«Дорогу! Дорогу! Дорогу! Дорогу!» — звонко пищат детские голоса, перекрикивая гул, какой могло бы издавать пластиковое ведро, если бы кто-то волочил его по асфальту.
Чего это они? Выглядываю — мальчишка и девчонка толкают перед собой игрушечный автомобиль, а тот подскакивает на разбитом тротуаре и весь дребезжит.
Где-то на окраине прифронтового района глухо ухают прилеты, но дети не реагируют. Родившиеся и выросшие на войне, они понимают, что ложится далеко.
Резкий и громкий хлопок— наш ответ. Тут уж малыши пугаются и бегут к маме. Знают, что «минусы» безопасны, но к этому звуку нельзя быть морально готовым. Бывает, что стоишь возле орудия с фотоаппаратом, надеясь поймать тот самый момент. «Выстрел!» — предупреждает боец, а ты делаешь снимок и дергаешься так, будто в три часа ночи кто-то хлопнул тебя по плечу. В пустом доме, окна которого выходят на старое кладбище.
«Боитесь? А я кого просила не убегать?» — ворчит женщина, обнимая двойняшек. Помимо какой-то безбрежной любви, в голосе слышится вселенская усталость. Она-то знает, как должно выглядеть счастливое детство. Она еще помнит.
Донецк. Мы работаем
Днем коротал время в кофейне, дожидаясь героя очередного интервью. Рядом сидели трое: девушка и двое мужчин. Один из них тихо рассказывал о бывшей супруге, которая уехала на ту сторону и воспитывает ребенка в украинском формате, настраивая против отца. «У них там сплошное "славаукраине", но я уже не дергаюсь. Время нас рассудит. Время расставит все по местам», — грустно улыбался он.
А на прошлой неделе всем миром собирали деньги семье мальчика Вовы, которому осколки украинского снаряда раздробили ножки. Детишек в семье четверо, а крыши над головой больше нет.
Пока одни жертвовали, другие песочили родителей мальчишки. Тем, мол, обязаны были вывести ребятишек из опасного Киевского района. Понятно, что не местные песочили. Да и не со зла вовсе. От непонимания и обиды за ребенка и бессилия.
Но в том и состоит неказистая правда жизни, что детей вывозить зачастую и некуда, и не за что. Аренда жилья в относительно безопасных районах донецкому работяге не по карману. Цены-то на приезжих рассчитаны, а если по зарплатам судить, то Россией мы так и не стали.
Донецк. Мы работаем 1
Непонимание — одна из самых болезненных вещей при интеграции Донбасса в большую Россию. Причем на уровне вице-премьеров это понимание имеется, но реализация — натягивание совы мирных правил и норм на глобус военных реалий. Стреляют так, что головы не поднять, а бюрократия все плодит и плодит, и плодит распоряжения, создающие очереди. Это в жизни война продолжается, а по бумажкам человеку всегда нужно куда-то ехать, что-то получать и оформлять. Желательно, уже вчера.
И стоят в очередях несчастные люди под серым донецким небушком, и надеются, что в этот раз пронесет. А в сводках тем временем то Калининский, то Ворошиловский, то Петровский район. В Горловке, Ясиноватой и других воюющих городах нисколечко не легче.
Минувшая неделя стартовала кроваво — под огнем артиллерии погибла медсестра Илона Чмырук. Банальная история для моего родного Петровского района: выскочила помогать раненым и была убита следующим снарядом.
Дальше — мальчик Вова, который до конца жизни теперь будет ходить на протезе, девчонки-сестры из Горловки и так далее и так далее. Резонансные остаются в памяти, все прочие стекают по нервам казенными сводками и растворяются в позавчера.
Тем временем в республике проходит праймериз — предварительное голосование за кандидатов, которых люди хотели бы видеть в списках партии «Единая Россия». Все это бурно обсуждается в ТГ-каналах кандидатов, но почти не соприкасается с реальной жизнью простого человека. Нет, понятно, что вскоре появятся яркие борды с призывом участвовать в политической жизни нашей юной, но гордой, однако ж, пока мысли обывателя заняты другим.
«Выборы? Нашли время! Да нет, братик, не до выборов мне. Лето идет — детей к морю нужно. Целый год в квартире сидели. В Краснодар их отправлю с женой — хоть воздухом подышат. А я пока поработаю. Может, и зимой куда-нибудь отправлю. А лето кончится — их в школу собирать. Опять нужны деньги. Выборы всегда будут, а выживать каждый день нужно», — исчерпывающе ответил на мой вопрос о праймериз молоденький таксист. Из корпуса в свое время уволился по ранению и жене обещал, что рисковать больше не станет. Тем не менее возит публику даже в опасные районы, поскольку обещания — дело хорошее, но двое детей — это двое детей.
Донецк. Мы работаем 2
Барахтаясь в проблемах и трагедиях, не успеваешь смотреть по сторонам, замечать изменения. Сидел вот и писал интервью, а оно не писалось и не писалось, ибо какой-то звук посторонний, непривычный и очень навязчивый. В окно гляжу — ходит мужик с бензиновой косилкой и травку на тротуаре стрижет.
Как-то неожиданно для себя и жителей Донецк, пусть и с запозданием, стал готовиться к лету: дороги чинятся, газоны стригутся, цветы сажаются.
«А за окном сжигает фонари проклятый дождь. Мой нежный мальчик, ты прости меня за эту дрожь. И пусть сквозь слезы прошептала тихое "прощай", не забывай. Не забывай», — всхлипывает откуда-то из-за дверей кинотеатра всеми забытая певица. А через дорогу, согнувшись в три погибели, женщины сажают цветы на клумбе, что перед драмтеатром. Мимо катится военная «буханка». Грязная-грязная, что говорит примерно обо всем. «Доблестная шестая рота. Быть воином — жить вечно», — написано маркером на заднем стекле.
И катится эта «буханка» по уже почти летним, изуродованным войной, но опрятным донецким улицам. Мимо студии красоты, витрины которой забиты фанерой, мимо обменника, заваленного мешками с песком, мимо пожилых мужиков в оранжевых жилетах с символикой КП ДРСУ на спинах, стелющих новую дорогу. Катится на войну, до которой отсюда рукой подать.