Собственно, нельзя сказать, что решения собора были неожиданными. Получение автокефалии было главным вопросом церковной жизни на протяжении тридцати лет. Епископов привлекало повышение статуса в иерархии (финансовые вопросы были решены в пользу Киева уже давно), а основанием была непоследовательная традиция, по которой в независимой стране должна быть автокефальная церковь (это не закон и не правило).
Препятствием — необходимость получить благословение у патриарха Московского и опасение, что церковь всё равно не будет признана национальной и окажется под давлением националистов.
Кризис усилился после Майдана 2014 года и приобрёл поистине трагичный масштаб с началом СВО — значимое количество священников и паствы выступили против «российской агрессии», а те, кто считал необходимым дистанцироваться от мирских дел, оказались лишены права голоса под угрозой уголовных дел за «пропаганду войны».
Основные решения собора были такими:
Во-первых, выражено несогласие с позицией патриарха Московского Кирилла по поводу войны.
Во-вторых, в устав УПЦ внесены изменения, делающие её де-факто автокефальной структурой. Из документа изъяты все пункты о связи Украинской православной церкви с РПЦ. Была проведена дискуссия по поводу мирроварения (отличие, хотя и не обязательное, автокефальных церквей). Определённого решения принято не было. «Патриарха» УПЦ пока не назначила. Как будет решаться вопрос с признанием решений собора — непонятно. Очевидно, что Константинополь вторично вмешиваться не будет и предложит присоединиться к ПЦУ.
В-третьих, УПЦ приняла решение открывать заграничные приходы, что является прерогативой автокефальной церкви.
«Автокефальная» ПЦУ, кстати, такого права лишена.
«Автокефальная» ПЦУ, кстати, такого права лишена.
В-четвёртых, Собор сделал шаг к постепенной интеграции УПЦ с ПЦУ. Сокращённое название последней, как и титулы её руководителей более не обозначаются кавычками.
От ПЦУ требуется всего ничего: прекратить захват храмов; признать, что томос не той системы и церковь не автокефальная; восстановить церковную иерархию (т.е. обеспечить назначение епископов УПЦ).
Самое забавное состоит в том, что сейчас легитимность ПЦУ выше чем у УПЦ — она признана Константинопольским патриархатом и имеет томос.
УПЦ никем не признана и никакого подтверждения своей легитимности кроме самопровозглашения не имеет.
Наверное, не будет преувеличением сказать, что церковь утратила благодать и ту самую апостольскую преемственность, восстановления которой УПЦ требует от ПЦУ.
Это, впрочем, момент специально-богословский.
Большее количество приходов и верующих в спорах о церковном первородстве аргумент несерьёзный, да и закончится он скоро — сейчас в УПЦ пойдёт разброд и шатания. Большей части священников и верующих станет непонятно, каков реальный статус церкви. Ведь решение принято на фоне долгой борьбы с расколами УАПЦ, УПЦ-КП и ПЦУ, в ходе которых руководство УПЦ вполне аргументированно объясняло, как делать нельзя.
И в конце концов оно делает именно так, как нельзя. И для многих логичным выходом будет переход в ПЦУ, имеющую хоть спорный, но реальный канонический статус.
Проще всего будет на освобождённых территориях — там, скорее всего, начнётся естественный процесс возвращения в материнскую церковь, минуя «прокладку» в виде УПЦ.
Проще всего будет на освобождённых территориях — там, скорее всего, начнётся естественный процесс возвращения в материнскую церковь, минуя «прокладку» в виде УПЦ.
Так, собственно, и происходило в XVIII веке, когда Россия начала присоединять земли, епархии на которых относились к Константинопольскому патриархату.
Конечным результатом будет маргинализация УПЦ, большая часть приходов которой расползётся между ПЦУ и РПЦ, а меньшая останется аналогом УПЦ-КП.
Но если последнюю держит авторитет и властолюбие Филарета, то что будет объединяющим фактором в «автокефальной» УПЦ — непонятно.