Второго июля 2022-го в Артемовске геройски погиб боец ЧВК «Вагнер» Владислав Метельский. О том, какие люди служат в этом подразделении, об их мотивации и отношении к деньгам, о нелегком пути героя и книгах, на которых тот вырос, изданию Украина.ру рассказала мать Владислава Марина Александровна Метельская.
— Марина Александровна, как Владислав попал в ЧВК «Вагнер»?
— Воевать он пошел еще в 2015-м. Первого апреля. Пошел воевать, а мне сказал, что будет учиться, а потом и работать в комендатуре.
Начинал в бригаде «Восток». Наши только-только взяли Жабуньки. Позвонил тогда и говорит: «Ты сама не звони, а то я зарядное для телефона забыл. Сам буду звонить на минутку, чтоб не сажать батарею». Звонил и рассказывал, что оладьи с ребятами жарит или рыбку ловит. Все, мол, нормально, все хорошо. А у меня было ощущение, что ребенок где-то на курорте. Уже потом узнала, что был в Жабуньках и курортом там даже не пахло.
Я ведь знала своего ребенка и знала, что пойдет воевать, а потому отговаривала. Это было лишь вопросом времени. Когда все началось, ему восемнадцать лет было, а у меня папа в Одессе. К нему и поехали. Но мы-то думали, что везем сына подальше от войны, а на месте выяснилось, что это он нас привез. «Ну все. Вы оставайтесь, а я обратно поехал. Мне учиться надо», — сказал он тогда.
Он учился в ДонНТУ. Хотел открыть с друзьями СТО по ремонту и восстановлению мотоциклов. Был повернут на этом хобби. То «Днепр» старый купит, то «Юпитер», и возится с ними. Не столько ездить любил, сколько гайки крутить.
Потом их тренер по рукопашной борьбе погиб. Около тридцати было парню. Ребята его Иванычем звали и относились с большим уважением. Он вел секцию в 107-й школе, а как началось это все — пошел воевать. Ребят, правда, занял делом, чтоб за ним не убежали. В той школе было убежище. Вот им ребята стали заниматься: навели порядок, поставили кровати, натаскали воды и всего необходимого. Чтобы людям комфортно было. Седьмого октября Иваныч погиб.
Потом случилось несчастье у его друга Ильи. Влад очень тяжело переживал. Сестре Ильи было восемь. Погибла девочка вместе с папой и мамой. Влад все повторял мне: «Мама, она у меня перед глазами стоит».
И вот в конце марта 2015-го сказал, что идет в комендатуру, а в апреле оказался в «Востоке». Потом было какое-то разочарование. Тогда ведь наши ребята Марьинку брали, помните? Многие друзья Влада там были и многие ушли после этого. Сын тоже ушел.
— На этом война до поры закончилась?
— Какое-то время он и правда был дома, а потом ушел в «Легион». Была такая боевая организация. Заключил контракт на год, ездил под Амвросиевку. Но под конец они перестали куда-то ездить, и Влад не мог понять, зачем оставаться. Ушел не во время боевых действий. Ушел, когда воевать перестали.
Сказал мне тогда: «Всю жизнь хотел быть военным, а теперь понял, что не хочу. И воевать уже не хочу». Ушел на гражданку, устроился грузчиком, но там не прижился. На войне все понятно, а там он не мог понять, как водитель, который вроде бы свой, может воровать у тебя за спиной погруженный товар и подставлять.
Ушел с третьего курса ДонНТУ. Сказал, что в ДНР эта идея с мотоциклами уже не взлетит. Ниша крохотная и тех, кто в ней работает, вполне достаточно.
И пошел он в республиканскую гвардию, а мне сказал, что устроился охранником в какую-то организацию. Сдал все тесты, пообщался с командованием, и его взяли. Вот на общение он мастер был. Однажды был у него конфликт с одним школьным учителем и отправили Влада к психологу. Та вышла в диком восторге и все повторяла: «Какой ребенок! Какой парень!»
Попал именно туда, куда всегда и хотел — в разведку. Но я же вижу, что срывается из дома по звонку, надолго уезжает. Ну какая охрана? Выспрашивала, а он стоял на своем.
— Рассказал в итоге?
— Нет! Как-то 23 февраля убираю в квартире и слушаю телевизор. Канал «Юнион», по-моему. И диктор говорит, что доблестных бойцов спецназа пришли поздравить какие-то дети. Не помню уже. Смотрю на экран, вижу тех доблестных бойцов, а среди них — родные щеки. Звоню: «Как дела, доблестный боец спецназа, который еще и охранник?» Он засмеялся.
Его служба там кончилась после гибели первого главы ДНР Александра Захарченко. Подразделение расформировали. Хотя и ребята в нем служили отличные, и командиры. У них ротный был с краповым беретом. Пятьдесят с лишним человек на него сдавали, а семь или восемь были из ДНР. До финала дошли четверо и одним из них был этот мужчина. Притом что едва успел оправиться после ранения. Влад с такой гордостью мне об этом рассказывал!
