...Ровно 105 лет назад, 20 ноября по старому стилю, родилось выражение "отправить в ставку (или в штаб) к Духонину". Страшная революционная присказка восставших беспредельщиков, которые под прикрытием революции чинили самосуд и вымещали врожденную ментально-затаенную злобу от имени абстрактного быдла на вполне конкретных людях. В Могилеве в этот день был убит, а потом и растерзан 40-летний генерал-лейтенант Николай Духонин. Последний небольшевистский и. о. Верховного главнокомандующего Русской императорской армией.
Озверевшие революционные матросы тогда накуражилась вволю. На глазах у сменщика Духонина, присланного вождем революции и организатором октябрьского переворота Владимиром Лениным нового главковерха бывшего прапорщика царской армии Николая Крыленко, пьяные и озверевшие от классовой ненависти матросы, как долго утверждали, "краса и гордость революции", вытолкали генерала из штабного вагона. Он туда добровольно и без охраны пришел передавать дела, а ему выстрелили сзади в голову и тело бросили на штыки. Улюлюкающая от кровавого вожделения толпа внизу долго измывалась над телом уже мертвого генерала. Его кололи штыками, рубили саблями, били прикладами. А потом выкололи глаза, втиснули в искореженный рот папиросу и усадили под штабным вагоном рядом с трупом дохлой собаки.
После оттянули на площадь и бросили в замерзающей окровавленной жиже. И метнулись к генералу домой – растерзать еще и жену Наталью Владимировну, она, как свидетельствуют мемуары очевидцев, была необыкновенной красоты. Но не нашли. По одним данным, она в это время была в церкви, что ее и спасло. По другим – Духонин еще накануне отправил ее в Киев, ее и его родной город. Он знал, что с ним могут сделать большевики-революционеры, купленные не немецкие и австрийские деньги для немедленного заключения сепаратного мира между Россией и Германией, и писал жене: "Я имел и имею тысячи возможностей скрыться, но я этого не сделаю. Я знаю, что меня арестует Крыленко, а может быть, даже расстреляют. Но это смерть солдатская".
Однако убивали-то его не солдаты, а быдло, которое в перерывах между глумлением над телом не позабыло еще и ограбить бездыханный труп: были сняты сапоги, шинель, одежда. После на теле убитого было обнаружено 16 штыковых ран, 3 шашечных в голову и 2 огнестрельных в спину. Вздыбленный революцией и выпущенный из социального намордника сброд не только убивал бывших "хозяев жизни" и, как ему казалось, "добирал свое" материально. Он еще и мстил за свою прежнюю жизнь, вымещал и компенсировал свои прежние неудачи. Обращают внимание эта папироски, втискиваемые в уже мертвые обезображенные рты жертв. Генерал Духонин не был первым, над кем так поглумились.
Уже 4 марта 1917 года, через два дня после отречения императора Николая II, был растерзан матросней командующий Балтийским флотом вице-адмирал Андриан Непенин. Но как! По воспоминаниям штабс-капитана Корпуса гидрографов Николая Таранцева, опубликованным в Бразилии, "большая толпа матросов, частью пьяных – после ночных убийств ... пришла требовать чтобы "Командующий флотом отправился с ними на митинг", адмирал Непенин решил идти, опасаясь худшего. Сопровождать его пошли флаг-офицер Тирбах и инженер-механик… Куремиров. Оба лейтенанты. Когда толпа, во главе которой шел адмирал, только миновала ворота, матросы подхватили под руки Тирбаха и Куремирова и отбросили их прочь, в снег за низенький чугунный заборчик. Непенин остановился, вынул золотой портсигар, закурил, повернувшись лицом к толпе и, глядя на нее, произнес как всегда, негромким голосом: "Кончайте же ваше грязное дело!". Никто не шевельнулся. Но, когда он опять пошел, ему выстрелили в спину. И он упал. Тотчас же к телу бросился штатский и стал шарить в карманах. В толпе раздался крик "шпион!". Тут же ждал расхлябанный, серый грузовик. Тело покойного сейчас же было отвезено в морг. Там оно было поставлено на ноги, подперто бревнами и в рот была воткнута трубка". Видимо, папироски – этого признака принадлежности к "благородным" и "буржуям", недоноски-убийцы не нашли – они-то курили махорку, а портсигар адмирала уже украли...
