Например, граф Кирилл Разумовский не одно десятилетие ходил к государям с проектом основания храма наук в гетманской столице Батурине, Киеву пришлось ждать следующего царствования, а Херсон и Екатеринослав были обойдены такой честью вообще.
«Дней Александровых прекрасное начало»… На всю огромную империю — только два университета — Московский и доставшийся в наследство от Речи Посполитой Виленский. То, что этого мало, понимали и сам государь, и первый министр народного просвещения граф Петр Васильевич Завадовский. Именно его ведомству и принадлежала идея создания единой системы образования.
25 января 1803 года в доме П.В. Завадовского состоялось первое заседание Главного правления училищ, на котором были прочитаны «Предварительные правила народного просвещения». Россия делилась на шесть учебных округов. Во главе округа стоял университет.
Каждый из губернских городов теперь имел свое «губернское училище или гимназию», находившиеся под контролем университета. Директор гимназии был вместе с тем и директором уездных училищ, которых предполагалось, по меньшей мере, по одному в каждом уездном и губернском городе. Наконец, смотритель уездного училища был, в свою очередь, начальником приходских училищ своего уезда. Обучение было бесплатным и доступным для всех сословий. Чтобы поднять престиж гимназического образования, Завадовский отдал своих 10- и 11-летних сыновей, камер-юнкеров, в гимназию.
12 декабря 1802 года был утвержден акт об открытии (на базе захиревшей, но существовавшей с 1632 года Академии Густавиана) Дерптского (ныне Тартуского) университета. На базе Казанской гимназии в 1804 году был учрежден Казанский университет, одновременно с ним — Харьковский.
Учебное и административное устройство университетов основывалось на положениях устава 1804 года, проект которого был предложен харьковцем Василием Каразиным, занимавшим в то время должность в качестве правителя дел главного правления училищ.
Важнейшим отличием этого устава являлась университетская автономия, предполагавшая выборность ректоров, проректоров, профессоров при тайном голосовании, право университета утверждать в ученых степенях, открывать кафедры. В соответствии с уставом университет определялся как «высшее учебное сословие», в котором «приготовляется юношество для вступления в различные звания государственной службы».
Безусловно, главная заслуга в открытии университета в Харькове принадлежит Василию Назаровичу Каразину, который подготовил проект и, как бы теперь сказали, пролоббировал это решение наверху.В начале царствования Александра харьковский помещик Василий Каразин написал анонимное письмо на высочайшее имя с предложениями реформ в духе идей Просвещения. Его идеи понравились молодому государю, автор был разыскан и получил право непосредственно обращаться к императору.
За то время, пока у него существовал высочайший «допуск», Каразин успел довести свои идеи и добиться их внедрения. Земляки знали о возможностях просвещенного харьковского помещика в столице и поэтому с доверием отнеслись к идее сбора средств на открытие университета.
Главным его аргументом в пользу этой идеи было то, что будущим студентам было где готовиться к поступлению. Подготовленных слушателей могли дать университету Харьковский коллегиум и Белгородская семинария, из которых казённокоштными студентами были приняты с разрешения Синода 33 семинариста. По мысли Каразина, университет должен был явиться «не школой по немецкому образцу устроенной, а всеобъемлющим училищем», заключающем в себе соединение различных академий (наук, искусств, инженерной, духовной), университета и низших профессиональных школ.
Структура университета изначально включала четыре отделения: физических и математических наук, словесных наук, нравственных и политических наук, врачебных и медицинских наук и 25 кафедр. Отделение врачебных и медицинских наук из-за отсутствия желающих на нём учиться было открыто только в 1811 году. Студенты первого курса должны были выслушать курс общих наук, а затем могли выбирать специализацию.
Однако на месте подготовка к открытию храма науки проходила не без приключений.
