— Андрей, сейчас в Севастополе взяли двух агентов СБУ, которые работали на Украину, причем один — с 2016 года. Шесть лет, видимо, передавал данные за вознаграждение. Шесть лет — это для нашей контрразведки большой срок, чтобы выявить крота или информатора украинских спецслужб в наших рядах?
— Нет, срок это не большой и не маленький. Дело в том, что работа контрразведки принципиальным образом отличается от работы органов внутренних дел, полиции, уголовного розыска тем, что в случае выявления изменника это совсем не значит, что он немедленно должен быть задержан. Потому что его выявление не является конечной целью работы контрразведывательных органов.
Если даже обратить внимание на публицистическую литературу, которая описывает работу контрразведки, то мы знаем, что задача контрразведывательных органов — это выявление всей сети агентуры противника, выявление интересов спецслужб противника.
В некоторых случаях перевербовка агентуры и проведение так называемых оперативных игр, когда перевербованный агент-двойник дает ложную информацию противнику, в твоих интересах, и ты с помощью этой информации, внутри будучи оперработником контрразведки, выявляешь и интересы противника, и структуру его деятельности, и может быть, сам можешь таким образом проводить активные мероприятия в отношении их спецслужб.
Поэтому когда демонстрируются те или иные задержанные предатели, то это не значит, что это единственные предатели, которые были выявлены, и за этими рамками часто остаются другие участники этих сложных конструкций. Может быть, остающиеся сотрудничать, может быть, внимание от которых было отведено таким образом.
Все спецслужбы мира знают об этих методах и подходах, поэтому очень тщательно анализируют подобные задержания или подобные внешние проявления деятельности, потому что главный вопрос, который остается, — это что осталось за кадром, что осталось за рамками самого этого задержания. А кого не задержали, а почему не задержали, а вот шесть лет они сотрудничали, какую информацию они на самом деле давали, кто с ними общался в это время?
Потому что работа спецслужб непублична, и практически полностью находится за рамками таких легальных внешних публичных мероприятий, связанных с задержаниями, с демонстрационными акциями.
Когда эти акции проходят, это значит, что они являются только отголоском или элементом чего-то более сложного.
— Что из себя представляет контингент людей, которых вербуют украинские спецслужбы. Как украинские спецслужбы понимают, что этого человека нужно вербовать, а этого нет?
— Давайте сразу оговоримся, что формы и методы работы российских спецслужб являются государственной тайной. Сама технология работы спецслужб в контрразведывательном поиске является государственной тайной.
— Мы же про украинские спецслужбы говорим.
— Мы говорим про украинские спецслужбы, работающие на территории России, а работа украинских спецслужб на территории России — это контрразведывательная деятельность уже российских спецслужб.
Но вы правильно задаете вопрос в части того, кто является их контингентом. Потому что в таком случае я могу себе позволить ответить на этот вопрос в контексте повышения бдительности населения и понимания того, насколько уязвимо наше население в вопросах агрессивной деятельности противника, особенно в условиях боевых действий.
Первое, как бы это банально ни звучало, для того чтобы противник смог установить оперативный контакт, ему нужен физический контакт с соответствующим лицом, которое его заинтересовало. Поэтому это в первую очередь люди, которые хотя бы иногда бывают на территории Украины.
Это не является стопроцентной гарантией, потому что если человека изучили, он стал интересным, то с ним контакт могут установить где-нибудь в Турции, в любой другой нейтральной стране. Но все-таки в первую очередь под ударом те, кто периодически бывает, выезжает на территорию Украины.
Во-вторых, это люди, которые имеют какие-либо связи, которые представляют для противника интерес в правоохранительных, специальных, государственных органах, на каких-то объектах жизнеобеспечения.
Но так как СБУ сейчас работает фактически в режиме предоставления оперативной информации ГУР (Главного управления разведки Украины), которое проводит активные диверсионные мероприятия, то их интересует почти любой гражданин, который имеет возможность физических передвижений, наблюдений за военными объектами, за воинскими частями и прочими объектами, которые представляют интерес.
На севастопольский штаб Черноморского флота было нападение беспилотников, так кто-то же должен был их координировать, давать координаты, корректировать движение и прочие какие-то технические функции выполнять.
Поэтому не всегда наличие там связи является обязательным условием, потому что эти связи всегда можно нарастить или использовать в техническом режиме.
Поэтому все зависит от целей, которые ставят иностранные спецслужбы. Считаю, что в условиях боевых действий практически любой гражданин представляет специальный оперативный интерес для противника.
Поэтому, как только возникают некие тревожные признаки вокруг тебя — лучше сообщить об этих признаках в органы безопасности, в органы ФСБ, они уже разберутся, паранойя ли у тебя. Тебе вежливо скажут: «Спасибо, продолжайте наблюдение», как в культовом фильме «ДМБ» говорил известный контрразведчик, или все-таки есть здесь тревожные признаки. Профессионалы в этом разберутся лучше.