Один из матросов Петр Грудачев после в книжонке "Багряным путем гражданской", изданной в 1971 году, хвастался, что это он "мочканул вражину": "Я вглядывался в адмирала, когда он медленно спускался по трапу… Вспомнились рассказы матросов о его жестокости, бесчеловечном отношении. И скованность моя, смущение отступили: передо мной был враг. Враг всех матросов, а значит, и мой личный враг. Спустя несколько минут приговор революции был приведен в исполнение". Сегодня известна такая статистика только по Балтийскому флоту Российской империи: на 15 марта 1917-го было убито 120 офицеров и более 600 подверглось нападению и глумлению. И это при том, что все флоты и флотилии России потеряли с начала Первой мировой войны 245 офицеров. С 1917 по 1920 год были убиты 28 адмиралов императорского флота из 106, из них 20 – в 1917-1918 годах.
А были же и другие флоты. Массово резали офицеров и на суше. Тогда и после более 70 лет это убийство считалось для революционеров из так называемого простого народа делом чести, доблести и геройства революционеров. И по убийству Духонина новый главковерх сначала хотел провести следствие и типа наказать виновных, чтобы "впредь судить врагов народным революционным судом". Потом передумал и написал Льву Троцкому, что необходимо лишь "юридическое оформление дела… предлагаю прекратить дело постановлением государственной власти… возбуждение дела с обязательными допросами матросов едва ли целесообразно". Лев революции согласился: "...Можете передать дело революционному суду, который должен быть создан демократическими солдатскими организациями при Ставке и руководствоваться не старой буквой, а руководствоваться революционным правосознанием народа"...
...Жена Духонина выкупила труп мужа у убийц и, говорят, с соизволения нового главковерха Крыленко отвезла в Киев, чтобы захоронить в некрополе на Аскольдовой могиле. Уже при большевиках, когда некрополь уничтожали для разбивки парка для прогулок трудящихся на склонах Днепра, тело перенесли на старое Лукьяновское кладбище и тайно, ночью, подхоронили в могилу отца, генерал-майора Николая Лаврентиевича и брата, тоже офицера, покончившего жизнь самоубийством. Теперь на ней есть и подпись. С ошибкой в дате убийства и на украинском языке – его посмертно "украинизировали" задолго до всеобщего помешательства на эту тему. И этим, может быть спасли могилу от поругания...
За жену большевики потом назначили награду золотом. Она смогла покинуть Россию большевистскую и осела в Сербии. Там она организовывала работу противотуберкулезного санатория. И с 1921 года 20 лет возглавляла Мариинский Донской женский институт, который среди эмигрантов славился образцовым порядком и высочайшим уровнем преподавания. После Второй мировой войны какое-то время Наталья Владимировна Духонина находилась в Германии, затем проживала в Марокко, куда ее пригласила к себе ее бывшая воспитанница и приемная дочь, и умерла в 1968 году. Ее могила находится в Касабланке на кладбище Бен М’Сик...
...Сегодня с высоты очередного юбилея Великой русской революции, переросшей в кровавую и безжалостную гражданскую войну, унесшую на просторах тогдашней России жизней больше, чем Первая мировая, многие вновь возвращаются к последнему главковерху империи Духонину. Ведь он во главе армий объективно оставался, по сути, последним и единственным препятствием на пути сползания страны в братоубийственную резню. Двинь он верные пусть даже и Временному правительству войска на Петроград и Москву, подави восстание и перевешай на фонарных столбах всю эту "ленинскую гвардию" (что потом азартно и проделал через 20 лет еще один "верный ленинец", "большевик из большевиков" Иосиф Сталин), и все могло бы закончиться этим жестким социальным "хирургическим" вмешательством для оздоровления всего государственного организма. Малая кровь, спасительная для десятков миллионов убиенных: расстрелянных, повешенных, живьем закопанных в землю, утопленных в баржах без дна...
