— Ростислав Владимирович, мир вступил в очередную эпоху нестабильности. На ваш взгляд, обладают ли конфликты между разными центрами силы в мире: Россия – США, Китай и США, Запад – Сирия — общей геополитической природой?
— Мир в очередную эпоху нестабильности вступил не сейчас, а находится в ней как минимум с Крымской войны, с 1853 года примерно.
Меняются ситуации нестабильности, бенефициары нестабильности, тем не менее нестабильность остается постоянной и приводит к очередным военным конфликтам.
Сейчас в состоянии системного кризиса неолиберальная система, которая строилась Соединенными Штатами после 1945 года, а особенно активно после развала СССР, но так и не была до конца достроена, хотя была очень близка к тому, чтобы охватить весь цивилизованный мир.
Поскольку в эту систему были в большей или меньшей степени интегрированы все государства планеты, соответственно и удар наносится по всем государствам планеты.
Это как если завод прекратил свое существование, то убытки понесли все: и рабочие, и владелец, и инженерно-технический состав. Все в разной степени. Кто-то быстро перешел на другую работу, у него все хорошо, кто-то стал безработным навсегда…
Так же и здесь: чем ближе к центру мировой системы, США, тем больше страны лихорадит; чем дальше, тем спокойнее. России в этом смысле повезло. Потому что в силу санкционной политики Запада она с 2014 года начала активно дистанцироваться и активно создавать свою автономную систему, которую можно замкнуть в рамках автаркии (экономический режим самообеспечения страны. — Ред.) в противовес глобальному контролю США.
Поэтому у России больше возможностей пройти этот кризис — не без потерь, но относительно спокойно.
Просто потому, что в этих горных районах очень сложно провести устраивающую всех границу.
И очень сложно определить, к какому государству относится население, тем более что это население не является ни индусами, ни ханьцами.
Этот конфликт имеет историческую природу, а его обострение — современную геополитическую природу.
— Согласитесь ли вы, что роль массовых уличных акций особенно велика в современных конфликтах, как это показали события на Майдане, в Гонконге и в США?
— Любой переворот сопровождается уличными протестами — и Великая французская революция, и Февральская и Октябрьская революции в России.
Любой переворот — это всегда в той или иной степени уличные протесты, если это, конечно, не дворцовый или военный переворот.
Вопрос заключается в способности государства эти протесты подавить. Потому что даже в ХIХ веке в одном случае на улицы выходила Национальная гвардия и спокойно расстреливала протестующих тысячами, а в другом — та же самая Национальная гвардия переходила на сторону протестующих и сметала правящий режим.
Поэтому вопрос в том, какой характер носят протесты, кто их организовывает, с какой целью, и на чьей стороне находятся вооруженные силы.
- Но сейчас любое насилие над протестующими сразу становится достоянием массмедиа, которые используют это в качестве доказательства бесчеловечности правящего режима…
— До тех пор, пока у власти не окажется достаточно ресурсов и решимости, чтобы расстрелять не только протестующих, но и редакции массмедиа.
- Как бы вы оценили роль личности в современной истории? Нынешние политические деятели действительно оказывают влияние на исторические процессы, или они лишь медийные персонажи?
— Необходимо посмотреть на результаты деятельности. Например, совершенно понятно, что Путин оказался на своем месте, потому что смог возродить величие России и сделать это без серьезного гражданского конфликта, путем общенационального компромисса.
Трамп тоже поставил себе задачу возродить величие Америки, но гражданские столкновения у него уже начались, и во что они выльются, мы не знаем.
То есть Трамп, безусловно, политик неординарный, и мы не можем сказать, то ли США оказались в таком глубоком кризисе, или он не нашел нужных подходов.
Си Цзиньпинь достаточно уверенно проводит китайские реформы, и более того, продлил срок своих полномочий и полномочий своей команды, чтобы провести Китай через сложный геополитический период.
Но это тоже решение, принятое человеком. Другой на его месте мог бы такое решение не принять. Сказал бы: я ухожу на заслуженный отдых, работайте дальше.
Поэтому, безусловно, роль личности в данном смысле является если не определяющей, то очень важной. Повторяю, народ сможет сформулировать запрос на определенного политика, но этому запросу может отвечать сразу несколько личностей, каждая из них является субъектом и каждая из них по одному и тому же вопросу может принять разные решения.
Политика субъективна, и роль личности в ней очень высока.
- Возможно, современное общество стало более управляемым благодаря развитию информационных технологий?
— Раньше, чтобы диктовать обществу запросы, нужно было научиться читать и писать. А затем добиться того, чтобы то, что вы напишете, этому обществу зачитывали на площадях, потому что книги никто не читал.
То есть нужно было научиться читать и писать и пробиться в тот слой элиты, где вы можете доносить свою позицию. И тогда действительно вы могли управлять мозгами этого общества.
В Советском Союзе была газета «Правда», вы могли ей верить безусловно или могли читать между строк, но всю политическую информацию вы получали из этой газеты.
Сейчас пред вами интернет, заходите туда и пишите, что хотите, и ведите общество за собой, чем многие и занимаются.
Поэтому сейчас общество атомизировалось, его очень трудно собрать в одной идее, потому что один считает, что рептилоиды прилетают с планеты Нибиру, а другой говорит: нет, они выходят из полой Земли. Кто-то скажет: как же из полой, если Земля плоская?
Поэтому сейчас собрать общество вокруг одной идеи практически невозможно. У всех есть интернет. У всех в интернете есть свой гуру или даже несколько гуру по разным вопросам, и все всё знают, сейчас каждый суслик — агроном.
- Возвращаясь к причинам черных бунтов в США — можно ли сказать, что они стали порождением западной демократии?
— В США не черные бунты, это пестрые бунты, потому что в этих бунтах черных хорошо если 40%. А так там полно белых, желтых и серо-буро-малиновых.
Безусловно, в американском обществе существуют серьезные противоречия. Но это противоречия не между белыми и неграми, а между той частью общества, которая работает, и той, которая предпочитает сидеть на дотациях.
До тех пор, пока США были мировым гегемоном и перераспределяли мировой прибавочный продукт в свою пользу, у них была возможность содержать этих маргиналов и всем было хорошо.
Но мир погрузился в системный кризис, и больнее всего этот кризис ударил по центру этого глобального мира, по Соединенным Штатам.
Сорок миллионов безработных сразу, обвальное падение экономики, абсолютно мрачные перспективы. И понятно, что у государства уже не хватает денег, чтобы содержать от пуза всех этих людей. И здесь возникает конфликт: как же так, я же привык, что мне ничего делать не надо, а хватает и на оплату жилья, и на еду, и даже на наркотики, а теперь вы мне не даете. Тогда я выйду на улицу и буду валить памятники проклятым рабовладельцам, даже если они не рабовладельцы. Например, памятник Сервантесу. Даром что он никогда не был в США и сам был рабом на галерах. Какая разница? Вы мне денег дайте, и тогда я буду хорошо себя вести…