Ранее глава МИД РФ Сергей Лавров в своей статье для «Российской газеты», посвященной 29-летию установления российско-казахстанских отношений, заявил, что «отдельные случаи» проявления ксенофобии в отношении русскоязычных граждан Казахстана «во многом являются продуктом применения извне специальных информационных методик, направленных на культивирование местечкового национализма и дискредитацию сотрудничества с Россией». По его словам, Москва и Нур-Султан оперативно реагируют на такие случаи.
— Эдуард, Лавров действительно считает, что эти отдельные случаи были инспирированы извне, или он таким образом намекает казахстанскому руководству на то, что нужно было бы поменять свою гуманитарную политику?
— Если детально разбирать эту статью, то в целом она является комплементарной. В Казахстане обиделись из-за слов Лаврова о резонансных проявлениях ксенофобии в отношении русскоязычных граждан, но в целом эта статья дежурная, потому что она, по сути дела, посвящена очередной годовщине установления дипломатических отношений между двумя странами.
Лавров напомнил, что сами дипломатические отношения были установлены 22 октября 1992 года, 6 июля 1998 года была принята Декларация о вечной дружбе и союзничестве, ориентированным в XXI-ое столетие (от 6 июля 1998 г.), и 11 ноября 2013 года принят договор о добрососедстве и союзничестве в XXI веке. Он также привел еще много фактов, свидетельствующих о союзнических отношениях, таких как увеличение товарооборота, несмотря на пандемию.
Но даже статья опытного дипломата оказалась поводом для политических спекуляций. Потому что в Казахстане считают, что никакой ксенофобии здесь нет. Хотя Лавров говорил не о системных проявлениях, а о некоторых отдельных случаях.
Насчет информационных методик непонятно, что имел в виду министр иностранных дел. Может быть, те методики, которые применялись в украинской внутренней политике? Возможно, речь идет о языковых патрулях, о которых он не упомянул, но это тоже разовые единичные случаи, которые нехарактерны для Казахстана. Я сам об этом узнал только из российских СМИ. И как русскоязычный житель Алматы, я могу сказать, что языковых проблем, по крайней мере, у нас нет.
Проблема в том, что 30 лет спустя, т.е. после развала Советского Союза у нас несколько отличаются речевые коммуникации и аргументация политического языка. Не секрет, что в России обострился внешнеполитический дискурс с ужесточением риторики западных партнеров в результате событий в Грузии (2008) и на Украине (2014). И мне кажется, что такие жесткие формулировки даже случайно проникают в комплементарные статьи, посвященные отношениям с ближайшими союзниками и партнерами. Я не думаю, что российский МИД специально добивался резонанса в казахстанских соцсетях. Но зацепились за слово «ксенофобия».
Я политолог. Я руководствуюсь не эмоциями, я смотрю в документы. Есть концепция внешней политики России, утвержденная президентом 5 лет назад в конце ноября. Лавров недавно говорил на встрече со студентами, что ее будут пересматривать. Если там будет что-то новое, тогда можно делать выводы. Но у нас никакой реакции не было, когда эту концепцию принимали.
Более того, в этой концепции есть пункты, которые касаются защиты прав и интересов российских граждан, проживающих за рубежом. В том числе есть пункты по укреплению и распространению русского языка в мире, по укреплению международной безопасности и противодействию угрозам России, дискриминацию по лингвистическому признаку, указаны региональные приоритеты России — многостороннее и двустороннее сотрудничество со странами СНГ, а поддержка соотечественников за рубежом вообще записана в Конституции после изменений. Поэтому я как политолог ничего нового не обнаружил в этом документе.
Тем более что концепция внешней политики задает рамочные ориентиры. И хотя геополитический ландшафт очень быстро меняется, надо признать, что это все соответствует статьям официальных документов РФ. Я в этом проблемы не вижу.
— Вы уже не первый гражданин Казахстана, который говорит, что узнал о «языковых патрулях» из российских СМИ. Означает ли это, что его организаторы ставили целью намеренно позлить Россию?
