Каждая из этих трёх новостей по отдельности подобна маленькой революции, а вместе они предвещают фундаментальные перемены в мировой экономике. Вот их и стоит обсудить подробнее.
Бразилия и Китай: торговля в национальных валютах
Долгие годы дедолларизацией была озабочена, пожалуй, лишь Россия, пострадавшая от санкций в 2014 году. Порой эта дедолларизация вполне укладывалась в пословицу «хрен редьки не слаще», и доллар меняли на евро. Впрочем, были и весьма экзотические случаи, например торговля между Турцией и Ираном в долларах. Однако тенденции всё же задавала Россия. Поэтому удвоение рублёвых операций и преодоление 50% доли рубля и валют дружественных стран в международных расчётах вместе с переводом ¾ торговли внутри ЕАЭС в национальные валюты уже мало кого удивляют. Иного от страны-бунтаря никто не ждал.
И вот в дело включалась Бразилия, чей товарооборот с Китаем по итогам 2022 года превысил 150 млрд долларов. Для сравнения: товарооборот России и Китая вплотную подобрался к отметке в 190 млрд долларов лишь по итогам прошлого года, продемонстрировав рост на 29,3%, но Россия и Китай находятся совсем рядом, а Бразилию и Китай разделяют два океана — Атлантический и Тихий. Поэтому интенсивность бразильско-китайской торговли несколько выше, чем российско-китайской: на Китай приходится 30% бразильского экспорта, оттуда же Бразилия ввозит 20% потребляемых товаров.
Однако новость о дедолларизации бразильско-китайской торговли важна по ряду причин. Бразилия своей СВО не начинала и под американскими санкциями не находится, то есть формально её торговле ничего не угрожает. Плюс Бразилия, как крупнейшая экономика Латинской Америки, задаёт тенденции и является неким экономическим якорем в регионе. Если Бразилия переходит на торговлю с КНР в национальные валюты, то её примеру последуют и другие страны материка, чья торговля зависит от Китая.
Торговля в национальных валютах важна тем, что она сокращает сферу использования доллара в мировой экономике, что приводит нескольким эффектам. Первый: США и их финансовая разведка перестают видеть транзакции между странами, торгующими в национальных валютах, так как отсутствует промежуточная конвертация национальных валют в доллар, а деньги не проходят через корреспондентские счета в банках США. Проще говоря, торговля в национальных валютах сродни мантии-невидимке из вселенной Гарри Поттера.
Второй эффект: платежи становятся быстрее в силу отсутствия промежуточной конвертации, также не приходится платить комиссию американским банкам.
Не все золото, что блестит
Впрочем, есть и недостатки. Их два: инфляция и сами национальные валюты.
Начнём с инфляции. В Турции, с которой Россия в части газа торгует в лирах, инфляция по итогам 2022 года превысила 64,2% в годовом измерении. Проще говоря, 1 млрд долларов в турецких лирах в 2021 году и 1 млрд долларов в турецких лирах в конце 2022 года — это не просто две большие разницы, а ещё и прямые убытки. Ну или другой пример: за две недели доллар в России вырос с 77 до 82 рублей. Для бизнеса такие прыжки имеют особое значение.
Теперь о самих валютах. С долларом всё понятно: за него можно купить что угодно и где угодно — на то он и является резервной валютой. А что делать при профицитной торговле, предположим, с Кенией? Нужно либо балансировать товарооборот (ограничивать экспорт в такую страну или наращивать импорт), либо искать способы конвертации кенийских шиллингов в какую-то свободно конвертируемую валюту дружественной страны. Свободно конвертируемых валют в мире 18 штук, из них дружественными являются всего две: сингапурский и гонконгский доллар.
Теперь о ситуации с Китаем и Королевством Саудовской Аравии (КСА).
КНР и КСА: юань вместо нефтедоллара
О желании Саудовской Аравии (КСА) и КНР перейти к торговле нефтью за юани пишут не впервые. Подобные новости были: WSJ написала об идущих переговорах 15 марта и раньше. Но теперь, на фоне Бразилии и визита председателя Си в Москву, такие переговоры и правда могут увенчаться чем-то, помимо вечного «договорились договариваться дальше».
Доминирование доллара в мировой торговле даёт США ряд преимуществ.
