— «Шантаж», да? Редкий позывной.
— Это еще с прошлого года. Я тогда начинал свою деятельность в СВО в составе «музыкантов». У них и получил свой позывной. Когда пришел к «Волкам», оказалось, что он не занят. «Зачем менять счастливый позывной?» — подумал я. Много с ним уже пройдено и еще больше нужно будет пройти.
— Далеко не все «музыканты» имели военный опыт до начала СВО. Как у тебя с этим?
— Служил девять лет по контракту. Бывал в Сомали, Пакистане, Сирии.
— Сомали — это ведь локация, а не подразделение?
— Локация-локация. Аденский залив, борьба с пиратством, вот это все.
— А здесь какие выполняешь задачи?
— Здесь работаю в составе артиллерии. Мы наносим противнику огневое поражение, не даем ему двигаться в расслабленной форме. Постоянно обнаруживаем цели, быстро и максимально эффективно их отрабатываем на передней линии, чтобы не возникало каких-то непонятных инцидентов.
— Конкретно твоя роль в этом какая?
— Я даю орудию прицелы, угломеры, получаю информацию от наших «глазок» в небе, корректирую огонь.
— И какова сейчас обстановка на вашем направлении?
— В данный момент обстановка у нас спокойная. Работаем по плану. Довольно быстро выявляем какие-то активности со стороны противника, отрабатываем по нему. Все спокойно, тихо, мирно.
— Тихо-мирно в городе Соледар…
— Я же не сказал, что у противника тихо-мирно.
— Если уж заговорили о нем, то на вашем направлении многие ребята отмечают, что противник ведет себя ненормально. Есть даже мнение, что медикаментозно подавляет страх. Что ты об этом думаешь?
— Это уже давно известный факт. Еще в прошлом году, отбивая их накаты, мы не понимали, как можно в полный рост и группой на тяжелый пулемет. В него попадают, а он не падает. Очередь нужно было дать в человека, чтобы упал. Заходя на их старые позиции после отката, мы находили шприцы, таблетки, ампулы иностранного производства.
— Неизрасходованные ампулы не попадались?
— Да мы как-то не придавали этому значения. Нашли, затоптали и все.
— СВО для тебя началось в ЧВК «Вагнер». Теперь ты с «Волками». Почему они, а не любое другое подразделение?
— Я исходил из того, что коллектив должен быть слаженным организмом, ибо это главная составляющая успеха. Его залог. Если в подразделении разлад какой, то это уже не подразделение вовсе. Оно уже не может работать как одно целое. Не может работать так, как должно бы. Искал подразделение исходя из этих вот требований. Нашел.
— В составе «музыкантов» ты освобождал Артемовск, который упорно называешь Бахмутом. Расскажешь об этой операции?
— Очень серьезная была операция. Много сил и средств в ней задействовали. И тут нужно отдать должное нашим командирам, которые все просчитывали и всегда знали, куда нам идти, когда и где стоять, что делать. Не было расхлябанности в подразделениях. Все работали как один организм — четко и точно. Я там, кстати, тоже работал в составе артиллерии.
— Выходит, что сперва ты освобождал Артемовск, а теперь обороняешь соседний Соледар?
— Выходит, что так.
— Беженцы из Артемовска натурально боготворят «музыкантов», которые занимались эвакуацией гражданских. Возникали какие-то нештатные ситуации?
— Еще как возникали. Представь себе: идет бой за укрепрайоны, которые в городе Бахмуте понастроили. Выходят наши штурмовые подразделения и приводят с собой девушку. Сколько лет ей было, сказать не могу — не помню. Но факт в том, что вышла она с месячным ребенком, которого родила где-то под обстрелами. Ребеночек жив-здоров. Ребята их эвакуировали. Сейчас живут где-нибудь в России.
— Она что-нибудь рассказывала?
— Да нет. Это все быстро происходило. Довели с первой линии до госпиталя, а потом уже дальше — в тыл.
— А было какое-то особое распоряжение насчет помощи гражданским?
— Сказать, что ставилась какая-то отдельная задача по поиску гражданских, я не могу. По-моему, такого не было. Шли тяжелые бои, там были сосредоточены серьезные силы противника, а потому конкретно заниматься поиском гражданских лиц на отдельных участках просто не получилось бы.
Либо мы натыкались на гражданских, либо мирные сами к нашим бойцам выходили. И уже когда парни видели, что идут гражданские, немедленно организовывали эвакуацию: бронежилеты им, каски, прикрытие. И так уводили в глубокий тыл.
— Бронежилеты и каски с себя снимали?
— А как еще? Выходит, что с себя.
— Выходит, что сами подставлялись, чтобы мирных вывести?