Но Духонин не пошел на это. Он не дал войскам команду разогнать восставший сброд. И многие вновь и вновь задают себе вопросы: мог или не мог? А если мог, то почему не захотел? Мне кажется, что генерал просто не захотел проливать кровь сограждан. И как был, так и остался в истории человеком полумер – тогда такие и правили бал. И жертвой общей сложившейся ситуации, когда бал правили всеобщая неопределенность, хаос, неразбериха и вызванные ими нерешительность, непонимание сути происходящего и тотальное предательство, начало которому еще 2 марта 1917 года положил император Николай II. В своем дневнике в день отречения от престола он, как известно, написал "Кругом измена, трусость и обман". Но начинать-то должен был с себя: у него в руках была верховная власть, как тогда считалось, врученная Богом. Вот ее-то император и "помазанник Божий" и должен был применить для спасения Отечества. Но первым пожалел подданных, с него все и началось: жалость обернулась большой кровью...
После отречения царя-императора оказались без руля, парусов и ориентиров сотни тысяч русских офицеров, которые на внешних фронтах вели войну с Германией и Австро-Венгрией, но по жизни, по всему своему сословному укладу с младых ногтей клялись и внутри страны умереть "за царя и Отечество". И вообще исповедовали в большинстве своем "негласный катехизис" русского офицерства: "душа – Богу, сердце – женщине, жизнь – Отечеству, честь – никому". Сейчас это многим кажется архаичными и романтичными бреднями, но тогда многие люди в погонах так жили. И как потом в мемуарах написал один из вождей "белого движения", которое азартно и обильно лило кровь соотечественников наравне с "движением красным", Антон Деникин, "русский офицер никогда не был ни наемником, ни опричником". Вот эти офицеры, лишившись царя, и остались один на один с Отечеством и с народом, который они жалели, но вряд ли понимали...
Самого Деникина от неминуемой большевистской расправы за день до своей гибели спас именно Духонин: 19 ноября 1917 года он приказал выпустить его из Быховской тюрьмы. Вместе с Лавром Корниловым, Иваном Эрдели, Александром Лукомским, Иваном Романовским, Сергеем Марковым и другими генералами и высшими офицерами, которые дожидались смертной казни за выступление против власти еще Временного правительства Александра Керенского. И Деникин потом возглавил "белое движение", но когда проиграл, то отказался от борьбы, уехал в эмиграцию, взяв с собой детей убитого соратника Корнилова, и потом отказал фашисткой Германии в сотрудничестве. Он хранил верность Отечеству. Может быть, поэтому прах Антона Ивановича и вернули на Родину, уже в путинскую Россию в 2005 году и с почестями перезахоронили в Москве на кладбище Донского монастыря. Рядом с еще одним белым генералом Владимиром Каппелем, который тоже до конца воевал за ту Родину, которую считал своей...
Таким же офицером, плоть от плоти "ни наемником, ни опричником" и был Николай Духонин, родившийся в 1876 году. Происходил он из благонадежной старинной военной семьи – дворянство предки Духонина получили только благодаря военной службе. Уроженец Смоленщины, он начал свой путь в Киеве – закончил в 1894 году Владимирский Киевский кадетский корпус (там сейчас здание Минобороны Украины). В 1896-м – Московское 3-е Александровское военное училище, после чего был выпущен в лейб-гвардии Литовский полк. В 1902 году он закончил по первому разряду Академию Генштаба в чине капитана, и с тех пор не расставался с армией.
В полной мере его военный талант раскрылся в годы Первой мировой войны. Работал и на штабной работе (участвовал в разработке и осуществлении знаменитого "Брусиловского прорыва"), и героически командовал Луцким пехотным полком. Стал кавалером Георгиевского оружия и двух орденов святого Георгия, и в декабре 1915-го произведен в генерал-майоры.