Во-первых, США могут «экспортировать инфляцию», так как способны регулировать объём оборачиваемых в самих США долларов, «сбрасывая» излишки за пределы страны, что позволяет проводить более мягкую денежно-кредитную политику.
Во-вторых, США могут себе позволить практически бесконечный рост государственного долга, при необходимости «допечатывая» доллары без угрозы существенного роста инфляции, ведь она экспортируется за пределы США. Впрочем, США в этой части уже давно потеряли чувство меры: для постковидного восстановления в 2020–2021 году было напечатано столько же долларов, сколько за период с 2008 по 2020 годы, что (вместе с таким же шалостями со стороны ЕС и Японии) обернулось взлётом инфляции.
Зафиксируем этот момент и на время вернёмся к недостаткам от доллара как резервной валюты для США. Проблема в том, что доллар нельзя девальвировать тогда, когда это требуется властям. Девальвация позволяет «корректировать» платёжный баланс: одно дело продать бочку нефти за 100 долларов получив за это 6000 рублей, другое дело — продать ту же бочку нефти за те же 100 долларов, но получить за это 8000 рублей. На эти «лишние» 2000 рублей, умноженные на миллионы тонн, можно не просто выплатить дополнительные пенсии или профинансировать что-то нужное государству, но и простимулировать свою промышленность, ведь по мере девальвации национальной валюты импорт становится дороже.
Но США такой возможности лишены: для них доллар и валюта экспорта, и валюта импорта. Поэтому в мире периодически вспыхивают валютные войны.
А теперь возвращаемся к американским долгам и Саудовской Аравии.
КСА входит в тройку мировых экспортёров нефти, поэтому её торговый баланс является профицитным, то есть продаёт королевство стабильно больше, чем покупает. Возникает излишек валюты, который нужно куда-то девать. Опций масса: можно проесть и прогулять (в этом преуспели саудовские принцы, пока им не урезали довольствие), можно во что-то вложить (как толковое, так и бестолковое), а можно инвестировать так, как это рекомендуют умные экономисты. А они на протяжении десятилетий советовали вкладывать деньги в американские долговые обязательства, то есть субсидировать гегемона.
На протяжении десятилетий у США и КСА были прекрасные отношения, ведь США стали гарантом суверенитета королевства. Но в последние лет 5 эти отношения стали портиться. Но машина по продаже нефти и последующим инвестированием излишков в американский долг продолжает исправно работать. Вот только если до Рейгана американский госдолг был меньше триллиона, то теперь он превысил 31,4 трлн долларов, увеличившись после 2006 года почти в 4 раза.
С 2020 по 2022 годы КСА сократила запасы своих казначейских ценных бумаг на 36,7%, или 67,7 млрд долларов, вернув их к отметке 2016 года, когда КСА держала 116 млрд долларов в американском долге. 2020–2022 гг. — это как раз президентство Джо Байдена. Саудовская Аравия — не главный американский кредитор, а всего лишь 16-й или 18-й (в зависимости от года). Осенью 2021 года разные страны мира инвестировали в американский долг 7,55 трлн долларов. К слову, КСА не единственная, кто сбрасывал американские облигации: КНР за 2022 год избавилась от облигаций на 173 млрд долларов (17% от общего объёма).
Логика вполне понятна: если КСА продаёт нефть не за доллары, а за юани, то зачем ей затем за эти юани покупать доллары и на них уже американские долговые обязательства? А сокращение объёма американских долговых обязательств ещё и снижает зависимость КСА от США, ведь не только кредитор зависит от должника, но и должник от кредитора.
Собственно, продажа нефти не за доллары — удар по нефтедоллару. Особенно если в позу стали два ведущих (Россия и КСА) нефтедобывающих государства мира из трёх (третье — США).
Индонезия без Visa и Mastercard
Отключение России от инструментов западной финансовой инфраструктуры — SWIFT, VISA, Mastercard — не прошло незамеченным и стало прецедентом, подтолкнувшим страны к отказу от данной инфраструктуры. Логика предельно простая: если Россию вмиг отключили, то отключить могут кого угодно. С учётом растущей из года в год доли безналичных расчётов этот процесс стимулируется самим государством, так как ему не нужно тратить ресурсы на эмиссию бумажных денег и легче контролировать транзакции — отключение безналичных расчётов подобно апокалипсису.
