Если эта система не будет выстроена, то мы просто не победим. Если человек, например, угробил сотню подчиненных, устроив строевой смотр в зоне действия вражеских беспилотников, да? Безответственные люди спускают в унитаз тот ресурс, который формируют ответственные.
Часто спрашивают, как так получается, что меня до сих пор не посадили за дискредитацию Вооруженных сил. Дело в том, что я всегда опираюсь на факты. А ведь нужно будет доказать еще, что я соврал. К тому же люди, наверное, считают, что какую-то пользу я этим приношу, помимо своей основной деятельности.
Тут же еще другой момент! Люди часто считают, что «всепропальщик» написал какую-то аналитику, от которой оптимизмом не веет, а потом весь грустный упал на диван и напился от горя. А то, что аналитика — самая простая часть работы, они не учитывают. Оно ведь две-три недели варится в голове, формулируется, а ты лишь излагаешь.
Но есть вещи, которые ты в принципе не очень понимаешь, как нужно делать. Так и эдак пробуешь. Например, нужно выстроить работоспособную систему кадрового роста в сфере радиофикации целого армейского корпуса, поскольку и в этой сфере кадры решают все. И вот ты на пустом месте строишь систему на основании сильно ограниченных материальных и мизерных людских ресурсов. Комбинируешь, вкладываешься в обучение, в ремонтные радиомастерские.
Не все понимают, что скепсис в оценках оттого, что ситуацию вижу на пару этажей вглубь и несколько лет в оба края. Вижу, как она складывалась, как процессы накладывались один на другой. Именно поэтому говорю, что мы проиграем, если не будем вырабатывать систему ответственности и какой-то ограниченной, но гласности.
Вот это «завтра победим», которое как «Спокойной ночи, малыши» для простого гражданина, долго работать не может. Потому что одна «перегруппировка», другая, третья. Из-за этого у людей, которые не так глупы, как некоторым кажется, возникает недоверие к государству, недоверие к структурам. А неприятности, вроде революций, вырастают из недоверия, из не вовремя принятых решений, а также решений, принятых исходя из неправильных вводных.
Медийное «чего изволите» очень опасно. Посадят или нет — не столь важно. Нужно делать свое дело и стараться, чтобы система нормально работала.
Вот пример 205-й не так давно, да? Люди рискнули высказаться о проблемах и командование в итоге поменяли. Поменяли перед очень серьезными событиями. ВСУ ведь пытаются сейчас через Днепр прыгнуть в этом районе, но встречать их будет уже более адекватное командование.
Там ситуация очень серьезная, поскольку противник с воздуха постарался перехватить снабжение по рокадным магистралям. То есть все, что идет вдоль Днепра, они днем стараются перекрыть FPV-дронами, а ночью там летают «бабки-ёжки» и бомбят движущийся транспорт. Но командование сменили и это может сыграть важную позитивную роль.
* Физическое лицо, выполняющее функции иностранного агента.