В жуткую февральскую ночь, когда неистовый ветер и косой дождь надсадно ворочали на стоянке автомобили, мы заглянули в спасительно светящееся кафе. Под названием «Ковчег». Огляделись. Было, как в рассказе Хемингуэя, «чисто и светло». Играла тихая музыка. На стене висело огромное фото (именно фото, а не картина) Ковчега на вершине горы.
«Так это вы его нашли?» — спросил я у бармена. Тот скромно промолчал. «Наверное, поэтому и у заведения такое название?» — уточнил у молчальника.
«Не знаю. Может, еще потому так называемся, что мы одни работаем на всей набережной. Больше негде приютиться».
Действительно, на всей бесконечной зимней набережной — а она чуть ли не самая длинная в мире — в этом кавказском городке не светилась больше ни одна вывеска…
Поэтому я уже спокойно воспринял информацию о том, что сотни украинских журналистов подали заявление о работе в RT — российской информационной телесети.
И даже почти не заметил курьезное сообщение про гламурную оперную московскую приму, которая поливала годами грязью свое отечество из Киева, а потом вдруг резко засобиралась на «любимую» историческую родину. Вспомнил только по ходу любимую песенку стройотрядовских времен: «Поэта Пушкина бронзовый бюст украшают твои подвязки. И мне кажется, с поэта уст сейчас сорвется улыбка ласки». Перепишу-ка слова для ожидающего «звезду» кабацкого репертуара. Эх, научиться б так легко прощать, как гений!
Да что там ученые, журналисты, оперные примадонны. Полуотравленный блогер ломанулся домой, как лосось на нерест. Вон как «икру мечет»…
Короче, что-то неожиданное происходит. То ли медом отечество намазали, то ли многие осознали, что Ковчег один и он не резиновый. И отчаливает…
Много лет меня будоражила тема «исхода». Помните «философский пароход»? Точнее пароходы, которые вывезли из России цвет науки, искусства, журналистики. (Кстати, через год будет столетие события.) Вывезли даже не конкретных людей, а персонифицированные великие смыслы. А я неоднократно обосновывал, что главным ресурсом великой страны являются великие смыслы. Не нефть, не газ, не золото или даже доллары, а именно смыслы. Научные и религиозные, этические и эстетические, политические и поэтические… Если жизнь — это способ существования белковых тел, то человеческая жизнь — это перевоплощение белковых тел в тела одухотворенные. Об этом могли бы убедительно поведать сами высланные: как на голом месте создать высокий духовный проект, имея для стартапа две пары кальсон и одно обручальное кольцо. (Именно столько разрешалось взять с собой на пароход.) Но сейчас не об этом…
Хотя России, прямо скажем, повезло. Ментальные тела гениев, их смыслотворящая грибница так и не покинула родину. Растворились в учениках и научных школах, литературном наследии и творческих студиях, в коллективной памяти и архивах, во «внутреннем народе», православии, наконец. И не случайно даже возникло явление — МЕТАНОЙЯ. Или, говоря иначе, зарубежная русская тоска по отчизне, русская вина за не сделанное, русская мечта о новом мире. Поэтому и мечтал я когда-то помочь вернуться на родину всем потомкам великих наших смыслотворцев. Но время, наверное, еще не созрело. На исторической родине еще ждут больше валютные «инвестиции», чем духовные традиции…
Пока же мои знакомые — русские дальнего и ближнего зарубежья — мечутся. Одни мои коллеги в Штатах уже трижды за пару месяцев поменяли локацию. Сначала из толерантной Калифорнии в консервативный Техас, чтобы вырваться из ауры бессмысленной и истеричной демократии. Потом и вовсе переехали в Венгрию — поближе к классическим державным и семейным ценностям. Да и к доступной вакцине тоже.
Дочки-близняшки другого моего приятеля вдруг решили поступать не на юристов в Чикаго, а на инженеров космических аппаратов в Торонто. Мол, смешно изучать законы в стране, где они сплошь нарушаются. А достойно мечтать можно только о космосе. Я спросил папашу, почему не пошлет тогда сразу дочек в «Бауманку»? Он недоуменно ответил: «Так в России ж еще не умеют делать ракеты»…
Налицо первая стадия осмысления новой реальности: уже понятно, где смыслы разрушены, но еще не понятно, где они уцелели. Хотя те, кто перебирается в «Сколково», начали, видимо, о чем-то догадываться. Начали…
Украинцам, конечно, легче — они ближе. Когда закрывают их популярные телеканалы, журналистам не надо метаться. Когда распиливают на металлолом знаменитые заводы, специалистам — тоже. Как и актерам закрытых киностудий. Есть куда совсем рядом писать заявления о трудоустройстве…
Когда-то один украинский романтический политик рассказал мне о своем проекте. Он мечтал создать настоящую левую партию, где участники верили бы друг другу, не предавали идею и вернули в обиход слово «товарищ». «Это будет как Ковчег, — говорил он. — И если страна поплывет в неправильном направлении, будет где уцелеть и найти духовное пристанище». Политик умер. Партию продали олигарху. Семьдесят четыре процента украинцев сегодня считают, что страна «плывет» в неправильном направлении. И куда бедному украинцу податься?
Да ладно. Хотя бы так пришло и с их стороны вымученное признание того, где расчеловечивание идет полным ходом, а где возникает «точка сборки» новой гуманитарности. Трудно не опознать Ковчег, если на всей «набережной» светятся только его иллюминаторы, а рядом бушует море с затонувшими санкциями. А еще если про эти огни уже слагают баллады, как рэпер Пабло Хасель…
Только было б чисто и светло на Ковчеге. Только б смыслы капитан и экипаж загрузили достойные. Ну и это… млять, ФМС…