Снова ушел на гражданку и поступил на юридический факультет. Каким-то образом оказался в Генеральной прокуратуре, где отработал целый год. Потом уволился и уехал в Москву.
— К родне?
— Да не было у него там ни друзей, ни родственников, но я была уверена, что справится. Три дня прожил в хостеле, а на четвертый уже работал. Там, правда, их обманули, но Влад успел познакомиться с ребятами, и те потянули его за собой. Причем туда, куда он и хотел — в промышленный альпинизм.
Это смешно, потому, что высоты мой сын всегда боялся. Тем не менее он почему-то всегда брался за то, чего боялся. А потом знакомые из Донецка пригласили его в Казань — в краснодеревщики. Там и заказы серьезные, и зарплата. Больше года он там проработал. Понравилось.
Коллектив у них был интересный: Донецк и Днепропетровск. Политику не обсуждали. Мы, дескать, работать приехали, а не ссориться. А я просто была рада, что у него все хорошо. Что он в безопасности. Через год уже стал бригадиром, а когда в последний раз приезжал сдавать сессию, предлагал нам с отцом уехать. Куда? Две бабушки тут старенькие, брат и работа.
— Учебу значил, не бросил?
— Нет-нет. Продолжал учиться заочно. А когда здесь все началось, он ведь не говорил, что куда-то собирается, а я не рассказывала про усилившиеся обстрелы. Зачем дергать парня? Не хотела, чтобы его сюда потянуло.
В марте позвонил и говорит: «Вышли документы свои и папины. Я меняю работу». Но я же понимаю, на какой работе такие документы требуются. Отказала. А он мне: «Ты мне сделаешь хуже, а все равно будет именно так, как будет». Пришлось отправить документы.
Потом ребята, с которыми он работал, говорили, что проснулись однажды утром, а в комнате уже нет ни самого Влада, ни его рюкзака. Встал пораньше и тихонько ушел.
Пятнадцатого марта в последний раз говорили. Говорю ему: «Что ж ты одну меня бросаешь, сынок? Отец после инсульта, бабушки старенькие». А он мне: «Я сейчас брошу трубку!» Обещала молиться. Он поблагодарил.
Не знаю, как сейчас с этим в «Вагнере», но тогда первый месяц связи с ним не было вовсе. Однажды позвонила девочка и говорит: «Мой супруг находится там же, где и ваш сын. Просил передать, что все хорошо».
Время от времени кто-то звонил и передавал приветы. Одна девочка звонила и писала чаще других. Мы сдружились. Однажды пишет: «У вас очень смелый сын!». Сказала тогда, что лучше бы он был осторожным. Другой раз звонит: «Муж просил передать, что ваш Влад — красавчик».
А пятнадцатого мая он сам позвонил. Там приложение какое-то специальное. Говорит: «Тут замечательно. Почти курорт. Работаю инструктором в воинской части». Уже потом я узнала, что он в «вагнерах». Что это штурмовая группа, разведка. А еще позже узнала, что примерно в то время он ранен был и с этим ранением вполне мог приехать в Донецк, но он и его товарищ отказались. Не то, дескать, ранение, чтобы отсиживаться.
— А как все же узнали, что он теперь «вагнеровец»?
— Пятнадцатого или шестнадцатого июня звонила та девочка и сказала, что ребята вышли из Попасной. А чуть раньше мне где-то новость попалась, что ЧВК «Вагнер» взяли Попасную. Искала ее потом, но всюду писали, что там НМ ЛНР. К тому времени я была на сто процентов уверена, что он «вагнеровец». Знаю ведь сына.
Ему ведь там нравилось. И командование хорошее, и сослуживцы. Может, и в пекле, но организовано у них все как надо. Однажды передала ему привет от ребят, с которыми в Москве работал, а он и говорит: «А ты знаешь, мама, какие тут ребята? Тут очень хороший коллектив!»
Приспособилась я писать ему сообщения. Всякие мелочи. Ну, к примеру, «мы с папой скучаем». Или вот у друзей ребенок родился, а я сообщила. Где-то 29-го отправила сообщение. Вижу — прочитал.
А первого числа приснился мне сон, по которому сразу понятно, что нет больше человека. Я точно помню, потому, что в этот день ушла в отпуск. Медсестрой работаю в четырнадцатой больнице. Но я была уверена, что с Владом плохое случиться не может. Просто махнула на этот сон рукой и никому не рассказывала. Решила, что не исполнится, если не расскажу.
Писала ему сообщения, но видела — не читает. Писала той девушке, но и она ничего не знала. Потом уже мне сослуживцы его признались, что знали, но сказать не могли. О таком должно сообщать руководство. Случилось второго июня, а мне сообщили пятого августа.
