Предыдущий кризис, по аналогии с биржевым крахом 1929 года названный «чёрным понедельником», наступил в результате действия двух факторов.
Во-первых, общей разбалансированности цен. Цена на нефть зависит от множества факторов, не в последнюю очередь — от темпов роста мировой экономики. Они в 2019 году замедлились, составив 3,3% по сравнению с 3,6% в 2018 году.
Таким образом, цены на нефть так или иначе должны были снизиться, поскольку потребление её упало, а производство — нет. Вообще добычу нефти довольно легко приостановить, но не всегда возможно возобновить, поэтому производители зачастую предпочитают снижать цены, выигрывая на объёмах.
Во-вторых, толчок дали карантинные меры, введённые правительством Китая из-за эпидемии коронавируса, которые привели к существенному снижению потребления нефти в Китае. Уже после того, как произошло падение цены на нефть, волна накрыла всех, на карантине оказалось 3 млрд человек, а снижение потребления нефти в мире сократилось примерно на 30 млн баррелей в сутки.
До 9 марта действовало соглашение в формате ОПЕК+, в котором принимала участие и Россия, об ограничении добычи нефти с тем, чтобы удержать цены. Саудовская Аравия предлагала жёсткое ограничение добычи в связи с действием китайского фактора, Россия же предлагала оставить всё как есть. В результате соглашение было нарушено, стороны увеличили производство нефти, чтобы удержаться на рынках в условиях падающих цен, что ещё более обрушило цены.
Отдельным, но важным элементом этой ситуации была борьба за рынок США — один из крупнейших в мире. В результате «сланцевой революции» Саудовская Аравия потеряла примерно 60% этого рынка. Однако американские производители ограничены в манёвре из-за высокой себестоимости нефти, потому на демпинг со стороны саудовцев реагируют нервно.
К нынешнему кризису стороны подошли с разной степенью готовности.
По утверждению российского руководства, страна сможет сводить бюджет при цене на нефть ниже той, которая предусмотрена нынешним бюджетом на протяжении 4-5 лет. «Цена отсечения» в 2020 году составляет $ 42,4 за баррель российской марки Urals. В соответствии с «бюджетным правилом», всё, что выше этой цены, идёт в Фонд национального благосостояния, всё, что ниже, — в бюджет. Сам этот Фонд придуман для компенсации снижения бюджетных доходов в результате снижения цен на нефть. Между тем, в апреле стоимость российской нефти упала ниже $11 за баррель.
Прогнозы правительства, насколько можно понять, не учитывают дополнительных бюджетных расходов в результате введения карантинных мер внутри страны.
Ситуация в Саудовской Аравии несколько хуже. В последнее время саудовский бюджет несёт много обязательств, связанных с развитием национальной экономики (королевская семья отдаёт себе отчёт в том, что нефть рано или поздно иссякнет). Поэтому саудовцы при падении цен на нефть тоже могут сводить бюджет 4-5, но не лет, а месяцев.
Ситуация в США наименее определённая. Собственно, США могут сводить бюджет при любых экономических условиях — у них в распоряжении мировой печатный станок. Но правительство Соединённых Штатов (особенно нынешнее — «сланцевики» поддерживают Дональда Трампа) заботится о том, чтобы производители сланцевой нефти не разорились и не были выкуплены саудовцами. А вот у этих компаний ресурс уже исчерпан — некоторые производители продают нефть с доплатой, только чтобы сохранить место на рынке. Минимум одна компания находится в состоянии банкротства.
Предварительные переговоры включали следующие элементы.
Во-первых, необходимо сократить производство нефти хотя бы на 10 млн баррелей в сутки, с тем, чтобы восстановить цены и, соответственно, бюджеты.
Во-вторых, конкретно Россия должна сократить производство на 1,5 млн баррелей в сутки (Россия была не против сокращения, но более равномерного по странам).
В-третьих, к сделке должны были присоединиться США. Трамп соглашение поддерживал, но от прямого участия в сделке отказывался, мотивируя это тем, что федеральное правительство не может влиять на цену нефти (собственно говоря, это правда, хотя есть исключения — в Техасе, например, часть цен регулируется на уровне штата). При этом он декларировал, что США сокращают добычу нефти, что действительно происходит — но не в результате целенаправленных усилий власти, а в силу падающего спроса и цен.
Судя по всему, 9 апреля все стороны пошли на существенные уступки: Россия согласилась на сокращение добычи на 1,5 млн баррелей в сутки, но это — на фоне общего сокращения в 20 млн баррелей. Кроме того, похоже, что ОПЕК и Россия сделали вид, что удовлетворены аргументами Трампа.
Даже сам факт предварительных соглашений благотворно сказался на рынках, и можно ожидать если не существенного повышения цены на нефть (этому препятствует неблагоприятная общемировая экономическая ситуация), то, по крайней мере, сокращения амплитуды ценовых скачков (т.н. волатильности рынка).
Достижение соглашения выгодно всем нефтедобывающим странам. И, тем не менее, гарантий их заключения и, главное, исполнения в будущем по-прежнему нет.
Главной проблемой, как и раньше, является сохранение занятых ранее рынков — если у стран не будет достаточных объёмов нефти, чтобы присутствовать на рынках, эти рынки будут перехвачены другими странами, которые, по тем или иным причинам, в сделке не участвуют. И вернуться на них назад будет очень трудно (даже учитывая определённую специализацию рынков — нефтеперерабатывающие заводы обычно адаптированы к работе с конкретной маркой нефти).
Кроме того, ряд стран преследует политические цели, не связанные напрямую с ценами и объемами. Ярким примером этого является статья трёх бывших послов США на Украине, в которой те предлагали воспользоваться эпидемией и снижением нефтяных котировок для того, чтобы добиться от России уступок по Донбассу (справедливости ради стоит сказать, что само появление этой статьи свидетельствует о том, что Вашингтон так действовать пока не собирается).