Одной из основных тем ХХ ежегодной встречи Международного дискуссионного клуба "Валдай", проходившего в Сочи 2-5 октября, стало формирование многополярного мира.
О параметрах новой мировой политической реальности в интервью Украине.ру рассказал модератор одной из сессий "Валдая", директор Института мировой экономики и международных отношений Российской академии наук Фёдор Войтоловский.
- Фёдор Генрихович, многополярный мир, о котором сегодня так много говорят – это уже реальность или всё же, скорее, некая декларация о намерениях?
- Я бы сказал, что это тренд, долгосрочная тенденция развития международных отношений. Корректнее было бы говорить не о многополярном, а о полицентричном мире, и в этом мире, безусловно, есть иерархия – и на сегодняшний день, и в перспективе. Причём эта иерархия различна для разных сфер.
Если мы затрагиваем военно-стратегическую сферу, то здесь, конечно, ключевые игроки – это США и Россия, а также уже в значительной степени Китай и совокупная военная мощь стран НАТО. Но если мы берём экономическую сферу, то здесь, конечно, два гиганта – это Китай и США. Можно рассматривать и другие области, такие, как динамика развития науки и инноваций. Есть и такие трудноизмеримые сферы, как гуманитарное и культурное влияние. И здесь тоже иерархия нынешней полицентричной системы будет различной.
Основная нынешняя тенденция выражается в первую очередь в том, что всё большую роль в развитии мировой экономики и международных отношений играют державы, которые ранее входили в то, что принято называть периферией. Их вес в промышленном производстве, в инвестициях, в инновациях, в международной торговле и системе разделения труда, в создании глобальных цепочек стоимости неуклонно возрастает. И в первую очередь здесь имеет смысл говорить о странах БРИКС.
Если мы рассмотрим совокупное производство стран БРИКС по целому ряду показателей, включая производство не только энергоносителей, но и стали, и технически сложных изделий, таких, как автомобили, то увидим, что эти страны либо уже существенно обошли страны "большой семёрки", или приближаются к ним. Если раньше мировая экономика двигалась в основном за счёт инвестиций, которые привносили транснациональные корпорации из стран "золотого миллиарда", то теперь мы наблюдаем всё больше ТНК из стран БРИКС, которые размещают инвестиции и выстраивают торговые и производственные цепочки по всему миру.
То есть, налицо динамика, связанная с относительным ослаблением США и их союзников и усилением тех, кто раньше находился в разной степени зависимости от западных инвестиций и технологий, а также от доступа на западные рынки. И это изменение в соотношении сил – самое начало долгосрочного тренда, который получит развитие в ближайшие десятилетия. И мы увидим такую систему международных отношений, в которой страны БРИКС будут играть всё более существенную роль, а страны "золотого миллиарда" будут вынуждены во всё большей степени приспосабливаться к объективно происходящим изменениям.
И то, что мы наблюдаем сейчас в форме конфликта России с США и НАТО на Украине, той гибридной войны, которую ведёт против нашей страны Запад – это не только борьба с российским влиянием и нежелание западных государств признать право России на собственную зону безопасности, но и системный вызов господству Запада в международных отношениях. Потому что на самом деле Россия вызвала крайнее раздражение США ещё раньше, когда она фактически оспорила американскую монополию на применение военной силы за рубежом. Это и вмешательство в ситуацию в Сирии, это и Крым. А в наши дни это специальная военная операция.
Сегодня для США важна не сама поддержка Украины, а противодействие размыванию права сильного, которым Вашингтон пользовался на протяжении предшествующих десятилетий. И динамика развития миропорядка во многом будет определяться тем, кто ещё бросит вызов Соединённым Штатам. Китай уже делает это в технологической и экономической областях. Но кто-то вслед за Россией может захотеть "пощупать" Запад и в других сферах. И для Вашингтона это будет долгосрочным вызовом.
- Всё-таки, как в контексте международной политики будет меняться роль БРИКС, и как вообще будет развиваться этот формат? Потому что сейчас складывается впечатление, что на данный момент это просто пять развивающихся стран, которые хотят повысить свой статус в ряде областей, но при этом преследующих подчас достаточно разные интересы. К примеру, Индия выступает против введения валюты БРИКС, в то время как Бразилия эту идею поддерживает. Также не стоит забывать о достаточно непростых отношениях между Индией и Китаем. Что будет в дальнейшем происходить с БРИКС, особенно если иметь в виду то, что в ряды организации был приглашён ещё ряд стран?
- БРИКС – не международная организация и не интеграционный формат. Это, скорее, клубное объединение держав с наиболее динамично развивающимися экономиками. Для его участников очевидно, что во многих сферах их интересы могут быть разнонаправленными.
Но сам факт, что страны БРИКС стремятся рассматривать мировую экономическую и политическую повестку, вырабатывать компромиссные позиции по многим вопросам, что они готовы обсуждать вопросы торговли и инфраструктурных проектов, что создан Банк развития БРИКС, что ведутся переговоры по поводу создания единой системы расчётов – всё это, на мой взгляд, показывает общую заинтересованность этих стран в углублении взаимодействия друг с другом.
Говоря о расширении БРИКС, стоит отметить, что разговор впятером – это уже трудно. А когда участников станет одиннадцать, разговаривать будет ещё труднее. Но при этом мы видим высокую мотивацию вновь прибывающих, направленную на участие в этом диалоге.
Что касается валюты БРИКС, то здесь, как мне кажется, не стоит торопиться. Учитывая растущую мощь Китая, другим странам БРИКС будет трудно участвовать в создании единой валюты с КНР. Но ввести единую систему расчётов, свободную от тех ограничений, с которыми уже столкнулась Россия и с которыми могут столкнуться другие страны БРИКС – это реальная цель, к которой можно двигаться. Кроме того, можно двигаться в сторону создания единых стандартов в различных сферах – стандартов качества, экологических и других. Здесь есть большое поле для сотрудничества.
