Один из моих замечательных учителей, мудрейший Алексей Федорович Лосев, вообще считал мифологию, как органичную систему символов, важнейшим способом освоения мира.
В этом плане меня еще в юности впечатлила концепция одного продвинутого математика. Он доказывал, что встреча с черной кошкой — действительно «к беде». Никакой мистики: просто математический расчет по теории вероятности показывает, что случайное пересечение на улице с этой тварью равновелико предстоящей неприятности.
То есть «черный кот за углом» — символ вероятных напастей.
Это многое объясняет. Вожди охотников на мамонтов неслучайно предугадывали результат предстоящей охоты по символическим метаниям копий соплеменниками в схематические рисунки гигантов на скалах. Просто количество попаданий в ключевые точки показывало профуровень бойцов…
Вот только ход истории внес в этот слаженный механизм диаметральную коррекцию. Были этапы, когда символическими действиями предвосхищали ход реальной жизни. Но бывали и периоды, когда кусочком реальной жизни (и смерти) пытались предвосхитить будущее глобальной символики.
Союз Союзович подходил к своей кончине тяжелой поступью Командора. Он из живого, ранимого, но мускулистого и энергичного организма все более превращался в памятник самому себе. В окаменевший Символ! А памятник хоть и нельзя посадить, но можно разрушить. Тому, кто предугадал момент его падения и решился его подтолкнуть…
Уже много раз я вспоминал, как оказался неожиданно для себя причастным к крушению, пожалуй, величайшего социального проекта. Ельцин и Шушкевич вдруг пригласили Кравчука на охоту Беловежскую Пущу. При том, что никто из них завзятым охотником не был.
Один слишком пил и мог попасть разве что в колесо персонального самолета. Да и то — не из ружья.
Другой боялся оружия. Видимо, после того как стали намекать, что это он обучил своего практиканта Ли Освальда не только русскому языку, но и практической стрельбе.
Третий, несмотря на бандеровское отрочество, боялся крови и не имел серьезного оружия. Ствол Геринга, из которого хитрый Макарович позже планировал отстреливать «русню», ему тогда еще не подарили.
Все, в принципе, понимали, что охота — это только предлог. И готовились к другому. Поэтому Кравчук и поручил мне набросать на всякий случай вероятный вариант будущего союзного договора. Я и наваял. Мол, ветеран болен и требует радикального лечения: обновления элит, чистку механизмов связи власти и общества, вживление новых общественных институтов…
Короче, состояние тяжелое, но стабильное. «Разберемся», как говорил Владимир Семенович Высоцкий. Недаром любимой песней гения был марш «Вставай, страна огромная». Точнее, не марш, а рецепт.
Я и был уверен, что по этому рецепту всё и пойдет. Но не учел только, что поехали все не на простые номенклатурные «терки», а на охоту. А охота в Союзе была не только предлогом локального застолья, но и способом моделирования глобального будущего.
Именно на охоте «до первой крови» не только пили, но и планировали будущее. И клялись «черти» на этой крови подельникам в верности друг другу и придуманным «темам». И если охота была успешной — реальные удачные выстрелы, богатые трофеи, зачетные тосты, — то и в символическую жизнь возвращаться было не страшно.
Мол, раз мы в реальности такого наворотили, то в социально-политической виртуальности и не такое смогём…
Так получилось, что позже я смотрел в одном хитром банке культовый фильм «Особенности национальной охоты» вместе с руководителем госохраны Ельцина Барсуковым.
Михаил Иванович, помнится, на этом просмотре так возбудился, что достал пистолет уже после первой бутылки. А я сказал, что лейтенант с «макаркой» вызывает смех, а генерал — тревогу. И вообще, короткоствол, даже с разрывными пулями, не поможет: на экране уже была «прокачена» ситуация «слива» эпохи Ëлкина.
В Беловежье охотились на Союзное будущее. В «Особенностях» — на «Борискино царствие»…
Но не будем забегать вперед. Когда в Беловежье грохнули на троих целую цивилизацию, приняли документы, разрушающие эту «геополитическую реальность», не только я впал в недоумение. Сами участники этой охоты были в шоке. По крайней мере, некоторые.
Мне, например, доводилось говорить с тогдашним украинским премьером Витольдом Павловичем Фокиным. Сильный, порядочный, честный мужик. Слово — кремень, ладонь — тиски. Но, блин, охотник! Единственный из всей честной, а точнее, бесчестной компании. Он и смог единственным продраться тогда через утреннее беловежское жесточайшее похмелье и выйти на охоту.
В очередной раз подтверждаю, что матерый премьер с первого выстрела завалил приличного кабанчика. Он, скорее всего, не мог знать, что задолго до него здесь же устраивал пышную кабанью охоту «главный лесничий» Беловежья — упомянутый Геринг.
Маршал обычно стрелял из своего любимого карабина фирмы «Меркель», который потом достанется Кравчуку…
Символизм зашкаливает! Геринг по результатам охоты прогнозировал будущее военной компании. А Беловежский сходняк решил спроецировать выстрел на будущее Союза. Получалось — тот не жилец! Поэтому так просто отбросили предварительные наработки по его реабилитации и на коленке, дрожащей рукой Бурбулиса нацарапали некролог. И накатили по первой крови.
Много раз спрашивал Витольда Павловича: не он ли подстрелил Союза Союзовича? Вдруг, случись у него промах, история пошла бы по другому пути? Прагматичный хозяйственник отмахивался, как от дурного бреда: мол, не могут подобные, хоть и символичные, мелочи влиять на тектонические процессы.
Мол, цены на нефть, кризис планирования, номенклатурные привилегии…
Согласен, но мне до сих пор снится, что он промахнулся.