Обвиняемый страдает сахарным диабетом, а значит, находится в зоне риска при эпидемии коронавируса. Андрея схватили осенью 2017 года и предъявили ему обвинение в содействии террористам за то, что он в 2015 году передал топливо на станцию переливания крови и в детскую больницу в ЛНР. 19 марта исполнилось ровно 2,5 года (5 лет по «закону Савченко»), как Татаринцев находится в тюрьме. Медицинская помощь в СИЗО ему не оказывается, что Европейским судом приравнено к пыткам.
Виноват журналист
Судей еще нет, и Андрей делится новостями через стекло душного «аквариума»:
— У меня закончились тест-полоски для глюкометра, взять неоткуда, а медики не приходят. Последний замер сахара делали в зале суда 2 месяца назад. Лекарства мне не выдали, может быть, конвою, я не знаю. Сейчас карантин, должны хотя бы перед отправкой в суд померить сахар, температуру, но нет.
— А еда?
— Дали порванный пакет с печеньем, кто в нем лазил, неизвестно, и второй пакет с тюремными хлебом, вареным яйцом и сыром с маслом. Из этого всего мне можно только яйцо.
— Что сейчас с санитарными условиями в СИЗО?
— Ничего не поменялось, как было до карантина, так и сейчас. Только выдали маски сотрудникам, и все. Никого из содержащихся под стражей в связи с карантином не проверяли, не обследовали, тесты не проводили. А СИЗО — это замкнутое пространство. Если приезжает кто-то с кашлем, потом кашляет вся тюрьма. У всех простуда, у кого-то температура, у кого-то грипп — это обычное дело. У конвоя 8 масок на 13 человек.
— А как они их носят? По очереди?
— Не знаю, кто первый к сейфу, того и маска.
Заходят судьи и секретарь, все без масок. Прокурор не приехал, участвует в заседании по видеосвязи.
— Кто у нас присутствует в зале?— сходу интересуется председательствующий судья Малеванный, хотя присутствующего он видел неоднократно.
— Журналист.
— Вы ограничения в связи с карантином видели о том, что посторонним лицам присутствовать на заседаниях не рекомендуется?
— Но это и не запрещено. Я принимаю необходимые меры, нахожусь в маске, перчатках, у меня есть антисептический гель.
— То есть вы осознанно допускаете риск заражения работников суда и обвиняемого?
— Я принимаю меры, чтобы не распространять возможный вирус.
— После заседания покажите, пожалуйста, секретарю документы, чтобы была информация, с кем контактировал обвиняемый, в случае если произойдет заражение.
Судьи без масок, конвой без масок, автозак, в котором возят всех подряд, не дезинфицирован, заключенные в камере без масок и не обследованы, а риск заражения исходит от журналиста, хотя обвиняемый в нескольких метрах от него и за стеклом.
Вызовите скорую
Адвокат Владимир Ляпин просит вызвать скорую помощь.
— Кому скорую?— удивляется судья, как будто больному Татаринцеву ее не вызывали на каждом заседании.
— Обвиняемому. Он с утра не принимал лекарства.
— Татаринцев, вы плохо себя чувствуете и не можете принимать участие в заседании?
— Ваша честь, — Андрей встает с лавки в «аквариуме», — я хочу, чтобы меня осмотрел врач, потому что последний замер сахара мне производили в зале суда два месяца назад, а ни лекарств, ни диетического питания с собой не выдали.
— Я не спрашивал, чего вы хотите, я спрашивал, как вы себя чувствуете.
— Очень плохо.
Ноль реакции. Адвокат Ляпин показывает коллегии судей два пакетика с сухпайком.
— Ваша честь, здесь порванные пакеты с печеньем, белым хлебом, маслом и одним яйцом. Из всего этого ему можно только яйцо. У него диабет. Это что, издевательство? Вот это было выдано как диетическое питание на целый день и без лекарств.
— Что вы от меня хотите?
— Чтобы вы выполнили ваши обязанности по судебному контролю и обеспечили обвиняемого в зале суда.
— Обеспечили чем, питанием?
— Конституционными правами.
Пошушукались.
— После выяснения обстоятельств о состоянии здоровья Татаринцева и при положении карантина считаем необходимым перенести рассмотрение дела на следующий раз.
— Так а скорую мне вызовут?— скромно интересуется Андрей.
— Следующее заседание у нас запланировано на 30 апреля.
— Ваша честь, я прошу вызвать скорую, — повторяет адвокат уже на повышенных тонах.
Немая сцена.
— Человек не пил лекарства и говорит, что плохо себя чувствует. Я прошу предоставить ему медицинскую помощь, — сквозь зубы процеживает возмущенный Ляпин.
— Мы же выяснили, что он не может принимать участие в заседании.
— Нужен врач.
— Мы уже решили, что он не может…
— А дальше что?
— Дальше мы должны рассмотреть целесообразность содержания под стражей…
— Нельзя ничего рассматривать до предоставления медпомощи, особенно если заседание уже было перенесено!
