- Руслан, какие события, на ваш взгляд, в 2020 году оказали наибольшее влияние на политическую, экономическую и социальную жизнь Украины?
— Безусловно, это пандемия. Это отставка [экс-главы Офиса президента Украины Андрея] Богдана, приход [Андрея] Ермака и, соответственно, смена Кабмина. Это местные выборы. Это принятие закона об импичменте, но торможение дальнейшего процесса принятия закона по народовластию. Это принятие законов о земле и так называемого антиколомойского закона, которое показало, что монобольшинство очень условное. Это падение рейтинга провластной партии на фоне несущественного поднятия рейтинга основных оппозиционных сил. Это противостояние между антикоррупционными органами и канонической системой власти, что создает предпосылки для формирования партий национального суверенитета.
- Что это за партии?
— Это люди изначально разных идеологических конструкций, которые начинают сходиться в одной точке. Они понимают, что суверенитет — это ключевой актив в этом десятилетии, и Украина должна его приобрести.
Что касается экономической сферы, то в этом году было выделение МВФ кредита. Также ситуация на энергорынке и стабилизация курса доллара, хотя очень многие думали, что под конец года гривна рухнет.
Если смотреть по международке, то это заморозка конфликта на Донбассе. Это скандал между [президентом Украины Владимиром] Зеленским относительно ситуации в США и [госсекретарем США Майком] Помпео по «Мотор Сич» — я бы назвал это ситуацией вокруг «Мотор Сич» и скандалом с китайскими инвесторами. Это визит Зеленского в Британию и визит Зеленского в Брюссель.
- О чем говорят эти визиты?
— Визит в Брюссель закончился, скажем, констатацией факта о том, что Украина и Европа остаются партнерами, и под это дело Европа выделила в конце года первый транш кредита — 600 миллионов евро. Но при этом не были пересмотрены условия ассоциации Украина-ЕС, и буквально месяц назад Евросоюз объявил, что он все-таки выиграл спор относительно моратория на экспорт леса-кругляка.
То есть Украина остается, скажем так, в зоне интересов Парижа и Берлина, но им на пятки все больше начинает наступать Лондон. И визит Зеленского в Брюссель фактически положил начало формированию такого треугольника Лондон-Анкара-Киев. Это очень хорошо, кстати, проявилось во время конфликта в Нагорном Карабахе, который многие называют первой коронавирусной войной.
— Да поменяли по большому счету шило на мыло: концепция не поменялась, основные подходы не поменялись, поэтому отставка Кабмина носила в основном такой личный характер. Были убраны личности, были перераспределены зоны влияния внутри Украины, но концептуально это не тот Кабмин, который поможет сделать экономический прорыв в стране.
- А местные выборы какую роль сыграли?
— Местные выборы показали, что уже нет общенациональной правящей партии и что выборы выиграла партия, избиратель которой на участок не пришел. Это говорит о том, что есть разочарование в новых и старых лицах и что есть запрос на появление абсолютно новой правящей партии, которая сможет объединить всю страну от Львова до Луганска. Потому что партия «Слуга народа» с этой функцией уже не справляется: фактически они начали год с рейтингом 40%, а заканчивают где-то на 25-26%.
- То есть можно говорить, что эти выборы были полезны с точки зрения наглядности этой перетасовки элит в Украине?
— Смотрите, сами по себе местные выборы — это про другое: это про школы, дороги, канализацию и про то, как местные элиты покупают франшизы политических партий. Просто рекордно низкая явка на этих выборах показала, что в принципе народ уже не доверяет полностью всем текущим политическим проектам. Потому что если мы возьмем количество людей от общего количества избирателей, которые проголосовали, например, за мэра, то там получится цифра от 6% до 15% от общего количества избирателей — это крайне низкая легитимность.
И эта низкая легитимность вызвана, в частности, не только тем, что в октябре уже бушевала пандемия, но и тем, что люди реально не видят в существующих проектах ту партию, того лидера, тех людей на местах, за которыми реально можно пойти. На мой взгляд, это ключевая проблема, которая порождает очень интересную мозаику на 2021 год.
- Сказывается ли отсутствие этого лидера, в частности, и на ситуации в Донбассе? Вы упомянули, что в этом году мы увидели замораживание конфликта, хотя после парижского саммита в декабре 2019 года Зеленский обещал прогресс по этому вопросу. Что ему мешает выполнять обещания? Отсутствие рейтинга?
— Там более сложная причина. К моменту начала этого процесса в декабре 2019 года у него был более чем достаточный рейтинг, да и сейчас, я думаю, его рейтинг — это не ключевая проблема в донбасском кейсе. Там несколько причин.