Потом будет мучительно больно, тут как в известном анекдоте про то, что коготок увяз — птичке конец. Как только, например, возникают предложения съездить в солнечную Одессу, где есть хороший знакомый, с которым можно переговорить про бизнес, а ты почему-то при этом госчиновник, или какие-то подобные вещи.
Если помнишь, были случаи, когда наши военнослужащие, бывшие крымские военнослужащие Украины, выезжали на территорию Украины, якобы оформить пенсию, какие-то документы переоформить, а их задерживали — это всё подобные ситуации.
— Иногда можно услышать, что та или иная диверсия на российском объекте произошла, потому что, например, беспилотник, ударивший по объекту, был запущен не с территории Украины, а был завезен на территорию России и там уже применен. Или сработали какие-то диверсанты, которые завезли взрывчатку. Практикуют ли такое украинские спецслужбы? Выявляют ли все это наши спецслужбы?
— Что там выявляют наши спецслужбы — эти вопросы нужно задавать в пресс-службу ФСБ, я думаю, они лучше ответят, я не уполномочен отвечать на подобные вопросы.
Могу только предположить, что спецслужбы Украины практикуют подобные действия очень активно, потому что для них мы не то что приоритетны, а мы — единственный, по сути, их противник, и даже не противник, а враг, и вся их деятельность, вся без исключения, сконцентрирована только на борьбе с Россией, причем на борьбе агрессивной, террористической, военной — любыми возможными способами.
Это у российских спецслужб, помимо украинцев, есть еще проблемы, связанные с американскими, немецкими, польскими — какими угодно — японскими, еще какими-то. Много разных спецслужб работают против России.
А у Украины есть только один враг — это Россия. Поэтому с утра до ночи ее оперативные работники всех контрразведывательных специальных подразделений занимаются тем, что проводят, организовывают активные и информационные акции против России.
А задача какая в отношении врага, с которым ты воюешь, — это нанесение ему ущерба. Не просто получение какой-то там информации, а нанесение ущерба любым способом — взрывы коммуникационных систем, убийства, уничтожение стратегических объектов. Мы это наблюдаем сегодня. Поэтому, так как у людей другой работы нет, кроме этой, то очевидно, что эта работа агрессивная и очень активная.
— Насколько разветвлённым является украинское разведподполье в Запорожской и Херсонской областях, на территории освобожденных районов ДНР-ЛНР?
— Тут все секреты в конечных последствиях, то есть, вчера в СМИ была очередная информация о покушении на замглавы Запорожской военно-гражданской администрации, и таких покушений за последние несколько месяцев уже десятки было. Какие-то успешные, с точки зрения противника, какие-то неуспешные.
Начиная от Стремоусова и заканчивая очень большим количеством чиновников, активистов, убитых и раненых. Такое большое количество покушений невозможно без очень разветвленной сети агентуры.
Опять же, напоминаю, что одна из исполнителей убийства Дугиной — жительница ДНР, которая, судя по всему, была завербована для диверсионных акций именно в режиме агентурного залегания.
Поэтому даже по внешним признакам, по конечным проявлениям успешности этих террористических и диверсионных актов можно говорить о том, что все сети разветвленные, работа проводится, и предстоит еще огромная работа по ликвидации этих сетей.
Спецслужбы на месте не сидели все эти восемь лет, и сами развивались, и свои оперативные позиции развивали. Поэтому и борьба с этим — это дело не только спецслужб российских, но и всего общества.
Конечно же, спецслужбы эту работу должны организовывать, и я думаю, что организовывают. А так это да, достаточно серьезная проблема, потому что покушаются же не только на чиновников — уничтожают объекты жизнеобеспечения, отравляют воду, взрывают нефтегазовые коммуникации.
Поэтому это все угрожает жизни, здоровью, безопасности простых граждан, всего населения. Конечно, с этим должны бороться, и борются.
— Если везде установить камеры наблюдения, которые все фиксируют, и информация с которых записывается на компьютеры, то это снизило бы террористическую активность раз в десять. Почему этого не делается на территории бывших украинских регионов? Что это, экономия или непонимание?
— Какая экономия?! Когда в населенных пунктах неделями нет света, нет электричества, то какие камеры будут работать? МВД элементарно зачастую нет. В экстремальном режиме выживания существуют большие населенные пункты.
Поэтому система «Безопасный город» — вещь прекрасная, но для этого нужно, чтобы хотя бы относительно стабильно эти населенные пункты существовали, а потом уже можно и камеры устанавливать.
Это вещь, конечно, очень удобная, у нас зачастую многие правоохранители только на основании записей камер, мобильных трафиков телефонных звонков преступление раскрывают, особенно уже не напрягаясь в режиме традиционной сыскной работы.
Проблема только в том, что такие системы работают тогда, когда вся инфраструктура населенного пункта нормально функционирует, а не только камеры, при обесточенном, умирающем от жажды, страдающем от обстрелов городе.