Когда пала империя, генерал Духонин, как и сотни тысяч офицеров остались без царя, один на один с Отечеством и его народом, который они вряд ли понимали, но кровь которого лить понапрасну не хотели. К тому же продолжалась Первая мировая война, которая требовала от России выполнения союзнических обязательств и военных действий до победы. Или поражения, которое Духонин и другие генералы и офицеры не собирались допускать. И пока Временное правительство обещало вести войну до победного конца, Духонин оставался с ним. В августе 1917-го он стал генерал-лейтенантом, в сентябре того же года – начальником штаба Верховного Главнокомандующего русской армии. А когда 1 ноября глава "временщиков" Керенский, испугавшись большевистского переворота, сбежал, Духонин 3 ноября приступил к выполнению обязанностей Главковерха. Победившие большевики подтвердили его полномочия.
В то время генерала Духонина характеризовали по-разному. Генерал Петр Врангель так описал его внешность: "Среднего роста, полный, румяный, с густыми вьющимися черными волосами, чрезвычайно моложавый, он производил впечатление очень мягкого, скромного человека. Генерал имел немало славных дел и георгиевские кресты, украшавшие его грудь и шею, говорили об этом".
А генерал Деникин описал и главную трагедию Главковерха: "Духонин был и остался честным человеком. Он ясно отдавал себе отчет, в чем состоит долг воина перед лицом врага, стоящего за линией окопов, и был верен своем долгу. Но в пучине всех противоречий, брошенных в жизнь революцией, он безнадежно запутался. Любя свой народ, любя армию и отчаявшись в других способах спасти их, он продолжал идти, скрепя сердце, по пути с революционной демократией, тонувшей в потоках слов и боявшейся дела, заблудившейся между Родиной и революцией, переходившей постепенно от борьбы "в народном масштабе" к соглашению с большевиками, от вооруженной обороны Ставки, как "технического аппарата", к сдаче Могилева без боя. ...Храбрый солдат и талантливый офицер генерального штаба принес Керенскому добровольно и бескорыстно свой труд, отказавшись от всякой борьбы в области военной политики и примирившись с ролью "технического советника". Духонин шел на такую роль, заведомо рискуя своим добрым именем, впоследствии и жизнью, исключительно из-за желания спасти положение. Он видел в этом единственное и последнее средство". И тут что-либо добавлять вряд ли стоит.
Все действия Духонина на посту Главковерха, по мнению историков, сводились к выполнению трех главных задач. Он хотел любой ценой удержать разваливающийся фронт Первой мировой и выполнить союзнические обязательства. Потом как-то изолировать большевиков и не дать им спровоцировать кровопролитие сначала на фронте, а потом и в масштабах всех страны. Но именно это-то все и не нужно было большевикам. За мир любой ценой с Германией им заплатили, а старые классы, "враждебные трудящимся", должны были быть уничтожены в огне классовой борьбы и красного террора.
Большевики начали с мира. Он был необходим им не так для расплаты с немцами за проезд в Россию в "пломбированном вагоне" и за сепаратный мир, как для получения передышки и укрепления своей власти по всей стране после октябрьского переворота.
Многие говорят, что Духонин подписал себе смертный приговор от ленинцев тем, что выпустил на Дон генералов из Быховской тюрьмы. Это чистая правда, которую он и сам признал: "Этим распоряжением я подписал себе смертный приговор". И его бывший начальник, уже перешедший на сторону большевиков автор прорыва своего имени Алексей Брусилов подтвердил: этот шаг "погубил окончательно рыцарски честного Духонина". На самом-то деле все случилось раньше, 8 ноября 1917 года по старому стилю, когда Духонин получил предписание большевистского Совета народных комиссаров – немедленно вступить в мирные переговоры с немецким командованием. О сепаратном мире.
Духонин отказался, сославшись на то, что такие решения принимает не Главковерх, а центральное правительство. В ночь на 9 ноября Духонину позвонил лично Ленин, потребовал выполнения его распоряжения. Духонин ответил: "...Только центральная власть, поддержанная армией и страной, может иметь достаточный вес и значение для противников, чтобы придать этим переговорам нужную авторитетность для достижения результатов. Я также считаю, что в интересах России заключение скорейшего всеобщего мира".