— Это человеческий фактор. Каждый уважающий себя военнослужащий, независимо от того, в ЧВК, добровольческом подразделении или армии России он служит, независимо от того, по контракту он или мобилизованный, не может не помочь гражданскому. Ты видишь, что идет женщина с ребенком, да? Ты же не бросишь их под пулями. Ты же человек.
— Перед интервью ты рассказывал о том, как ВСУ били по точкам эвакуации, зная, что вы поведете гражданских. Использовали ваш гуманизм против вас?
— И это тоже известный факт. Либо воюют, прикрываясь гражданскими, либо отход с позиций прикрывают ими. Оставляют там мирных и показывают так, чтобы наши заметили. Чтобы не могли использовать огонь тяжелой артиллерии, когда это нужно.
— Было что-нибудь в действиях ВСУ, что удивляло тебя на первых порах?
— По своей работе я хорошо знал, как они действуют, и использовал эти знания, чтобы делать свою работу еще лучше.
— Далеко не каждая армия использует свое население как живой щит…
— Это верно. Но я же не знаю, что там у них в головах. Не знаю, какие приказы отдает их командование. Ни одна армия в мире не должна прикрываться своими же людьми, чтобы обезопасить себя. Это уже какой-то несерьезный подвиг, как они это могут в своих СМИ показать.
— Грустных историй мы знаем предостаточно. А позитивное было что-нибудь за эти месяцы?
— Надо подумать, а то здесь ведь что ни день — подвиг или какая-то история. Из яркого — мой день рождения. Соорудили с ребятами из расчета импровизированный стол на позициях. Чай и все такое.
Стемнело и начала работать артиллерия ВСУ, а мы сидим такие: ничего себе, как красиво! Почти фейерверк. Ну и пошли шутки о том, что украинцы прознали о моем дне рождения и организовали фейерверк.
Все нормально, все живы. Посмотрели, посмеялись и разошлись по делам.
— По сути дела, ты профессиональный военный. Дальше по этой стезе пойдешь или думаешь о гражданской профессии?
— Не знаю. Тут уж как жизнь повернется. Все-таки у меня двое детей, воспитанием которых нужно заниматься. К тому же у меня мальчик, а мальчики не всегда маму слушают. Порой нужно тяжелое папино слово.
— Дети знают, где ты и чем занимаешься?
— Да, дочка знает. У нее все в школе спрашивают. Она, не стесняясь, говорит: «Мой папа воюет, находится в СВО». Ничего в этом постыдного нет.
— Супруга переживает?
— В первую командировку очень переживала. Все ведь спонтанно получилось. До начала спецоперации у меня закончился контракт, а бригаду, в которой служил, сюда направили.
Вот сижу я дома, смотрю телевизор, общаюсь с нашими ребятами. И как-то неприятно стало на душе оттого, что пацаны здесь находятся, а я в теплой квартире сижу. Позвонил, списался и мне сказали: «Приезжай». В течение часа собрал вещи и уехал на базу, на подготовку.
Первая командировка для жены была очень тяжелой. Очень-очень сильно переживала. Все — вернулся домой целым и невредимым. Вторая — уже чуть-чуть проще. Она смирилась с тем, что все равно поеду.
Но все равно, как любая жена, она переживает, беспокоится. Никуда от этого не денешься.
— У тебя богатый послужной список. Чем примечателен этот конфликт?
— Этот конфликт показал, что пора уже отказаться от боевого устава, который безусловно написан кровью, но слишком давно. Этот конфликт показал, что танковые бригады сегодня ничего не штурмуют, а полки в атаку в полный рост не поднимаются. Это война артиллерии, это война беспилотников. Причем беспилотников даже в большей степени, чем артиллерии. Эта война про действия малых штурмовых групп — от отделения до взвода. Вот им указывают точку на карте, которую сперва нужно взять, а после удерживать до подхода основных сил.
— Считаешь, что устав нужно переписывать с учетом опыта, приобретенного в СВО?
— Считаю. Потому что мы уже воюем не так, как в уставе написано. Взять ту же артиллерию, да? Одно орудие сейчас решит больше задач, чем батарея, которую нужно выставлять по уставу. Одно орудие сделает больше, но с учетом грамотного наблюдения с воздуха.
— Сегодня мы видели, как ваше орудие поразило цель буквально с двух выстрелов. На многих участках эдакой точности позавидовали. Почему вы так эффективны?
— Мы перед собою поставили задачу. Спортивный, так сказать, интерес. Суть в чем? Чем меньше снарядов ты выпустишь по цели, тем лучше. В первую очередь орудие труднее выявить. Враг не понимает, откуда по нему бьют.
Опять же, наблюдение. Сейчас наблюдение решает все. Вот мы дали первый пристрелочный выстрел, а «птичка» нас скорректировала. Мы вводим нужные поправки и вот он результат — второй выстрел идет прямо в цель.
