Герой России Евгений Черняев о том, как использовать подводные аппараты России в борьбе с Украиной и НАТО

Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру.

— Каждое глубоководное погружение несет в себе некую опасность, и даже на небольшой глубине бывают аварийные ситуации. С 1976 года я начал погружаться в подводном аппарате и каждые как минимум полгода проводил в экспедициях — половину своей сознательной жизни отдал морям и океанам. Глубина погружения аппаратов на 6 километров позволяет получить доступ к 98,5% всего океанического дна, кроме впадин и глубоководных желобов, которые могут быть с глубинами до 11 километров. Там многокилометровые толщи осадков, и не эффективно работать аппаратом на таких глубинах.

Я сделал огромное количество погружений к "Титанику", затонувшему в 1912 году и находящемуся на глубине почти 4 км — там опасно нависают листы, много тросов и различных обломков — особенно около кормовой части. Также опускались на 4,7 км на дно к "Бисмарку" [фашисткий военный линкор, один из самых опасных вражеских кораблей Второй мировой войны, который британцы потопили в 1941 году].

Когда произошла авария с "Комсомольцем", мы работали близко от экватора, в тропической части Атлантического Океана. Нас вызвали, дали точку: мы поняли, что идем работать на эту аварию. Я первый увидел состояние этой атомной подводной лодки, которая лежала на глубине 1,7 км.

Это была уникальная операция. Работы шли семь лет. На седьмой год мы сделали полную консервацию подлодки на глубине, потому что увидели, что ее опасно поднимать. В начале же мы три года подряд работали с целью поднять "Комсомолец" (определяли плотность осадка, исследовали обломки, которые помешали бы захватывать подлодку при подъеме), но позже обнаружили трещины в прочном корпусе судна, и решили сделать консервацию на глубине.

Также мы погружались к "Курску" [российский атомный подводный ракетоносный крейсер проекта 949А "Антей"] на глубину 107 метров и выполняли сложнейшие работы.

— Я думаю, что здесь [в Черном море] значительно сложнее сделать подобную диверсию. Во-первых, в истории с "Северными потоками" западные страны, в том числе Норвегия, были заодно, им было легче. Здесь Турция сама на "мелкой воде" не даст что-то сделать. С нашей стороны акватория тоже охраняется от подводных и надводных дронов — особенно после подрыва "Крымского моста". Надводные беспилотники в таких делах удобнее: развивают большую скорость и поэтому чаще используются противником.

Во-вторых, на "глубокой воде" с простой лодки нельзя осуществить незаметно подрыв — это должна быть специально разработанная операция. Кроме того, Черное море насыщено сероводородом, на дне плохая видимость и химически агрессивная среда. Понятно, что для диверсий можно использовать какие-то специально изготовленные глубинные подводные дроны, но все равно это значительно сложнее.

То же самое по личному опыту могу сказать про Балтику, что в некоторых районах моря не увидишь дна — там как будто молоком все затянуто.

— Если они захотят сделать диверсию, например, будут какой-то дрон готовить для подрыва, у нас военной техники всегда хватало и сейчас хватит, чтобы противопоставить ее заграничным подводным аппаратам, которые более громоздкие, чем наши. Для противодействия этому можно использовать в том числе наши легендарные "Миры", которые можно запустить и утереть еще раз всему миру нос.

Они нам повреждения наносят, а мы вообще можем взять и "обстричь" их системы связи. Когда я работал в Атлантике, на глубине больше 5,5 тысяч метров, наткнулся на трансконтинентальный кабель белого цвета, который при желании мог манипулятором спокойно взять. Этот кабель явно в Канаду или Америку мог идти — мы тогда в подробности не вдавались, мы наукой занимались.

У российских военных есть подводные аппараты на атомном реакторе, которые могут погрузиться на приличные глубины и отключить все британские, американские кабели. Это не секрет — наоборот, сейчас говорят про это, чтобы недружественные России западные страны одумались.