Ленин переспросил, будет ли Главковерх заключать мир. Духонин ответил, что нет. И был немедленно уволен ленинским приказом: "Именем правительства республики, по поручению Совета Народных Комиссаров, мы увольняем вас от занимаемой вами должности за неповиновение предписаниям правительства... Главнокомандующим назначается прапорщик Крыленко".
До прибытия Крыленко в Ставку в Могилев Духонин обязан был "по законам военного времени продолжать ведение дела". А дальше Ленин обратился к войскам: "Пусть полки, стоящие на позициях, выбирают тотчас уполномоченных для формального вступления в переговоры о перемирии с неприятелем. Совет Народных Комиссаров дает вам права на это". Это и стало началом окончательного развала старой русской армии и агонии Ставки главковерха и самого Духонина. Несмотря на то, что его поддержали главнокомандующие армиями трех из пяти фронтов (Юго-Западного – генерал-лейтенант Николай Володченко, Румынского – генерал от инфантерии Дмитрий Щербачев и Кавказского – генерал от инфантерии Михаил Пржевальский), армия, во-первых, разваливалась сама. А во-вторых, сам Духонин так и не рискнул предпринять активные действия, чтобы силой оружия свергнуть большевиков...
И большевики убили его.
А разваливающуюся армию и генералитет охватила новая волна тотального предательства: генералы либо сохраняли нейтралитет, либо переходили на сторону большевиков. Духонин 12 ноября 1917-го предпринимает еще одну отчаянную попытку спасти фронт – направляет в войска телеграмму с призывом к солдатам действующей армии не вступать в сепаратные переговоры с противником: "Дайте время русской демократии сформировать власть и правительство, и она даст нам немедленный мир совместно с союзниками". Но армия, повторяю, разваливалась под воздействием пропаганды Крыленко, который уже объезжал войска и начинал мирные переговоры явочным порядком.
И Духонин, похоже, окончательно сдался. Ранним утром 19 ноября он отдал свое последнее распоряжение – выпустить генералов из Быховской тюрьмы. Но в тот же день он узнал, что на заседании Могилевского совета рабочих и солдатских депутатов была принята резолюция о признании ленинского Совнаркома и создан местный военно-революционный комитет. На его сторону перешел батальон Георгиевских кавалеров, и Духонину объявили, что он – под домашним арестом. И защитить его было уже некому – перед этим он вывел из Могилева 2500 солдат верных ему ударных батальонов. Со словами: "Я не хочу братоубийственной войны. Тысячи ваших жизней будут нужны Родине. Настоящего мира большевики России не дадут. Вы призваны защищать Родину от врага и Учредительное собрание от разгона".
А утром, 20 ноября 1917 года, пришли те, кому нужен был мир. Любой ценой. Главковерха растерзали, в Могилеве случился погром. А в московской газете "Утро России" №261 от 28 ноября того же года было рассказано, что в толпе матросни, убивавшей генерала, находился некий матрос, который никому не был известен, но позже опознан как... офицер австрийской контрразведки, который знал Духонина лично, ибо незадолго до войны арестовал его в Австрии. Там будущий Главковерх служил в то время уже в русской контрразведке.
То же говорил в 1919 году в показаниях "Особой комиссии", расследующей обстоятельства гибели Духонина, и некто Голембиевский, бывший секретарь при Главковерхе. Правда это или вымысел, уже вряд ли кто узнает. Но очень похоже на то, что "внешний куратор", как сказали бы сегодня, следил, чтобы матросы убили того, кого надо. И убрали последнее и единственное препятствие на пути к сепаратному миру.
В тот же день, когда Духонин был убит, в Брест-Литовске начались переговоры с немцами и австрийцами о перемирии. В конечном итоге, ни немцев, ни австрийцев они не спасли, потому что большевики и мир с ними соблюдать не собирались. Большевикам нужна была передышка. Они ее и добились. Большой кровью. Но это уже тема другого разговора...