— Как это было?
— Я пошла в церковь, что на развилке. Заказала сорокоуст за здравие Влада. Вернулась и увидела сообщение: «Когда я могу с вами поговорить? У меня есть информация о Владиславе». Муж сразу понял, а я решила, что сын просто ранен. Сейчас мы соберемся и поедем к нему.
Звоню, а мне и говорят: «У меня для вас плохая новость. Владислав погиб». Ребята говорили потом, что погиб он геройски и все подразделение только о нем и говорит. Он ведь один погиб. А если бы не сделал того, что сделал, то жертв было бы больше.
К тому времени он командиром группы стал. Обычно назначают более опытных, но Влад себя проявил. Я покажу награды. Одну только нужно забрать. Это золотая монета — знак отличия ЧВК «Вагнер». 38 граммов. Такие дают очень редко и лишь за особые заслуги.
Когда о ней рассказали, мне было важно услышать одно: что сын получил ее при жизни. Сослуживцы сказали, что за два дня до гибели он ее получил. Для меня это важно.
— Сослуживцы много о нем рассказывали?
Говорили, что всем новобранцам рассказывали о «Мурзике». Это его позывной еще с 2015-го. Влад говорил, что он счастливый. И вот о «Мурзике» в подразделении ходили легенды. Он, мол, безбашенный.
Как же так? Я ведь помню, как мы идем с ним домой с Первой шахты, а через нас летят снаряды. «Страшновато», — говорю. А потом вижу, что у сына глаз дергается. С ним такое бывало. И сразу меняю тему, чтоб ребенка не пугать. Или в Ясиноватой, когда под обстрел с ним попали. Он вел себя правильно тогда, но видно было, что боится. И тут вдруг «безбашенный».
При этом те же ребята говорили, что скромный и добрый. И что голова у него работала здорово. Идут в разведку — Влад составляет план. Когда не стало его, ребята как без рук были первое время.
Так вот! Новичкам ведь рассказывали о нем, а тут вечером заходит Влад. Чаю выпили, поговорили и он ушел. А молодежь: «И это ваш Мурзик?!» Они-то думали, что Рембо какой-то войдет, а в нем роста было — 173 сантиметра. Все говорят, что спокойный и уравновешенный, но я знаю, что Влад был эмоциональным и ранимым.
— Как он погиб?
— Погиб Влад второго июля, в Артемовске. Наших войск там еще не было. Ребята пошли в разведку, выполнили задачу, а потом ему зачем-то нужно было вернуться. Пошел и на засаду нарвался. Наши потом взяли пленного из той группы украинцев. Остальных украинских ребят перестреляли.
И вот пленный тот рассказал, что Влада хотели живым взять, а он потянулся за гранатой. Рука в тот момент у него уже была прострелена. Зная его, могу предположить, что не только потянулся, но и сказал что-нибудь эдакое. Его и расстреляли сразу.
Погиб он мгновенно. Для меня это важно — чтоб сын не мучился. Очень боялась, что в плен попадет или что-то подобное. Но друзья сказали, что сразу погиб. На второй день его тело на руках вынесли, а те семнадцать украинцев еще в октябре там точно лежали. Странно. Это ведь их земля была, а тела никто не забрал. И не знают мамы, что с их детьми.
Знаете, Влад к противнику всегда с уважением относился. Говорил: «У меня есть идея, и я ее защищаю. А у него тоже идея, и он защищает ее с той стороны».
— Как вы думаете, почему именно «Вагнер»? Он ведь с 2015-го воевал и мог пойти в любое подразделение.
— Во-первых, был у него приятель по гвардии. Он ушел в «Вагнер» еще в то время, когда они в Сирии были. Звонил, предлагал.
Во-вторых, сын всегда хотел, чтобы в войсках был порядок. В других подразделениях тоже было нормально, но «Вагнер» порядком славится.
В-третьих, Влад был амбициозным мальчиком, а ЧВК «Вагнер» давно у всех на слуху. Друзья говорят, что сын и понты не пересекались, но честолюбия в нем было достаточно.
— Хотел быть с лучшими?
— Да.
— А вы как это восприняли?
— Решила, что это нормально. Я ведь не представляла даже, в каком они пекле воюют. Зато наслушалась о том, что наши ребята тут даже без броников. А там порядок и хватает всего. Я ведь как-то должна была себя успокаивать.
К тому же Влад хотел расти, а там было пространство для карьерного роста. Еще в гвардии, кстати, ему командир говорил, что перспективы есть, но придется стать жестче.
Там ведь какая история была? Сын был дежурным, ребята спали, а нужно было сделать какую-то работу. Сон в армии — золото. Влад все равно не спал. Решил не будить сослуживцев и все сделал сам. Кто-то из офицеров заметил и сделал замечание. Но до офицерского звания он там дослужился.
