"Маг, регент, чародей, переводчик, или черт его знает кто на самом деле, — словом, Коровьев", – пожалуй самый загадочный персонаж из свиты Воланда. Самый загадочный и самый весомый – в адской иерархии он явно занимает очень высокое положение и близок к мессиру.
Статус
Начать следует с того, что Коровьев – первый член команды Воланда, который появляется на страницах романа.
Правда, в виде призрака: "и соткался из этого воздуха прозрачный гражданин престранного вида. На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный же пиджачок... Гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия, прошу заметить, глумливая". Впрочем, вскоре он появляется и вживую – чисто для того, чтобы направить Берлиоза под трамвай.
В дальнейшем он чаще всего находится поблизости от Воланда, покидая его или в условиях острой оперативной необходимости (когда дьявольская троица рассыпается, "спасаясь" от преследования Бездомного), или когда надо пошалить (организация субботних пожаров).
Кстати, с Воландом (и с Маргаритой в статусе королевы) он говорит без тени ёрничания, более того – "очень чистым и звучным голосом".
При Воланде он выполняет обязанности секретаря (ведёт от его имени переговоры, отвечает на телефонные звонки, принимает посетителей), а основная его функция – провозвестник смерти. Именно после его слов (не обязательно сразу и не обязательно, чтобы слова были связаны со смертью) обычно с человеком происходит беда – так было с Берлиозом, Соковым, Майгелем, в какой-то степени – с мастером и Маргаритой.
"Треснувший" голос (напоминающий звучанием фагот) увязывается с треснувшими пенсне и моноклем и наводит на мысль о "дурном глазе".
Имена
Фамилия "Коровьев" имеет два основания.
Во-первых, Наталья Кузякина высказала предположение, что фамилия Коровьев возникла в сознании писателя после знакомства с журналом "Безбожник": "должно быть номера "Безбожника" за 1925 год неоднократно шокировали Булгакова. Первый номер назывался "Безбожник. Коровий". И редакция объясняла: "Журнал наш — журнал крестьянский. Прежде всего хотим, чтоб был он для крестьян полезен и интересен... Поэтому и пишем мы в этом номере "Безбожника" и о коровьем здоровье, и о том, как знахари и попы людей морочат и скот губят"".
Во-вторых, "народное" название Ермолаевского переулка (при СССР – улицы Жолтовского) – Коровьев. Название происходило от коров, которых держали в доходных домах и которые ходили по переулку на водопой и пастбище к Патриаршим прудам. Именно из этого переулка выезжает трамвай, под который указал путь Берлиозу Коровьев.
С Фаготом проще – это именно шутовское прозвище. Ирина Белобровцева и Светлана Кульюс указывают, что по-французски "dire des fagots" означает "говорить нелепости", а слово "fagotin" — "шут", по-итальянски – "неуклюжий человек" (это идиоматические обороты, который Булгаков, хорошо владевший французским языком, мог знать). Ирина Галинская напоминает ещё "être habillé comme une fagot" – "быть, как связка дров", т.е. безвкусно одеваться, чему булгаковский персонаж беззастенчиво предаётся.
С другой стороны, у Грибоедова (!) Чацкий характеризует Скалозуба так: "хрипун, удавленник, фагот". Это характеристика речи, но трудно не вспомнить о том, что грибоедовский герой хвалит московский пожар, способствовавший "к украшенью" столицы, а Коровьев обещает, что "дом Грибоедова" (!) после устроенного им пожара будет отстроен "лучше прежнего".
Ну и, наконец, музыкальный инструмент, изобретённый монахом Афранио (это имя фигурирует в ершалаимских главах "МиМ"). Николай Римский-Корсаковговорил, что у фагота "тембр старчески насмешливый в мажоре и болезненно печальный в миноре". Ну а вид фагота соответствует внешности Фагота – длинный и тощий…
Прототипы
Любовь Белозерская полагает, что непосредственным прототипом Коровьева стал слесарь-водопроводчик Агеич, муж домработницы Булгаковых Маруси. Он был "мастер на все руки и, конечно, пьяница. (...) Алкоголь настраивал его на божественное: во хмелю он вспоминал, что в юности пел в церковном хоре, и начинал петь псалмы. Выпроводить его в таком случае было очень трудно".
Любови Евгеньевне доверять в этих вопросах не обязательно, но если вы уж хотите совсем безумных аналогий, то их вам с избытком выдаст "искусствовед в штатском" Альфред Барков: "Василий Иванович Шверубович, по сцене — Качалов, был сыном священника православной церкви в Вильно. В своей "краткой автобиографии" он вспоминал, что в детстве пел в клиросе церкви святого Николая (!), был пленён оперными эффектами известного в то время баритона Брыкина, под впечатлением от исполнения которым партии Демона облачался дома в рясу отца (прошу отметить этот факт) и "орал на всю квартиру: "Проклятый мир!.. Я тот, кого никто не любит и все живущее клянет". В романе слова "скалы мой приют" звучат в телефонной трубке при звонке в квартиру номер 50. (…) Кстати, в редакции, датируемой 1931 годом, слова "чёрные скалы мой покой" вложены именно в уста Фагота" (речь идёт о романсе Шуберта на стихи Рельштаба).
Из литературных прототипов можно вспомнить центральноамериканского бога Вицлипуцли, который упоминался в беседе Берлиоза и Бездомного, не только бог войны, которому ацтеки приносили человеческие жертвы, но и, согласно немецким легендам о докторе Фаусте, – один из чертей, первый помощник сатаны.
Чёрт в клетчатых штанах появляется в сне Ивана Карамазова у Фёдора Достоевскогои во сне Алексея Турбина у самого же Булгакова.
Ну и, главное, это разумеется Мефистофель, который не чужд шутовства (этот аспект, кажется, хорошо ухватил А.С. Пушкин, переведший некоторые фрагменты "Фауста").