Немая сцена.
«Ваша честь, вы издеваетесь?»
— Я не могу понять, его жизнь — это шутки?— спрашивает адвокат как у стены, так и не дождавшись реакции на свою предыдущую реплику. — Вы над нами издеваетесь?
— Мы не издеваемся.
— Нет, похоже, издеваетесь.
— Я вам сообщаю, что сейчас мы решаем судебный вопрос…
— Вызовите ему скорую, а потом решайте вопрос.
— Когда суд отправится в совещательную комнату, будет время, чтобы ему оказали необходимую помощь.
— Ваша честь, я вам заявляю отвод, потому что это уже выходит за все рамки. Вы систематически нарушаете права Татаринцева на медпомощь и своими действиями ставите его жизнь под угрозу.
Суд уходит в совещательную комнату и, вернувшись, отклоняет отвод, не объясняя своего решения. Полный текст — когда-то потом. Но адвокат Ляпин, понимая, что нечего терять, заявляет еще один отвод, другому члену коллегии.
— Судья Ходько, будучи следственным судьей, по письму начальника отдела СБУ по борьбе с коррупцией Вязовченко, наложил арест на собственность своего коллеги, судьи другого суда, который не имеет никакого отношения к указанному уголовному производству, в отношении которого не выдвигалось подозрения, не проводились следственные действия. Решение не было законным, что 13 марта этого года было подтверждено отказом прокурора от поддержки гособвинения и затем решением совета прокуроров по привлечению прокурора к ответственности. Судья Ходько выносил решения в интересах СБУ. Есть все основания сомневаться в его объективности и сейчас. Письменные доказательства будут предоставлены на следующем заседании.
Отвод без рассмотрения до следующего заседания. В зале суда появляется фельдшер скорой помощи, измеряет давление и сахар.
— Что вы установили?— задает вопрос судья Малеванный.
— Повышенный сахар, больше 12 при норме до 6, и повышенное давление. Нужна консультация специалиста-эндокринолога. Он должен вовремя принимать таблетки или инсулин и вовремя питаться. У подсудимого таблеток нет, у меня тоже. Контроль сахара только в условиях стационара.
— Это диетическое питание?— спрашивает адвокат, показывая пакеты с печеньем, хлебом и другими выданными в СИЗО продуктами.
— Я считаю, что нет. Человек не знает, какой у него уровень сахара, а ему дали еду, которая его может повысить. Таким образом можно ввести себя в кому. Я уже третий раз здесь, и ситуация одинаковая.
Право высказаться
Суд отпускает фельдшера, тяжелое состояние больного зафиксировано, медпомощь не оказана, в стационар по рекомендации сотрудника скорой помощи Татаринцев не отправлен. Зато судья делает то, ради чего все и начиналось, единственно интересное коллегии и прокурору — объявляет рассмотрение продления меры пресечения. Прокурор начинает вещать по видеосвязи стандартное: «Татаринцев, будучи радикально настроенным лицом, не воспринимающим государственную власть в Украине, вступил в сговор с террористическими организациями ДНР и ЛНР…»
— А мы медпомощь окажем?— перебивает его адвокат.
— Пожалуйста, не перебивайте, — просит судья Малеванный, будто бы в ходатайстве прокурора, которое он зачитывает десятый раз, не меняя в нем ни слова, есть что-то, что нельзя пропустить.
Прокурор продолжает, в нарушение процессуального кодекса лишь перечисляя стандартные, прописанные в кодексе риски, но не подкрепляя свои слова ни единым документальным доказательством их наличия.
— Мнение защиты, — произносит судья.
— Мое мнение имеет значение?— горько иронизирует адвокат Ляпин.
— У вас есть право высказаться.
— Ах, право, я понял. Я считаю, что данный состав коллегии не может принять законное решение, потому что на протяжении долгого времени он на каждом заседании устанавливает факт невыполнения постановления суда о предоставлении медпомощи и надлежащего диетического питания лицу, болеющему сахарным диабетом, но не предпринимает по этому поводу никаких действий. Слушать одну и ту же речь прокурора на протяжении 2,5 лет, когда Татаринцев содержится под стражей, — это издевательство над правосудием. Учитывая состояние здоровья, продолжать содержать человека в СИЗО невозможно. Он практически последний гражданин Украины, которого держат под стражей по политическим статьям. Когда представители украинской власти встречаются с представителями ЛНР и ДНР, чтобы обсудить вопросы мирного урегулирования, никто не считает эти организации террористическими, но в воображаемом мире прокурора это террористы.
Продлевают содержание под стражей еще на два месяца без права внесения залога и обещают отправить в СИЗО письмо с запросом, могут ли там лечить Татаринцева.
— Так вы это уже делали, и какой результат?— голос Андрея пробивается сквозь плотное стекло как глас вопиющего в пустыне.
Суд удаляется, безмолвствуя.