Наши аппараты всегда использовались для решения задач государственной важности, например, для поиска шпионской аппаратуры. Двухкилометровые аппараты "Пайсис", на которых мы работали, находили подслушивающие устройства — ящики, расположенные около кабеля. Такие аппараты — это стратегическая техника.

Сейчас, когда идет предел океанов, нам важно думать о геополитике как части военной мощи. И когда работу с нашими аппаратами ["Мир"] остановили, наша страна очень много потеряла в геополитическом плане. Ведь фактически с 1980 по 1990 год мы сделали огромное количество научных погружений. Например, мы были одними из первых, кто исследовал гидротермы [горячие водные растворы, циркулирующие в земной коре и способствующие миграции в ней].

Мы однажды пришли к гидротермам и не знали, что там из недр земли выходит раскаленная вода температурой 400 градусов по Цельсию. Эта вода сразу охлаждается, попав в окружающую среду. А на больших глубинах температура воды составляет около ноля градусов. У меня сгорел иллюминатор на забортной фотокамере, потому что я подошел слишком близко. Подойди я еще ближе, я бы сейчас не говорил с вами.

— Случилось такое, что люди отказались от здравого смысла, от опыта, который был приобретен человечеством. Подводное дело развивалось, начиная в 1934 году с батисферы [стальная шарообразная капсула], опускаемой в море на тросе.

Исследователь-естествоиспытатель Уильям Бип и акванавт Отис Бартон вывинчивали иллюминатор и влезали в батисферу, хотя это было очень опасно, потому что могло образовать течь. (Если мы снимаем иллюминатор с нашего аппарата, необходимо провести испытания на герметичность, убедиться, что течи нет; при этом происходит опрессовка иллюминатора). Да, и трос мог оборваться.

Я знал, что "Титан" должен погрузиться: ночью мне сообщили, что скоро будет спуск аппарата к "Титанику". Так вот с использованием "Титана", они вернулись в тридцатые годы, отказавшись от всего опыта. Причем данные по "Титану" появились в Интернете только после аварии. До этого были лишь доступны рекламные ролики и нечеткие фотографии, по которым я понял, что аппарат сконструирован неправильно, что корпус — это труба и нет входного люка.

Они отказались от комплекса нормальных испытаний. В частности, миллиардер Стоктон Раш, основатель и гендиректор компании OceanGate, заявлял, что проходить регистр не так просто, на это необходимо тратить время и деньги, это тормозит прогресс внедрения новых материалов и технологий. Однако новые технологии не внедряются таким способом.

Например, мы со специалистами из Крыловского государственного научного центре в Санкт-Петербурге после десяти лет работ на глубоководном аппарате проводили полную его разборку и испытание.

Кроме того, как ни курьезно звучит это, на "Титане" не учли печальный опыт "Титаника", где, по просьбе директора, который манипулировал капитаном, для большей комфортности палуб сняли часть шлюпок; объявили его непотопляемым кораблем из прочнейшего металла.

Когда я работал с "Титаником" я убедился, что на самом деле ничего такого не было — анализ показал, что использован фактически тот же металл, как на всех судах. К тому же, я предполагаю, что заклепки разошлись [при столкновении с айсбергом]. Но доказать последнее сложно. Когда я опускался к "Титанику", я видел, что он очень тяжелый, ушел достаточно сильно в грунт, и поврежденный айсбергом борт, лежащий глубоко под осадком, нельзя увидеть.

— В "Титане" нарушено много чего. Его конструкция скорее подходила для телеуправляемого аппарата, а не для спуска в нем людей на четырехкилометровую глубину. Там даже не было входного люка сверху: аппарат бы не допустили к регистру, если бы посмотрели данные, чертежи — что открывается передняя стенка на петле с иллюминатором вместе, и туда входят люди. То есть, всплыв на поверхность, у членов экспедиции нет возможности выйти наружу.