- Запад, судя по его поведению, готов сопротивляться "многополяризации" мира и постепенной утрате собственного доминирования буквально любым способом. Может ли его позиция каким-либо образом смениться на менее конфронтационную?
- Думаю, что это, к сожалению, вопрос смены поколений. Когда произойдёт смена поколений элиты и уйдут те люди, которые видели фазу доминирования Запада, когда США и их союзники управляли мировым экономическим развитием и имели монополию на политический диктат и применение военной силы, когда уйдут люди, которые привыкли к вседозволенности в международных делах, тогда произойдут очень серьёзные изменения в сознании, мышлении и идеологии.
Вопрос в том, как быстро это произойдёт, потому что сейчас мы видим, что значительная часть не только американской, но и европейской элиты настроена весьма конфронтационно по отношению к любым попыткам оспорить западное лидерство.
Россия столкнулась с этим в самой жёсткой форме – военного противостояния, политического противоборства и экономической войны. Китай сталкивается с этим в виде технологических ограничений и отсечения от инвестиций. Думаю, что это давление со стороны США будет усиливаться.
Одна из главных озабоченностей Вашингтона – как изгнать Китай с европейского рынка. Россию в значительной степени удалось вытеснить с рынка ЕС и разорвать ту взаимозависимость между Москвой и Брюсселем, которая так беспокоила Вашингтон на протяжении двадцати лет. Теперь они хотят сделать то же самое с Евросоюзом и Китаем.
Но у нас до украинского кризиса оборот с ЕС был порядка четырёхсот миллиардов долларов, а у Китая с Евросоюзом он сейчас составляет более триллиона. Немецкий, французский, нидерландский бизнес в угоду Вашингтону принёс в жертву свои интересы на российском рынке, и точно так же от него будут требовать пожертвовать своими интересами в отношениях с китайскими партнёрами. Если это произойдёт, то это будет говорить о полной и окончательной утрате субъектности Евросоюзом и его ведущими странами. Это вопрос ближайших трёх-пяти лет.
- Возможен ли вариант, при котором Запад будет не консолидироваться, а, наоборот, дезинтегрироваться – континентальная Европа отдельно, Британия отдельно, США отдельно?
- Пока для этого не очень много предпосылок, потому что прагматизма в действиях правительств стран Западной Европы мы видим мало. Мы понимаем, что у нынешней жёсткой позиции государств ЕС есть не только политические и идеологические причины. Начиная с экономического кризиса 2008-2010 гг., а потом ещё в большей степени после пандемии зависимость европейских национальных банков от средств, которые они могли получить на американском финансовом рынке, равно как и от американских инвестиционных фондов, возросла. Где-то там и нужно искать основу нынешнего поведения европейских политиков. Ну и, конечно, американцы по максимуму использовали украинский кризис, чтобы консолидировать союзников в Европе.
Однако я думаю, что в дальнейшем мы услышим какой-то более самостоятельный голос Берлина и Парижа. Это обусловлено внутренними факторами интересов французского и немецкого капиталов. Но тем сильнее будет англо-саксонское единство.
Связи между США и Британией крепнут. Они начинают распространяться уже не только на европейские дела, но и на Азиатско-Тихоокеанский регион. Здесь Вашингтон очень заинтересован в дальнейшем развитии формата AUKUS, также действует старый формат обмена разведывательной информацией "Пять глаз".
Одновременно Лондон и Вашингтон рассчитывают на то, что торговые и технологические связи позволят глубже втянуть Индию не только в экономическое, но и в военно-политическое сотрудничество. Но пока мы видим, в том числе и по результатам недавно прошедшего в Дели саммита G20, что правительство Нарендры Моди всё-таки проявляет самостоятельность и готовность к диверсификации внешней политики.
Мы также видим, что, несмотря на достаточно высокий уровень антикитайских настроений в индийской элите, между Индией и Китаем всё-таки выстраиваются отношения "трудного партнёрства", а не конфронтации. Это не может не обнадёживать.
- Популяризация идеи многополярного мира всё же в первую очередь связана с Россией. Но может ли она действительно претендовать на роль одного из полюсов, учитывая, например, демографическую ситуацию и характер экономики?
- На мой взгляд, безусловно, может. Мы недооцениваем наше реальное богатство. Мы богаты не только ресурсами – у нас огромный потенциал, связанный с возможностями развития человеческого капитала. Да, у нас есть демографические проблемы, но при серьёзных инвестициях в качество жизни, в уровень образования, в развитие науки и технологий, в формирование национальной промышленной базы мы получим гигантские возможности.
Мы не Советский Союз – мы не можем играть на всех досках. Нам придётся выбирать приоритетные для нас направления экономического развития, перспективные технологии и инновации. Но человеческий капитал у нас очень существенный.
И у нас есть ресурсная база, которая позволяет нам не только развивать национальную промышленность, но и обеспечивать собственную продовольственную безопасность, и завоёвывать внешние рынки сельхозпродукции. У нас есть существенные заделы в военных технологиях и результаты в части продажи вооружений и боевой техники. Специальная военная операция покажет в действии многие из наших изделий.
Но в ближайшие годы нам придётся очень серьёзно сосредоточиться на том, что мы можем сделать в гражданском промышленном секторе. И это большой вызов. После распада СССР мы пережили фазу деиндустриализации, и сейчас мы должны встать – и уже встаём – на путь реиндустриализации. Если это получится, то мы получим очень серьёзный системный результат.