— Я знаю, что у вас довольно скромные потери при завидных результатах. В чем секрет?
— Да нет никакого секрета. Все дело в грамотном руководстве. Хороший командир на поле боя — это девяносто процентов успеха всего предприятия. Если командир толковый, то и задачу подразделение выполнит, и потери будут минимальными.
— А как понять, что командир хороший?
— Не знаю даже. Но точно могу сказать, что это всегда понятно по тому, как люди относятся к нему в подразделении. Если уважают, если считают кем-то вроде отца, если к нему можно подойти с любым вопросом и получить хороший совет, то командир нормальный.
— Сейчас вокруг все разрушено, но однажды эти города восстановят. Есть желание приехать однажды в мирные Соледар и Артемовск?
— Думаю, что в будущем приеду с правнуками и покажу, где мы стояли, где бились. Вот как делали наши прадеды после Великой Отечественной: собирались семьями и ехали по местам былых сражений. И дедушка рассказывал внукам, что здесь его танк стоял, по этой дороге в атаку шли, а вон там стоял фриц. Поживем — увидим.
— Давно заметил, что градус презрения к врагу резко возрастает по мере удаления от линии фронта. Ты сам как относишься к ВСУ? Особенно в контексте насильственной мобилизации, в рамках которой в траншеях оказываются все подряд.
— Как показала практика, неприятеля, в первую очередь, нужно уважать. Нельзя их недооценивать. Мы должны учиться на своих ошибках, становиться лучше и учить других. Лучше ведь на чужих ошибках учиться, чем на своих, да?
Что же до врага и мобилизованных, то могу лишь посоветовать им одуматься. Их враг не впереди. Не на «нуле», а в глубоком тылу — в Киеве, в Верховной Раде. Или как там их законодательный орган называется?
Мы пришли не для того, чтобы их уничтожить. Мы освобождаем исконно русские земли от фашизма. А то частенько встречается у них немецкая символика — свастика, символика СС, шевроны нацистских подразделений. Ребята даже находили шевроны пехотных подразделений СС еще тех времен. Те же кресты на их танках. Для них теперь это почетно.
— Перед интервью ты рассказывал о наемниках из Польши и Грузии. Как они себя проявляют?
— Люди они подготовленные и неплохо замотивированные деньгами. Платят им побольше, чем русскому солдату. Но опыт показал, что мы лучше, поскольку перемалываем их целыми подразделениями. Тут уже наша мотивация играет важную роль.
— В Артемовске таких было немало. Приходилось сталкиваться?
- Я же артиллерист! Мне цель указали, а там уж без разницы, кто это будет: поляк, американец или солдат ВСУ. Для меня это цель, которую надо уничтожить, чтобы пробить дорогу ребятам, идущим в накат.
— Ты говоришь, что мы должны становиться лучше. За эти полтора года мы стали лучше?
— Стали. Много нововведений сегодня в войсках. И артиллерию стали по-другому использовать, и подразделения работают слаженно. Под эту войну мы подстраиваемся и довольно быстро.
— Чему же научил нас этот конфликт?
— С помощью советских артсистем, наподобие «Гиацинта», мы научились уничтожать польские «Крабы», американские «Паладины», которые считались в два-три раза лучше наших. Но многое тут зависит от опыта. Если у них в этой машине сидит неподготовленный экипаж, то и результатов не стоит ждать. Когда на советской машине работает толковый расчет, победа всегда будет на его стороне.
— Появление HIMARS по началу изменило ситуацию на фронте, но вскоре мы приспособились. Как воспринимается появление у ВСУ какой-нибудь новой импортной игрушки?
— Сперва мы смотрим, что это вообще такое летит, как оно действует. Дальше разбираемся. Тот же HIMARS, если не ошибаюсь, стреляет фугасными и шрапнелью. Против него научились делать специальные укрытия. Плюс спасибо нашим ПВО, которые научились спускать их с небес и делают это весьма эффективно.
— На вашем направлении активно применяются кассетные боеприпасы. Сильно они портят жизнь?
— Об этом лучше бы спросить у бойцов на первой линии, которые чаще имеют дело с кассетными боеприпасами. А я всего дважды попадал под кассеты. Главное — услышать. Там очень специфический звук идет. Дальше — укрытие. Никогда не ленитесь оборудовать себе хорошее укрытие! Чем глубже, тем лучше!
— О чем ты мечтаешь?
— Хотелось бы поскорее все это закончить и вернуться домой. Чтобы все вернулись без потерь и ранений. Чтобы мы встречались семьями. Вот у меня друг воюет на другом направлении. Наши жены регулярно списываются, поскольку мы в разных уголках России живем. Хотелось бы видеться с ним почаще, а не только руки пожимать на вокзале.