Дни бывают бессодержательные и сверхсодержательные. Никакой середины. И чем длиннее жизнь, тем больше в ней появляется вторых. То ли жизни так проще: преподавать нам уроки по знакомым датам. То ли существует ещё какая-то причина.
3-е ноября — лично для меня день, бесспорно, сверхсодержательный. Содержит три главы, три длинных истории, три повода то ли радостно выпить благородного алкоголя и погарцевать на танцполе, то ли напиться в доску и упасть лицом в стол в надежде хотя бы на кратковременное забытьё.
3-го ноября я познакомилась с парнем, который стал моим мужем и отцом моего ребёнка. 3-го ноября 2014 года умер мой папа после непродолжительной, но очень мучительной болезни. 3-го ноября на Украине — день ракетных войск и артиллерии. Как всё совпало, как совпало-то! А ведь иначе и не могло, жизненный пазл всегда складывается идеально, это вам не плиточка на улицах Москвы.
В этом году семь лет, как не стало папы. Похоронили мы его на прекрасном кладбище города Докучаевска, отпевал папу отец Никита, погода стояла тихая-тихая, ни облачка, ни ветерка. Я была в чёрных джинсах и чёрной же водолазке, без куртки. Так тепло было в тот осенний день, так по-весеннему восхитительно — гуляй не хочу.
Папа родился на весеннего Николая, а умер в День ракетных войск и артиллерии Украины, той самой артиллерии, которая несколько лет не даёт поставить моему папе памятник. Нет покоя в Донбассе ни живым, ни мёртвым. Мы в 2014 году, когда с кладбища шли, то разговоры примерно такие вели: «Пусть две зимы пройдёт, могила сядет, тогда и памятник можно будет поставить». Поставить хотели к папиному дню рождения в 2016 году, а отец Никита нам сказал: «Не время ещё! Сейчас памятник ставить не надо, кто поставил, разбили». Артиллерия и разбила.
В 2016 году слово артиллерия уже не воспринималось, как самое ужасное слово в мире. Ну, ужас, но не ужас-ужас-ужас. Просто ужас-ужас-ужас градус не может держать годами, выдыхается, как вино. Человек привыкает ко всему. И к ужасу, и к ужас-ужас-ужасу. Вообще. Ко всему. Привыкает.
С 2015 года в одном из моих старых поэтических блокнотов болтается фраза: «Это было в тот год, когда мы ещё не верили, что по нам отработает артиллерия». Честно сказать, а я и до сих пор не верю, всё думаю, что сплю, и мне снится страшный сон. Может быть даже летаргический сон. Лежит себе Аня Ревякина в палате больничной, всюду трубочки, жидкости всякие, приборы какие-то пищат. Лежит Аня и смотрит сон длиною в семь зим про обстрелы, про детей, разорванных на части, про их безутешных родителей. Там ещё много уродливого в том сне, и различные патриоты с плакатиками в руках, что Донбасс не так встал, что надо было как-то иначе встать, в нём тоже есть.
Но вернёмся в город, в котором восьмую военную осень тоска. Нет, даже не просто тоска, а огромная всепоглощающая тоска и немного ужаса. Вы же помните, что ужас весь выдохся. Этот ужас сломался, несите новый, как говорится. Про новый ужас я непременно расскажу, а пока замолвлю слово за старый. Есть неофициальная статистика, что в Донбассе за семь лет конфликта погибло около сорока тысяч человек. ООН на начало февраля 2021 года называла цифру от 42 до 44 тысяч погибших и раненых (!), но считается, что эта статистика существенно занижена. Большинство людей, которые погибли в Донбассе, погибли в результате артиллерийских обстрелов. Кого-то убило на месте, кого-то завалило в подвале собственного дома, кого-то догнал осколок.
Чем «прекрасна» артиллерия? Она идеальна тем, что ни наводчик, ни его коллеги по артиллерийскому труду не видят лиц своих жертв. Не видят их голубых, карих, зелёных глаз, не слышат их голосов, умоляющих не стрелять, остановиться. Артиллерия идеальна для тех, кто расчеловечивает, кто идеологически накачивает: «А стріляй-ка ти, синку, ось туди, там бидлота донбаська…». Словно и не люди у нас тут, а самые настоящие звери, орки, уроды о двух головах, живущие с трёхгрудыми женщинами, воспитывающие яйцеголовых детей.
Знаешь, дорогой читатель, а ведь я иногда забываю, как нас расчеловечивали и убивали и продолжают это делать. Почему забываю? Просто об этом помнить всегда невозможно, мозгам нужна передышка. И вот в эти минуты моей передышки мне непременно попадается на глаза какая-нибудь фраза с другого берега. Фраза, наполненная ядом и ненавистью. О том, какие мы, донбассовцы, настоящие…
Не только артиллеристы не видят своих жертв, но и жертвы не видят своих убийц. И по большому счёту жертвам абсолютно неважно, кто по ним стреляет. Честно сказать, я до последнего боролась с собою, уговаривала себя, внушала себе, что не все на Украине убийцы, что не все готовы идти в Донбасс убивать, но больше не могу бороться. Потому что всё! Всё! Украина для меня — страна убийц, страна артиллеристов. Все украинцы для меня убийцы, артиллеристы. Все. До единого. Вот, к какому итогу привела, страна-убийца, страна-психопат, твоя «священная» война. И я каждый день молюсь, что за свои преступления твои палачи однажды ответят по всей строгости закона.
Я знаю, что работников Освенцима продолжали разыскивать и судить вплоть до 80-х годов ХХ века, чтобы ни один убийца не ушёл от правосудия. Я не знаю, когда твоих ручных палачей, Украина, будут судить, но точно знаю, что будут. Да, после Второй мировой войны судили конкретных людей, но вся Германия отвечала перед всем миром, и просила прощения у всего мира. Украине однажды придётся через это пройти. Я в это верю. Это моя вера, и вера очень многих людей, которые никогда не забудут, каково это «бежать домой под обстрелом».
***
Смотрят дети
на войны отметины.
И ничего не спрашивают.
Сами знают, что между нашими и не нашими
поле пашенное,
только не комбайнами, а танками.
Видел ли ты когда-нибудь, как у танка отрывает башню?
И башня эта летит метров двадцать,
а потом как врежется…
Если хочешь узнать цену войны,
поговори с беженцами.
С теми, чьи дома на улице, ведущей к монастырю,
стоят шкафами наружу.
С теми, кто вещи, пропахшие дымом, заворачивали в простыню.
Я рассказывала о них мужу,
а потом и друзьям мужа,
они кивали, но до конца мне никто не верил.
Я рассказывала о них и плакала,
я написала о них не одну сотню текстов.
«Послушай, но ведь раньше вы были одинаковыми,
зачем вы воюете, если вы одного народа тесто?».
Нет, мой хороший, представь себе
тесто, вымешанное руками хозяйки.
Если от него отнять кусок и поставить в печь,
как ты этот кусок снова сделаешь клейким?
Как его снова сделать тягучим и белым?
Этот кусок обгорелый и твёрдый,
о который сломаются любые зубы.
Если ты хоть раз спал в коридоре одетым,
если ты хоть раз вжимался в асфальт всем телом,
если ты хоть раз бежал домой под обстрелом,
ты это никогда не забудешь.