Ровно 109 лет назад, 1 сентября 1915 года, на заседании правительства было заявлено, что император Николай II намерен «устранить Великого князя (Николая Николаевича Младшего, бывшего на тот момент верховным главнокомандующим. — Авт.) и лично вступить в командование армией». Решение это вызвало смятение тогда и негативно оценивается сейчас: Николай Николаевич тоже был не фонтан, но император к выполнению обязанностей командующего был готов в ещё меньшей мере. Чем кончилось, вы знаете.
Впрочем, я не о сложных отношениях внутри российского руководства в условиях начавшейся Первой Мировой войны, а об общем ходе событий, который тянет к так нелюбимым историками аналогиям не только меня.
Итак, началась война в силу целой серии политико-дипломатических случайностей. Повод создал террористический режим Сербии. Сербы имеют полное право обижаться, а мы имеем полное право напомнить о судьбе семьи короля Александра Обреновича и о деятельности организации «Чёрная рука». К новому королю Петру Карагеоргиевичу в Европе, мягко говоря, относились без пиетета, а сербов как таковых полагали дикарями, ничем не лучшими этих ужасных русских.
Именно потому такой нервной была реакция Вены на убийство эрцгерцога Франца-Фердинанда. Жёсткие условия, выдвинутые Сербии, не были случайностью — после 1903 года разговаривать с сербами считалось рациональным только в таком тоне. К войне привела, как ни удивительно, непоследовательность австрийских властей: они могли решить вопрос с Сербией самостоятельно (мирным или военным путём), но боялись вмешательства России (новая династия ориентировалась на Петербург, а не на Берлин), а потому пытались получить гарантии от Германии, что в конечном итоге спровоцировало кризис, закончившийся войной.
Общее место в рассуждениях: на тот момент противоречия между великими державами достигли такого уровня, что Европа всё равно рванула бы, по этому поводу или по другому.
Главные события происходили вообще не в Сербии, а на Западном фронте: в соответствии с планом, подготовленным начальником германского Генерального штаба Альфредом фон Шлиффеном (умер в 1913 году), надлежало могучим ударом выбить из войны Францию, а потом уже заняться Россией, которая медленно мобилизуется из-за больших размеров и неразвитой транспортной сети. Дабы достичь эффекта, предполагалось всеми силами ударить вдоль берега Атлантики, с тем чтобы обойти Париж.
План был надёжен, как швейцарские часы. Казалось бы, что могло пойти не так? Не так пошло всё.
С одной стороны, русские предприняли наступление в Пруссии. Закончилось оно катастрофой, но на Восточный фронт пришлось отправить часть сил, необходимых для развития наступления на Западе.
С другой стороны, немецкий командующий Хельмут фон Мольтке младший не смог соблюсти диспозицию Шлиффена, потому что: а) диспозиция была немножко дебильной (историки пишут мягче: авантюрной); б) сам Мольтке утратил управление войсками (см. пункт «а»).
Франция была на шаг от катастрофы — для переброски резервов на линию обороны на Марне пришлось мобилизовать парижских таксистов. Но немцы до Парижа не дошли. Хотя могли, конечно, но вот только привело бы это к выходу из войны Франции?
Более такие грандиозные операции не проводились, воюющие армии попали в позиционный тупик. Обычно говорят, что виной всему были колючая проволока и пулемёты, но на самом деле тупик был обеспечен многочисленной скорострельной артиллерией. Потому даже введение в бой танков, способных преодолевать проволоку и малоуязвимых от пулемётного огня, решительного преимущества Великобритании и Франции не дало. Хотя обычно грешат на техническое несовершенство танков и неотработанность тактики и стратегии их применения.
В результате началась война на истощение с многочисленными «битвами за домик лесника», в ходе которых продвижение исчислялось километрами, а потери — сотнями тысяч. Кстати, немцы изобрели и активно применяли тактику прорывов штурмовых групп под прикрытием артиллерийского огня. Она была результативной, но только на тактическом уровне.
В конечном выигрыше оказались те страны, которые смогли сохранить относительно стабильную экономику и, главное, справиться с внутриполитическим кризисом.
Изначально более сильные позиции тут были у Великобритании и Франции.
Во-первых, они опирались на свои колониальные империи и, даже в условиях неограниченной подводной войны, сумели сохранить жизненно важные поставки. А вот в Германии был голод (оккупация Украины была вынужденной мерой, но II Рейх она не спасла).
Во-вторых, в этих странах было демократическое устройство, при котором подлинная власть находится в тени, а клоунов на премьерском кресле можно менять хоть еженедельно. Авторитарные монархии, где власть олицетворяет император, оказались в уязвимой позиции (я недаром начал с эпизода, когда Николай II принял на себя командование армией).
P. S. Повторюсь, прямые аналогии тут неуместны. Но с литературной точки зрения всё это выглядит очень занимательно. Особенно если абстрагироваться от 18 миллионов погибших и пропавших без вести.