Я хорошо помню этот день: весна 2015 года, мы стоим с Андреем Бабицким в Донецке на углу площади Ленина, там, где трамвай делает два красивых поворота, быстро спускаясь с одной улицы на другую. Чуть раньше мы зашли в одну из донецких кофеен неподалеку, их тогда как-то разом открылось огромное количество. Взяли себе по бумажному стаканчику с эспрессо и беседовали о том, что нас ждет.
Донецк в 15-м году напоминал сильно больного человека, который только-только пережил кризис, даже был в полушаге от смерти, но чудом избежал исхода, и теперь радовался тому, что самое плохое осталось позади. Болезнь отступила, а впереди опять была жизнь. На улицах появились автомобили. Люди, которых вдруг стало очень мало год назад, вернулись. И ездили те самые краснобокие трамваи, предупредительно звеня на крутых поворотах. А владельцы кофеен расписывали мелом черные интерьеры своих заведений.
Жизнь, которая почти ушла годом ранее, начала возвращаться в город, как воздух в расправляющиеся легкие.
Андрей кашлял, а он всегда, сколько я его знал, надсадно кашлял, и убедительно аргументировал, что все будет хорошо. Он тогда даже не верил, а точно знал, что все ошибки, которые допускаются при строительстве подобных молодых государств, изучены и проанализированы, а потому не будут повторены. Что теперь все будет правильно и так как надо. И что иначе быть не могло и не должно.
Андрей доказывал это со всей своей убежденностью и совершенно нездешней риторикой столичного интеллектуала и философа, отчего возражать ему и спорить с ним было делом совершенно безнадежным и заведомо проигранным.
Андрей умел убеждать.
Накануне событий 2014 года он жил и работал в Праге, откуда и поехал освещать конфликт в Донбассе. Здесь он стал свидетелем того, что украинский националистический батальон «Айдар» расправлялся с мирными жителями донбасских сел. Журналист с европейской репутацией говорил то, что его многочисленные западные коллеги тоже прекрасно знали, но в силу корпоративной солидарности, политической целесообразности, а скорее всего просто трусости предпочитали скрывать. Андрей трусом никогда не был. То, что он обнародовал данные о расправах украинских националистов над мирными гражданами, стоило ему работы и квартиры в Праге, о чем Бабицкий, впрочем, не жалел никогда.
К тому же он полюбил Донецк и постоянно говорил о том, насколько это удобное и комфортное для жизни место. Нам, старожилам, еще помнящим город в состоянии довоенного лоска, слушать это было, с одной стороны, лестно, но с другой, мы-то знали, что Донецк бывал и поярче. Но Андрей в такие минуты смотрел на нас совершенно непонимающим взглядом — как можно сомневаться в том, что Донецк лучший город на земле?! Как можно?!
Но мы и не сомневались.
Своими многочисленными статьями, эссе, очерками и даже постами в соцсетях Андрей вывел апологетику независимого Донбасса на недостижимо высокий уровень. То, что многие интуитивно чувствовали, сформулированное Бабицким, становилось твердым и прочным, по-настоящему железобетонным научным фактом. А его авторитет и имя приводили в Донбасс людей, которые, возможно, в другой раз и поостереглись бы рисковать, но отказать Андрею не могли никак.
А еще Андрей был способен на какие-то совершенно неожиданные человеческие поступки. Однажды, он без всякого предупреждения приехал в гости, рассыпав перед детьми невообразимый ворох ярких подарков. В этот момент он был не журналистом, не политологом, не философом, а самым настоящим волшебником, который вытаскивал из своего мешка и щедро дарил радость всем, кто оказался вокруг. И детские глаза, которые не обманешь выдуманной добротой, смотрели на него зачарованно и восхищенно.
Сегодня с утра по-весеннему ярко светило солнце. Смотри, Андрей, семь лет прошло с тех дней в 15-м году. Семь совсем непростых лет. И все опять как тогда. Болезнь отступает, а впереди жизнь. И кажется, надо бы снова выйти с тобой на угол площади Ленина, туда, где трамвай делает причудливый зигзаг, и снова поговорить о том, что нас ждет.
Как же так получилось, что тебя нет. Как же так?..