Глава МИД РФ Сергей Лавров заявил, что Украина демонстрирует понимание реальности по вопросу Крыма и Донбасса. По его словам, на переговорах России и Украины есть продвижение, но никаких договоренностей не достигнуто. Причем эти заявления прозвучали на фоне сообщений об атаке украинскими вертолетами нефтебазы в Белгороде.
В экспертном сообществе есть версия, что российское руководство выступает с заявлениями об украинском конструктиве, потому что это позволяет укрепить курс рубля и показать всему миру, что Киев на самом деле не пойдет на эти переговоры. При этом в обществе на это реагируют весьма болезненно, поговаривают о подготовке невыгодного соглашения с Украиной.
— Петр, если говорить однозначно, то такая риторика приносит больше пользы или больше вреда?
— Заявления Лаврова прозвучали до удара по Белгороду. Я не вижу в них ничего страшного. Поймите, что все дипломатические заявления — это дымовая завеса над происходящим. Конфликт на Украине перешел в плоскость конфликта России с США и Западом. В рамках этого конфликта Россия пытается вернуть себе Украину, и я не вижу пока намеков, что Россия может отказаться от этой фактической, а не буквальной цели.
Никакого соглашения, фиксирующего гарантии безопасности для Украины со стороны США или Турции, быть не может. Россия будет вести дела к демонтажу Украины как государства. Занятые территории Юго-Востока не будут оставлены, они будут расширяться. А переговоры будут идти столько же, сколько проходит военная операция.
Переговоры — это просто оформление нашей игры с Украиной как с представителем Запада. Переговоров с англосаксами у нас нет, потому что они пытаются зафиксировать хотя бы кусок Украины в своих руках. Поэтому все это время будут звучать самые разные заявления и у нас, и у них.
Мы воюем с англосаксами, а с Турцией и Китаем у нас идет понятная игра по переделу мирового порядка. В рамках этой игры мы даем той же Турции возможность показывать себя как силу, отдельную и от России, и от Запада. Для турок это очень важно.
Конечно, наше общественное мнение встревожено. Но Путин не может выйти и прямым текстом сказать, что мы ликвидируем Украину как государство. Нужно отделять слова от дел. По факту для нас ничего не меняется.
— Вопрос в том, что для нас важнее с точки зрения риторики — Запад или наше общество?
— Важнее наше общество. Но эта риторика предназначена не для Запада. Она звучит в рамках нашей политике в мире. Мир — это не только Запад. Мир — это Китай, арабы, Турция и Европа. Запад сейчас пытаются сделать единым, но между англосаксами и западноевропейцами есть большая разница, в том числе в части кризиса на Украине.
Кроме Северной Кореи, никто не скажет прямо, что согласны на ликвидацию Украины. Китай, Турция и арабы тоже ведут диалог с Западом, и им выгодно говорить, что Россия ведет конструктивные переговоры с Украиной. Мы таким образом даем им аргументы в игре с западным миром. Ничего другого здесь нет.
— Может ли Зеленский шантажировать нас таким образом, что, если вы не остановите операцию, я доломаю Украину и вам придется полностью все восстанавливать?
— Зеленский ее в любом случае доломает. Пока он верит, что удастся сохранить хотя бы ее часть. Нам надо разочаровывать их на поле боя. Все будет зависеть от нашей воли, упорности и делания добиться поставленной цели. А в том, что мы ее добьемся, я не сомневаюсь. У того же Путина нет ни грамма сомнений, что у нас что-то не получится. В этом я уверен.
— Поясните еще новую схему торговли с Европой газом за рубли. Это компромиссный вариант или это именно то, что мы хотели?
— Это компромисс. Это имеет больше психологическое значение. Когда Запад заблокировал 2/3 наших золотовалютных резервов, нужно было застраховать новые платежи. Потому что все угрозы Макфола и остальных, что давайте получать газ из России, но не будем платить, а потратим деньги на что хотим или дадим их Украине, смешны, но это было возможно. Поэтому Путин перевел платежи в «Газпромбанк».
Платят нам все равно в евро, в рубли мы переводим сами, но это важная психологическая демонстрация Западу и нам самим, что мы можем диктовать условия торговли энергоносителями.
Именно на торговлю в рублях по биржевому курсу мы сейчас не готовы, у нас нет для этого возможностей. Но Россия все равно гарантирует от ареста свои платежи в евро и в долларах, которые поступают за газ.
— Что вы думаете по поводу референдума в Южной Осетии о вступлении в состав РФ?
— Это все будет потом. Грузия не представляет для нас никакого интереса с военной и геополитической точки зрения. Она и так рано или поздно свалится к нам обратно. Просто, в отличие от Абхазии, Осетия не имеет никакого шанса для самостоятельного существования. Экономически она полностью привязана к России. Референдум — это такой символический жест, показывающий, что вопрос с Грузией закрыт окончательно.
— Мы готовы сейчас всерьез заниматься Южной Осетией, развивать ее экономику и вникать в ее внутриполитические разборки?
— Мы и так ей занимаемся. Все эти годы экономически она полностью завязана на нас. Абхазия тоже полностью экономически на нас завязана, но она не хочет присоединения к России, потому что боится, что ее побережье фактически скупят сочинские армяне. Они хотят российских инвестиций, но они боятся потерять собственность, после чего они станут никем на своей же земле. Их можно понять. Но России тоже нужно гарантировать сохранность и централизованность инвестиций. Этот вопрос решится, но экономическим путем. А когда появятся новые формы интеграции в виде расширения ЕАЭС или Союзного государства, она может вступить в эти объединения. Но для этого еще очень далеко.