Глава первая четвёртой части романа Ивана Ефремова "Лезвие бритвы" производит странное впечатление. С одной стороны, это очень интересный текст, в котором писатель реконструирует жизнь наших предков. С другой стороны, упомянутая реконструкция никакой критики не выдерживает.
"Если бы любители рисовать древних людей запуганными, вечно голодными, покрытыми паразитами и грязью хоть немного задумались бы о том, что человеческие дети растут очень медленно. Для того чтобы вырастить полноценного, здорового, умного и сильного человека, требуется так много времени и так много забот, что в обстановке дикой жизни его родители не могут не быть героями, богатырями с высоким уровнем способностей и физического совершенства. Лишь десятки тысячелетий позднее, когда род человеческий невероятно размножился, он мог позволить себе дурную "роскошь" массовой детской смертности и выживания лишь малого процента наиболее здоровых, как бы автоматически компенсирующего неспособность родителей создать нормальные условия роста и воспитания своих чад. Так было в эпохи средневековья, особенно раннего капитализма или до недавнего времени — в колониях. (…) Селезнев (персонаж, над которым Гирин проводил свои опыты – Авт.) удивлялся малому числу глубоких стариков и понял причину, увидев, как настойчиво они кидались в бой на охоте, предпочитая гибель в сражении томительному увяданию старости".
На самом деле даже во времена Ефремова было достаточно палеонтологического материала, чтобы знать – чудовищная детская смертность была следствием отнюдь не классового общества, а, как выражается сам Ефремов, "общей неустроенности жизни".
Даже, например, в курганах Поднепровья, относящихся к IV-I тысячелетиям до нашей эры, подавляющее большинство захоронений детские. Самое известное в России захоронение, Сунгирское (г. Владимир), это двое детей. Люди в возрасте старше 40 лет встречаются крайне редко.
Впрочем, чего в этом удивительного, если даже во времена молодости Ефремова практически любое заболевание или ранение, сопровождающееся воспалительным процессом, приводило к смерти – антибиотиков-то не было… Да даже и сейчас, когда антибиотики есть, люди ухитряются умирать от пневмонии.
Палеонтологам и археологам известны очаровательные признаки не слишком хорошего здоровья древних людей. Например, на раннем этапе освоения земледелия в мусоре встречается огромное количество… сломанных зубов. В примитивных лепёшках оставалось немало кусков камней, при помощи которых делалась мука. Потом же, когда технологии обработки зерна и изготовления посуды стали более эффективными и появились каши, в том же мусоре обнаруживается масса зубов с признаками самого обыкновенного кариеса. А ведь здоровые зубы – признак общего здоровья…
У своего учителя Петра Сушкина Ефремов позаимствовал забавное заблуждение относительно того, что люди изначально селились в предгорьях.
"Селезнев понимал всё это, когда увидел себя в степи, далеко от осыпей разрушенных скал и валунов. Обычно охотники, отправляясь за добычей, всегда старались держаться вблизи спасительных камней, чтобы в случае опасности можно было добежать до них. (…) Теперь Селезневу стало понятно, почему скалы и развалины, отдельные валуны и гряды утесов и по сие время, десятки тысячелетий спустя, привлекают людей, кажутся уютными, напоминают о чём-то, служат прообразом архитектурных сооружений".
Сейчас можно с уверенностью сказать, что предгорья и вообще места выхода камня – не самое типичное место для жизни людей. Ещё австралопитеки вышли из леса в саванну, а не в предгорья. И в дальнейшем расселение людей продолжалось по равнинам, с привязкой к источникам воды, а не камня.
За камнем для создания орудий труда люди нередко отправлялись в длительные экспедиции. Вот, например, кремень, обнаруженный на стоянках в Костёнках Воронежской области добыт… в Донбассе.
Заблуждение Сушкина понять можно – ведь первые капитально исследованные стоянки древних людей находились в пещерах. Но в 1950-60 годах это представление устарело.
Пожалуй, самый яркий и самый смешной в своей нелепости момент касается сооружения древними людьми мегалитов.
"Один из неизвестных гениев, которому обязано человечество всем своим будущим, придумал передвинуть в степь огромные глыбы, какие не мог бы сместить и сам овернский мастодонт. Тяжкие плиты серого камня, надёжно врытые в твёрдую почву, образовывали крепость, могущую приютить в опасный час нескольких воинов, застигнутых темнотой при возвращении из дальнего похода. Следующую группу камней тащили ещё дальше, отодвигая её на едва видное глазу расстояние, которое хороший бегун мог покрыть, не сбавляя предельной скорости. Медленно, поколение за поколением, возводили люди в степи каменные крепости".
Ну что тут сказать? Кромлехи – сооружённые древними людьми круги из камней, действительно распространены в степных местностях. Автор этой статьи, работая в археологической экспедиции, тоже раскапывал кромлех, которым был увенчан курган IV тысячелетия до нашей эры.
Только тут такое дело… Кромлехи эти строились из камней размером с кулак, ну, может, с человеческую голову. Везли их издалека. В такой "крепости" нельзя было даже от мыши укрыться – слишком маленькие камни, слишком большие расстояния между ними.
© Picasa
Кромлех в Днепропетровском историческим музее. Фото В. Стоякина
Ефремов, конечно, был впечатлён Стоунхенджем, но это единственное мегалитическое сооружение, похожее на крепость. Но в виде близком к современному оно появилось во времена, когда слонов в Британии уже не было – они встречались ещё 400 тыс. лет назад, а Стоунхендж начали строить в III тысячелетии до нашей эры, причём мегалиты там появились гораздо позже. Подавляющее большинство древних мегалитов одиночные, никаких "крепостей" не составляют.
Впрочем, если мы вспомним, что речь идёт о бредовых видениях, возникших под действием ЛСД, то таких вопросов быть и не должно. Верно же?