Причина первая — это перегруженная идеология конфликта. Фактически продолжается бессмысленное противостояние Русского мира и «Армія. Мова. Віра» (укр. «Армия. Язык. Вера». — Ред.) на Донбассе. Если эту конструкцию оставить, то конфликт будет в той или иной степени продолжаться еще лет 100, а может, и 150. Потому что это как раз та ситуация, когда побежденного не будет: даже если он подпишет полную и безоговорочную капитуляцию, однажды процесс пойдет в обратную сторону.
Второе — стороны переговорной группы утратили доверие друг к другу. Это очень хорошо проявилось в промежутке между апрелем и июлем этого года, когда собирались, что-то подписывали, а потом началось: нас не так поняли, вот это мы можем выполнить, а вот это не можем… Когда между сторонами нет доверия, о каком прогрессе можно говорить?
Очень многие думают, что буквальное выполнение Минских соглашений — это предательство, и, соответственно, это может расколоть страну на несколько частей. Об этом в принципе дискутировали Андрей Иосифович Богдан с вашей [телеведущей Ксенией] Собчак во время этого большого стамбульского интервью. Но я прекрасно понимаю, что текущий формат переговорных групп не совершит какой-то качественный прорыв. Это ледниковый период.
- В самом начале интервью вы среди знаковых событий этого года назвали пандемию. И сейчас на ее фоне развернулась так называемая война вакцин. Какое место в ней занимает Украина?
— На своем YouTube-канале я очень детально расписал то, что вы называете «войной вакцин». Я это называю глобальным разделением на три зоны: американо-европейскую — это [вакцины] Pfizer и частично Moderna, американо-китайскую, то есть китайцы создают вакцину, с которой пойдут в Тихоокеанский регион, но столкнутся там с американцами, с которыми надо будет договориться и пихать что-то одно, потому что войны там не получится, у американцев самих пока вакцин не хватает. И после заключения договора между AstraZeneca и вашим Центром Гамалеи появится третья зона — российско-британская.
И эти три зоны будут между собой конкурировать и разделят между собой территорию. Вот и вся «война вакцин».
- А может Украина в нее как-то просочиться? По факту же у нее есть мощности для самостоятельного производства вакцины, то есть, согласись Украина, например, на предложение России, она и сама в перспективе может стать экспортером. Это рабочий сценарий?
— Пока что вакцина — это же вопрос больше политический, нежели медицинский. То есть чтобы производить здесь какую-то вакцину, надо получить понимание, в какой зоне вакцинации мы окажемся: в американо-европейской или российско-британской. Судя по тому, что говорил и.о. начальника Центра общественных связей Министерства здравоохранения Украины, скорее всего, мы будем получать AstraZeneca. Если мы будем получать AstraZeneca, то наполовину мы будем получать «Спутник». Соответственно, если здесь будет налажено производство, то это будет производство AstraZeneca.
- Депутат Верховной Рады Виктор Медведчук занимается вопросом организации на территории Украины производства «Спутника». У него вообще есть какие-то перспективы в этом направлении?
Насколько я понимаю, ваш президент [Владимир] Путин сказал, что этот вопрос должен решаться между главами государств или между соответствующими органами государств. Я пока не вижу контакта в этом вопросе.
- Если бы вы в будущем стали автором учебника по истории Украины, как бы вы определили этот год в историческом развитии страны?
— Я бы его назвал «Накануне перелома».
- Перелома чего?
— А об этом мы уже поговорим в следующем году. Вы же спрашиваете меня о том, как бы я в будущем назвал этот год. То есть получается, что я тогда буду говорить уже о прошлом, а не о будущем. И вот я бы назвал этот год «Накануне перелома», потому что очень многие процессы в стране подходят как раз к той точке, которая называется переломом.
- Но по крайней мере сейчас вы можете сказать, гордитесь ли вы Украиной в 2020 году?
— Ну, это вопрос из серии «Любите ли вы свою маму?». Какая бы мама ни была, я думаю, что ответ у вас будет однозначный, что в 2020-м, что в 2019 году. Нельзя же не любить маму просто потому, что у нее иногда проблемы.
- Ну, у нас по-разному на этот вопрос ваши коллеги из Украины отвечают, так что не все так однозначно.
— Я понимаю, что каждый видит ситуацию по-своему, — это нормально. Мы же не строем ходим. Поэтому у меня такое понимание, у кого-то оно может быть другим. Это нормально.