— Я не знаю, какова их цель. У меня нет доказательств, было ли это связано с тайными политическими технологиями. Пока я вижу инициативу одного конкретного человека, который покинул страну после того, как на него было заведено уголовное дело. Утверждается, что это не против русского языка, а поддержка статуса государственного языка. Возможно, это просто попытка поднять хайп на довольно скользкой проблематике.
Но целенаправленной политики здесь нет. Государство вряд ли стало бы использовать такие дешевые инструменты. Может быть, со временем нам откроются какие-то новые подробности по этому поводу. Но я думаю, что это отдельная частная инициатива.
— Некоторые казахстанские эксперты, комментируя эту статью, утверждают, что никакого роста товарооборота нет, и что Россия якобы намеренно блокирует экспорт части казахских товаров, потому что они якобы более качественные. Насколько их доводы соответствуют действительности?
— Это вопросы бизнеса. Их надо решать с помощью договоренностей. Не все так просто проходит в плане интеграции. По статистике непонятно, возникает ли этот рост товарооборота благодаря двусторонним отношениям или благодаря членству России и Казахстана в Евразийском экономическом союзе. Очень сложно разделить эти цифры.
Во-вторых, есть проблема дисбаланса во взаимной торговле, когда импорт из России превышает экспорт из Казахстана, и этот дисбаланс постепенно увеличивается. Казахстанскому бизнесу довольно сложно попасть на российский рынок. Но это не всегда связано с системным противодействием. Я вижу, что ряд продуктов питания попадают на российский рынок и даже создаются магазины с товарами из Казахстана.
Просто есть требования федеральных сетей по стабильности и объему поставок, которые казахстанские производители просто не вытягивают в силу того, что у них объемы менее значительные. Есть проблематика поставок подакцизных товаров в РФ. Те же спиртные напитки у нас здесь дешевле.
Понятно, что местный бизнес всегда будет лоббировать свои интересы. Но и Россия — один из потенциальных рынков для производителей из приграничных областей. Например, в Кустанайской области развито производство молока. Им гораздо проще отвезти свою продукцию в Челябинск и в Екатеринбург, чем в Алматы, потому что пока они проедут пару тысяч километров, уже молоко скиснет. Но они не могут получить какие-то ветеринарные сертификаты, потому что местные производители лоббируют свои интересы. Межгосударственные нетарифные барьеры тоже возникают иногда. В рамках ЕАЭС борются с этими барьерами даже на уровне глав государств, но что-то не похоже, чтобы они куда-то сдвинулись.
Есть проблемы, но никто не ждал какого-то мультиэффекта от интеграции. Надо работать и договариваться.
— Часть казахских экспертов не поверили доводам самого казахского правительства, что ограничения на транзит казахстанского угля через Россию в Украину связаны с загруженностью инфраструктуры с российской стороны, они увидели в этом попытку России ущемить интересы Казахстана. Насколько вообще эти поставки значимы для Казахстана и можно ли избежать ущерба для двусторонних отношений между Москвой и Нур-Султаном в связи с этим?
— Насколько я знаю, эти договоренности по поставкам угля носили несущественный характер. Более того, нам сейчас самим не хватает запаса угля на зиму в тех регионах, куда газ не дошел. Уголь сильно подорожал, не все могут его купить. Но вообще у нас эта история не вызвала большой резонанс, про нее уже все забыли. Более того, во всех странах Центральной Азии обострилась проблема нехватки электроэнергии, хотя зима еще не началась.
Эти логистические проблемы обострились в связи с пандемией. Дело даже не в проблеме российско-казахстанских отношений. Есть проблемы на пограничных переходах. Сам президент Токаев говорил о том, что РФ при проверке грузов заставляет выгружать многие фуры, чтобы пограничники окончательно убедились в том, что там нет нелегалов или чего-то запрещенного, а пунктов пропуска, которые позволяют автоматически все сканировать, на границах очень мало. Из-за этого возникают большие пробки, когда водители стоят на морозе по несколько суток и нарушаются логистические цепочки.
У Казахстана также есть проблемы с Китаем, который сам установил жесткие карантинные требования и задерживает много грузов, которые направляются из Китая в Казахстан. У нас даже чувствуется недостаток китайской одежды и техники. Но это проблема по всему миру, когда задерживаются контейнеры и логистические расходы растут едва ли не в два-три раза.
