— Думаю, что это действительно задумано для транзита, однако этот транзит произойдет не сразу. Скорее всего, первоначально [президент Александр] Лукашенко совместит посты президента и председателя ВНС, на время переходного периода, пока новая структура власти будет отстраиваться.
Однако сколько этот переходный период продлится, вопрос открытый. Может, до 2025 года, может, дольше. А может, ситуация будет складываться так, что все придется заново переигрывать. Ясно, что транзит — это не вопрос сегодняшнего и даже завтрашнего дня, но нынешняя реформа — явно некая заготовка к нему.
— Способна ли конституционная реформа и референдум смягчить политический кризис в республике?
— На сегодняшний день кризиса как такового уже нет или, по крайней мере, он загнан глубоко внутрь. Задача конституционной реформы — не разрешение кризиса или достижение какого-то общественного компромисса, а сохранение власти в руках правящей группы, сложившейся вокруг Александра Лукашенко.
— Поменяется ли как-то на практике модель и формы управления и политика в Белоруссии после реализации конституционных поправок, в частности, создания Всебелорусского собрания и деятельности президента с урезанными полномочиями? Или все останется примерно, как и сейчас?
— Если реализуется сценарий, при котором Лукашенко совмещает оба поста, то ничего принципиально не изменится. Власть по-прежнему будет сосредоточена в руках одного человека, просто оформлена будет немного по-другому. В случае выдвижения преемника Белоруссия может столкнуться с теми же рисками двоевластия, с которыми столкнулся, например, Казахстан.
— На фоне сворачивания политики "многовекторности" и ограничением деятельности прозападных политиков, СМИ и НКО у многих российских экспертов были надежды на формирование пророссийского гражданского общества: партий и движений. Почему этого так и не получилось?
— Белорусская система власти в принципе не любит такие структуры, как партии, НКО и т.п. Особенно теперь, когда заигрывания с прозападным сегментом гражданского общества едва не привели режим к краху. Но за прозападными структурами стояло мощное лобби, и власть, разыгрывая многовекторную партию, была вынуждена с ними считаться — это было условием сближения с Западом.
Пророссийские силы не имеют ни влиятельных лоббистов, ни достаточных финансово-организационных ресурсов, ни сколько-либо значимой поддержки из РФ. Москва не требует от белорусской власти развития пророссийского сегмента гражданского общества в качестве условия политической поддержки.
— Как вы полагаете, до какой степени Белоруссия готова идти на интеграцию с Россией?
— Для белорусской власти выгоден тот формат отношений с Россией, который был на протяжении последних 20 лет: получение экономической поддержки в обмен на самые минимальные политические уступки, вполне удается поддерживать, и Москва не настаивает на его пересмотре. Идти на реальное углубление интеграции, которое неизбежно приведет к усилению контроля за политическим и экономическими процессами в республике со стороны России, в Минске по понятным причинам не хотят.
— Есть ли еще у Минска шанс на оттепель отношений с Западом и возвращение многовекторности хотя бы в режиме "лайт"?
Чего-то подобного можно было бы ожидать и сейчас. Правда, масштабы нынешнего кризиса оказались намного глубже. Белорусская власть сейчас не видит комфортных для себя контрагентов в рядах оппозиции, да и доверие к Западу у официального Минска основательно подорвано.
Со своей стороны, на Западе также идет борьба сторонников жесткой линии в отношении "последнего диктатора Европы" (США, Великобритания, восточноевропейские страны) и более умеренной, прагматичной линии (страны "старой" Европы). Так что "новая многовекторность" если и будет, то действительно в "лайт" версии по сравнению с тем, что мы наблюдали в 2014-2020 гг. Ну и выход даже на эту ограниченную нормализацию вряд ли будет быстрым — слишком далеко в своей конфронтационной риторике и действиях зашли стороны.