Я сейчас порой читаю, что «Вагнер» такие-сякие наемники и все ради денег. Обидно. Когда он просил документы прислать, а я хотела переубедить, то спрашивала насчет денег. Может, помощь с этим нужна? Он сказал тогда, что из-за денег воевать нельзя. Этот стимул не спасет ни от страха, ни от всего того, что нужно преодолеть. Чтобы воевать, нужно точно знать, зачем и ради чего это делаешь.
Но люди часто пишут о них гадости, а это неправильно. Ребята… Не на кондитерской фабрике они там. Так воюют, что с большим трудом социализируются через полгода. В той же Москве им в магазин сходить тяжело после всего пережитого.
— Вы говорили об идее. А как Влад принял Русскую весну?
— Когда появилась идея Новороссии и люди подняли российские флаги, сын был категорически против. «Я родился на Украине, и то, что в Киеве дураки какие-то, еще ничего не значит», — говорил он.
А потом завертелось в Славянске, и Влад стал думать иначе. Он просто не ожидал, что украинские военные, правительство и все, кто принимал решения, развяжут войну. Что будут стрелять в людей.
— Расскажите о его наградах.
— Пятого августа позвонили и просили девятого приехать в Молькино. Там нас встретила психолог. Очень хорошая женщина. Рассказала, что случилось, передала компенсацию и медали, которые Влад получил.
Там «За отвагу», полученная в июне. Она уже Владимиром Путиным подписана. Еще — «За взятие Попасной». Тоже подписана президентом. Плюс «За мужество» и еще одна, которая дается, если боец погиб. Ну и монета, которую получил за два дня до гибели. Скоро в Москве встретимся с его боевыми товарищами. Они передадут награду и расскажут, за что ее Влад получил. Обещали.
А еще… они сказали, что договорились между собой поставить на месте его гибели памятник, когда все закончится. Вот те ребята, которых спас Влад.
— Вы говорили о том, что нужно было как-то себя успокаивать. С 2015-го так и не удалось привыкнуть к тому, что сын воюет?
— Нет конечно. Влад, конечно, такой… то рыбка, то оладьи. Так беззаботно говорил, что учится. Тогда еще верила. А вот когда снова ушел, меня стало дергать. Но я ходила в церковь, молилась за него, литургию заказывала и сорокоуст за здравие. Может, связь между нами какая, поскольку я была уверена, что все с ним будет хорошо.
Еще в марте была уверена. А в апреле появилась тревога. Может из-за ранения. Но было чувство, что ему психологически тяжело. Тяжело видеть смерти и разрушения. Попадались мне фото Попасной. Он ведь часто говорил, когда на стройке работал: «Как интересно, мама! То воевал я, а теперь строю!» С таким энтузиазмом говорил.
Переживала за его психическое состояние. Летом, когда его уже не было, ездила с подругой в Краснодарский Край, а оттуда — на экскурсию в Абхазию. Там покой, тишина и горы. Влад любил тишину. В Москве для него было суетно. Думала тогда: «Сейчас придет в отпуск и пусть едет сюда!» Представляла его в горах с рюкзаком. Очень хотела, чтобы в тишине этой побыл.
— Много сейчас ведется дискуссий о правильном воспитании молодежи. На каких книжках рос Владислав?
— Знаешь, я приезжала к его друзьям в Москву. У них ребенок , мальчик. Посмотрела на малыша и подумала, что никогда в жизни не буду давать советов по воспитанию детей. Я ведь не пыталась воспитывать его в таком духе. Спрашивала даже: «Влад, почему ты такой?».
Конечно, сейчас мне, наверное, хотелось бы, чтоб он был домашним ребенком и сидел рядом.
А книжки он любил с раннего детства. То я ему читала, то отец, то бабушка. А когда сам научился, то все равно приходил к нам и просил почитать. Потом уже я ему Джека Лондона приносила из библиотеки.
Ах да! Когда я была маленькой, папа много книг привозил из Одессы. И была среди них…не помню автора, а называлась она «Самая крупная победа». Там про слабенького мальчика и хулигана, который весь двор гонял. Мальчик пошел на бокс, долго занимался, выдумывал победы, но в конце концов победил на каких-то соревнованиях. Классе в пятом эту книжку подсунула Владу. Он ведь с детства был физически слабеньким, а мне хотелось дать ему понять, что всего в жизни можно добиться.
Не знаю, в книгах ли дело. Мне кажется, что люди с этим рождаются. Помню, как гуляли с ним однажды. Года два было Владу. Только-только разговаривать начал. И вот другая мама стала ругать своего ребенка, а мой встал между ними и стал защищать его на этом своем тарабарском языке. Он всегда рвался кого-нибудь защищать.