Мир оказался не готов к пандемии, страдают все, и очень легко найти виноватых рядом. Я думаю, что это системная проблема. Не так уж сильно это зависит от двусторонних отношений с соседями. Во всяком случае, на высшем уровне их поднимают и пытаются решить. Например, наш премьер-министр даже отправил письмо в Пекин с просьбой разобраться с задержкой грузов на границе.
— Говорят, что в 2014-2015 году к русским Казахстана стали относиться как к «пятой колонне», которая обязательно поможет России «захватить» северные области. Лично вы ощутили это на себе?
— Я определенную нервозность ощутил, но конкретных проявлений чего-то подобного не было. Если мне лично что-то предъявят, я найду что ответить. Определенные опасения были, но север и восток Казахстана — не Донбасс. Там ситуация в силу идеологических причин совершенно другая.
Украине надо было думать о Крыме и Донбассе не в 2014 году, когда началось противостояние на Майдане. Раскол Украины, по сути, произошел еще после Оранжевой революции 2004 года, когда идеологически страна разделилась на два лагеря. Украинские политики ничего не сделали для объединения страны. Каждый окучивал только свой электорат в соответствии с их идеологическими предпочтениями. А когда Януковича снесли, возникла проблема Крыма и ДНР/ЛНР.
В Казахстане ситуация совершенно иная. Идеологического раскола здесь нет, а демографические перекосы так или иначе устранились. У нас нет этнически однородных регионов, которые проявляют сепаратистские настроения. Да, были случаи в Усть-Каменогорске в 1990-е годы, когда человек, который даже не жил в Казахстане, пытался организовать некий переворот, но спецслужбы двух стран его нейтрализовали. С точки зрения Казахстана звучали сепаратистские призывы во время празднования юбилея Казачьего войска, но это тоже нейтрализовали. Да и нет сейчас желающих об этом заявить. Казахстан — это унитарное государство, это ощущается с каждым годом.
— Если вдруг напряженная обстановка в Донбассе перерастет в полноценную войну между Россией и Украиной, какова будет реакция Казахстана? Он предложит какой-нибудь астанинский формат, или будут другие действия?
— Здесь никто не хочет активизации противостояния между Казахстаном и Украиной. Например, после 2014 года у нас товарооборот с Украиной начал падать. К сожалению, Советский Союз спустя 30 лет продолжает разваливаться, не все вопросы еще решены.
Я думаю, что какие-то миротворческие форматы Казахстан будет предлагать. На это делается акцент в его внешнеполитической концепции на 2020-2030-е годы. Мы понимаем, что Минские соглашения не работают и никто их выполнять не собирается. Но я не знаю, будет ли воспринят астанинский формат по Украине, поскольку украинская внешняя политика целиком ориентирована на Европу и на США. Здесь Украине нужна только торговля и идеологическая поддержка своей власти, но активного проникновения в Центральную Азию с ее стороны нет.
Во всяком случае, Казахстан постарается сделать так, чтобы конфликт был разрешен, потому что он длится, почти как две Великие Отечественные войны.
— По поводу Казахстана есть два подхода. Одни говорят, что он пойдет по пути Украины. Другие — что это невозможно в силу географии и экономических связей. Сейчас ситуация в целом нормальная, или нам действительно нужно бить тревогу?
— Мне не совсем понятно, что имеют в виду, когда говорят, что «Казахстан идет по пути Украины». И внешнеполитические концепции, и структура экономики, и география у нас совершенно разная. Если Украина сделала для себя «европейский выбор», то Казахстан, даже если он захочет, то не сможет это реализовать, потому что он находится в другом регионе. Более того, Европа ментально до сих пор находится за пределами границ Советского Союза.
Поэтому Казахстан будет исходить из своих интересов и объективной реальности. Наши интересы направлены в Центральную Азию, Россию и Китай. Мы, конечно, не делим партнеров на первый, второй и третий уровень, но все-таки можно понять, с кем Казахстану важнее работать, а с кем это не так важно в силу объективных причин.
Никуда мы не денемся. Мы здесь будем, в Центральной Азии.