От такого апокалипсиса застрахованы лишь страны с собственными платёжными системами (ПС): Бразилия (Elo), Индия (UPI), Россия («Мир»), Япония (JCB) и Китай (UnionPay). Остальные пользуются американскими Mastercard и Visa (в США ещё есть American Express и Discover Financial Services, но они являются нишевыми). Не удивительно, что крупнейшее в мире исламское государство, насмотревшись на судьбу России, решило спешно импортозаместиться по важнейшему для финансового суверенитета направлению.
Последствия замещения Visa и Mastercard национальной платёжной системой вполне предсказуемы.
Во-первых, это ударит по доходам Visa и Mastercard, чистая прибыль которых в 2022 году составила 14,9 и 9,9 млрд долларов соответственно. Уход из России им обошёлся в 60 и 30 млн долларов соответственно. Но в России 146 млн человек, а в Индонезии — 277 млн. В таких условиях контроль за рынками имеет значение так как от него зависит работоспособность бизнес-модели платёжной системы. ПС зарабатывает на 4 типах услуг:
1. Платежи за доступ к самой системе;
2. Платежи за совершение платежей, чья величина зависит от количества самих транзакций;
3. Дохода от международных транзакций и операций по конвертации валют;
4. Прочих доходов, связанных с использованием бренда.
Эти услуги формируют выручку, часть из которой ПС возвращает своим клиентам в виде бонусов, доля которых доходит до 20% от валовой выручки. А утрата рынков сокращает выручку, ограничивая возможности по начислению этих самых бонусов, нанося удар по конкурентоспособности. Безусловно, таким крокодилам финансового мира как Visa и Mastercard смерть от потери Индонезии не грозит, но тенденция рискует сформироваться не самая приятная.
Ещё один побочный эффект от использования собственной ПС — сокращение возможностей США по финансовой разведке. Транзакции через Visa и Mastercard и позволяют США накапливать не только большие объёмы обезличенной информации, но и делать её вполне персонифицированной. Например, зарплата главного конструктора КБ «Малахит», где разрабатывают секретные атомные подводные лодки, как минимум до 2014-го была известна руководству VISA или MasterCard. Равно как были известны транзакции и все места, где он расплачивался картой. Данные о количестве, характере и географии платежей облегчали работу по вербовке подобных специалистов.
Так что национальная ПС — это не только вопрос суверенитета и экономики, но и государственной безопасности.
Мультивалютность вместо бивалютности
И напоследок о вечном, то есть о крахе доллара и его замене юанем.
Во-первых, крах доллару пока не грозит. Да, темпы дедолларазиции ускорились, но США не перестали быть сверхдержавой. Плюс США за прошлый год расправились с главным конкурентом доллара в лице евро, который теперь дешевле доллара, хотя до 2022 года всё было наоборот. Но если процессы и дальше будут ускоряться, а на расчёты в нацвалютах перейдут страны Ближнего и Среднего Востока, Африки и Латинской Америки, то доллар и правда станет региональной валютой.
Во-вторых, в списке свободно конвертируемых валют юаня нет (а доллар есть), на что у китайского руководства есть свои причины. 1,4 млрд китайцев вкалывали 40 лет не для того, чтобы их страна повторила судьбу США с их хроническим двойным дефицитом (бюджета и платёжного баланса). А превращение юаня в доллар лишит КНР с её развитой промышленностью ряда конкурентных преимуществ. Плюс каждый последующий цикл гегемонии, о чём пишет в своей книге «Долгий двадцатый век. Деньги, власть и истоки нашего времени» итальянский экономист Джованни Арриги, на треть короче предыдущего. Так что наслаждаться статусом сверхдержавы КНР будет меньше, чем США. Да и превратить юань в резервную валюту не так просто, как кажется — этому предшествует масса долгих подготовительных мероприятий.
Поэтому не стоит ждать того, что в ближайшее время мир разделится на две валютные зоны — долларовую и юаневую. Не факт, что это вообще случится, но если и произойдёт, то этому будет предшествовать длительный период торговли в национальных валютах, часть из которых станет региональными.