Об этом директор Института Кавказа (Ереван) Александр Искандарян рассказал в интервью изданию Украина.ру.
- Александр Максович, можно ли сказать, что уходящий год был самым тяжелым в новейшей истории Армении?
— Да, пожалуй. По крайней мере, за последние четверть века это точно был самый тяжелый год.
- Каково значение карабахского конфликта для постсоветского пространства? Кажется, Баку доказал, что территориальные споры можно решать силой. А ведь есть еще тлеющий конфликт в Донбассе, Приднестровье, в Средней Азии тоже не все благополучно…
— Я бы не сказал, что Баку доказал, что территориальные конфликты можно решать силой. Азербайджан, конечно, победил в этой войне и захватил три четверти территории Нагорно-Карабахской республики, но Карабахский конфликт где был, там и есть. С меньшей территорией, судя по всему, с меньшим количеством населения, посмотрим, сколько людей туда возвратится.
Но существует территория, которую Азербайджан считает своей, порядка трех тысяч квадратных километров, это чуть меньше Южной Осетии. На эту территорию не распространяется власть центрального азербайджанского правительства, жители этой территории никакие азербайджанские паспорта брать не собираются.
Поэтому я бы не сказал, что этот конфликт решен для Азербайджана, чтобы там ни говорили. Нагорный Карабах, пусть и в несколько меньшей конфигурации, но продолжает существовать.
Что касается того, повлияла ли эта война на постсоветское пространство, конечно, да. Это первая война среди всех постсоветских войн, в которой региональная сила (Турция) не из бывшего СССР принимала прямое участие на территории бывшего Советского Союза, то есть на территории стратегических интересов России. Да еще та страна, на стороне которой она победила, такое впервые.
Это, конечно, показатель определенной динамики на постсоветском пространстве, Турция — член НАТО, фактически на стороне Азербайджана воевал один из членов НАТО. Это влияет на все постсоветское пространство, это не просто локальное событие. Я бы эту войну назвал бы уже не постсоветской, а постпостсоветской. Это новый тип войны. Были задействованы в плане техники и планирования совершенно другие методики войны. Это новая ситуация.
- Как вам кажется, не совершила ли Россия ошибку, пустив Турцию в этот регион?
— Я бы не назвал это ошибкой. Это результат войны. В результате этой войны России приходится на Южном Кавказе соотносить свои действия с другой региональной державой, с Турцией. Это очень интересная длинная тема.
Это серьезное изменение, причем раньше Россия могла сталкиваться с интересами других региональных стран, политическими и экономическими, но в сфере безопасности Россия всегда считалась гарантом порядка, который установился после распада СССР. Теперь у стран бывшего СССР при анализе опыта Второй карабахской войны настроения могут меняться.
- В армянском обществе порой шли разговоры о том, что пусть карабахцы сами защищают свой Карабах. Означает ли это, что в Армении наметился в этом году общественный раскол?
— Армения — это страна, в которой есть плюрализм в выражении своего мнения. У нас очень разные неоднородные средства массовой информации и социальные медиа. Я бы не сказал, что такой дискурс в выраженном виде прозвучал, но, наверное, в Армении существуют люди, которые думают и так.
Именно поэтому для Армении этот год оказался плохим, именно поэтому в Армении эмоциональный шок, острый политический кризис, потому что в Армении ее безопасность и безопасность НКР воспринимается как единое целое. Если бы сколько-нибудь существенными были такие настроения, то этого просто бы не происходило.
Если смотреть с точки зрения армянского мира, то тогда эта безопасность воспринимается как единое целое, то есть угроза НКР является угрозой армянам вообще. Если смотреть из Москвы, эта безопасность разделяется: Армения является членом ОДКБ, а НКР не является. Соответственно обязательства, которые Россия несет перед Арменией, она не несет пред НКР.
- Кажется, что церковь в нынешнем гражданском конфликте в Армении заняла сторону противников действующего премьер-министра Никола Пашиняна. Так ли это и к чему это приведет?
— Армянской церкви больше 1700 лет. Армянская церковь существовала при очень разных политических режимах. Церковь действовала, когда не существовало армянского государства. Она существовала, когда были гонения на церковь вообще в советский период или в Османской империи.
То есть эта структура, которая работает на сохранение стабильности среди своей паствы, армянского народа, такова ее суть. Сейчас иерархи церкви озабочены тем, что происходит в Армении. Иногда церковные иерархи не могут не высказываться по поводу этого острого политического кризиса.
- Что-то изменится во внешней политике Еревана в новом году?
— Чтобы политика Армении изменилась глобально, катастрофически, на 180 градусов… Нет, я так не думаю. Политика Армении определяется отнюдь не личностными обстоятельствами. Внешнеполитическая ориентация Армении обусловлена такими обстоятельствами, как наличие Карабахского конфликта, членство Турции в НАТО, географическое положение между Турцией и Ираном, отсутствие общих границ с Россией. Если эти вещи не изменятся, то кардинальных изменений во внешней политике трудно ожидать.
- А с Турцией возможен диалог?
— Он чрезвычайно сложен. Армения пыталась пойти на диалог с Турцией, нормализовать отношения с этой страной без каких-либо предусловий. Это не получилось не по вине Еревана, а по вине Анкары.
- Что вы как гражданин Армении ждете от следующего года?
— Год будет очень непростой. Это будет год продолжающегося политического кризиса. Вне зависимости от того, сменится власть в этом году или нет, будут огромные трудности во внутриполитической жизни. Будут серьезные экономические проблемы.
Хотелось бы, чтобы политические силы работали на консолидацию и на попытку преодоления этого кризиса, в котором мы, Армения, существуем, если уж как гражданин говорить, а не политолог. Как это будет получаться, посмотрим.