Опять же если обратиться к моему опыту, то внутри у наших подобных аппаратов есть решения на случай аварии, например, если объект не найдут на поверхности вовремя (учтите, можно прожить только трое суток внутри!). Мы можем поднять рубку, которая не даст волне заходить в люк и открыть его сверху; у нас есть средства сигнализации внутри аппарата: ракетницы, дымовые шашки, которыми мы можем свое местоположение обозначить для поиска.

Снаружи на аппарате установлены маяки: радиомаяк, проблесковый маяк, которые позволяют кораблю-носителю с блоком радиопоиска определить направление и дистанцию объекта, потерпевшего аварию. Также есть уголковый отражатель, который позволяет любому судну заметить пострадавший объект.

А в "Титане" даже если бы они всплыли и оставались последние капли жизнеобеспечения, то люди не смогли бы выйти из аппарата и погибли, пока их искали.

— Во-первых, труба — это очень неравномерные нагрузки. Во-вторых, я не мог поверить, что аппарат сделан из композитного материала с использованием алюминия, титана и углепластика. Углепластик и титан — очень прочные, но хрупкие материалы. При этом при циклической нагрузке более толстый титановый корпус в отличие от стального быстрее износится.

То есть нет смысла аппарат строить из титана и углепластика да еще и с формой "труба". Фланец и передняя крышка титановые — последняя, после загрузки в аппарат людей, завинчивается 16 болтами. Пока их не отвинтят, они никаким образом не выйдут из "мышеловки".

Третий момент. Понятно, что они, наверное, уже погружались на подобных аппаратах на 300–500 метров — и все нормально. А тут они замахнулись, чтобы к "Титанику" ходить на 4 километра, решили сразу на людях опробовать прочность корпуса — надо учитывать давление, разница почти в 10 раз. Очевидно было, что несчастье, если бы не случилось на этом спуске, то на каких-то ближайших .

Даже если они испытали батискаф на глубине в 5 километров, то лишь ускорили процесс разрушения. Титановая труба в слабых местах могла покрыться микротрещинами, которые при повторном погружении на 4–5 км могли разрастись и привести к аварии. При этом члены экспедиции могли слышать звуки разрушения, когда подходили к глубинам — "Титан" вряд ли внезапно "хлопнул".

Cвязи у них тоже нормальной не было, а должна была быть гидроакустическая связь с дублированием на разных частотах. Аппарат был заявлен для занятий наукой, но манипуляторов и других научных систем на нем не было — как грузовой автобус с одним окном, в который посадили туристов.

Кстати, когда после 1990 года у нас остановилось все бюджетное финансирование, и аппараты "Мир" могли уйти в металлолом, мы начали выполнять сложные контракты — снимать фильмы. Первые съемки в формате IMAX нам заказал режиссер, страстно желающий снять "Титаник" — поставили камеру в наш аппарат.

В 2010–2011 годах в мире было всего четыре аппарата, способных погрузиться на глубину 6 км: по одному во Франции и в Японии, и два у нас. Был еще один старенький американский аппарат Alvin — переоборудованный с 2 на 4,5 километра. Иностранная подводная техника, как показала практика, ни на что не сгодилась: не было нужного угла обзора из иллюминатора, недостаточно было места внутри для камеры, не хватало энергии для запитки мощных светильников для бортовой съемки.

У наших аппаратов нашлось все необходимое, и "Титаник" снимали мы. Мы выполняли контракты, и половину спусков за счет этого делали для получения научных данных, а 30% заработанных средств отчисляли в Академию Наук и на ремонт судов и аппаратов.

— Вы не первая спрашиваете меня об этом. Подобные вопросы мне задавали уфологи, и на Байкале люди ко мне приходили, и за границей тоже узнавали.

С детства у меня тяга к воде, я ее всегда любил, везде нырял; на больших глубинах погружался во всех океанах, морях, озерах — и на "Титанике", на "Комсомольце", на "Курске" и в Бермудском треугольнике. И представляете, сколько я погружался, уж ко мне-то они [НЛО] должны были прийти. Но нету!

— Я с удовольствием, думаю, было бы интересно!