Когда решение наверху уже было принято, в самом Харькове происходила нешуточная баталия. Казалось бы, император Александр I 24 января (5 февраля) 1803 г. издал соответствующий указ, назначил попечителем учебного округа графа Северина Потоцкого, но…
20 мая 1803 года по личному распоряжению губернатора Артакова Харьковский городской голова Егор Урюпин был объявлен умалишенным и насильно помещен в сумасшедший дом. Его болезнь, ставшая поводом для этих действий, продолжалась всего три дня и явно не была помешательством. Купцы Харькова в тот же день заявили, что готовы взять Егора Егоровича на свое попечение и смотрение. Однако харьковский губернатор уже назначил выборы нового городского головы. А тут еще помещик Каразин со своими планами открытия университета, которые губернатор Артаков упорно не одобрял (отсюда и прижилось в наших краях словечко «заартачиться»), а городская дума поддерживала. Урюпиным на открытие храма науки была собрана от купечества сумма, в семь раз превышающая годовой бюджет города.
К мысли об основании университета Каразин склонил местное дворянство, которое пожертвовало для этого 400 000 рублей. Другие пожертвования (купечества и граждан, екатеринославского дворянства и т.п.) получены были также благодаря влиянию Каразина. Активно поддерживал становление университета и первый харьковский епископ Христофор (Сулима). Из опекаемого им коллегиума вышли не только студенты, но и преподаватели, например, профессор Тимковский. О качестве преподавания в этом учебном заведении говорит тот факт, что в харьковском коллегиуме учился переводчик «Илиады» на русский язык Гнедич.
Однако университет и открылся, только когда Иван Бахтин (1756-1818) сменил на посту губернатора Артакова. Он был человеком просвещенным и к тому же пиитом. Под университетский корпус выделил губернаторскую резиденцию, тот самый дом, где останавливалась по дороге из Крыма Екатерина Великая. Там вуз и находился до 1962 года.
Как же привлекались студенты и слушатели?
Для привлечения дворян попечителю Потоцкому приходилось обращаться к содействию окрестных губернаторов. Для купцов и мещан поступление в университет возможно было только после получения увольнительного свидетельства от их обществ, выхлопотать которое было нелегко. Лицам податных сословий поступление в университет было ещё более трудным, да и, по одному из разъяснений министра народного просвещения, во время пребывания их в университете, они считались не студентами, а только вольнослушателями.
В 1805 году изъявили желание поступить в университет ещё 41 человек, однако после сдачи экзаменов были приняты только 24 из них. Таким образом, всего было принято 57 студентов. В 1807 году их было 65, в 1809-м — 72, в 1811-м — 118. Обычно заполнены были только вакансии казеннокоштных, своекоштных поступало мало, особенно на отделение врачебных наук (медицинский факультет), где первый полноценный выпуск принятых в 1811 году студентов состоялся только в 1814 году; до этого, в 1808 году, был выпущен 1 лекарь, в 1809-м — 2 лекаря, в 1812-м — 1 лекарь, в 1814-м — 6 кандидатов медицины и 2 лекаря. Чтобы привлечь слушателей на этот факультет, университет должен был давать им разные льготы. Недостаток в студентах заставлял университет относиться очень снисходительно к познаниям абитуриентов.
Но студентов должен был кто-то учить. Русских профессоров не хватало, и попечитель граф Потоцкий обратился к великому Гете с просьбой рекомендовать преподавателей-немцев. Вот как они подбирали профессора философии. Рассматривалось несколько кандидатур на эту должность. Знаменитый Фихте был забракован по причине недостаточного знания латыни, которая была тогда основным языком обучения, и каждый недавний гимназист или семинарист овладевали ею до поступления в университет. Немецкий же язык, хотя и изучался почти повсеместно, не стал еще общеупотребительным, а русский только вырабатывал научную терминологию.
Потоцкий и Гете остановились на кандидатуре профессора Иогана Шада. «Шад, — писал Гете попечителю учебного округа графу Северину Потоцкому в письме от 23 ноября 1803 г., — изучил догматы различных христианских вероисповеданий, особливо законодательство и историю, семь лет уже живет в Иене, где частью продолжает свое философическое учение, частью старается распространять необходимые для философа эмпирические познания и, невзирая на множество философических лекций, никогда не имеет недостатка в слушателях, причем все выхваляют его ясное и сильное преподавание».
Получив приглашение занять кафедру философии в Харьковском университете на весьма выгодных условиях, во много раз более сытных, чем в то время в Европе, Шад переехал в Харьков (утвержден 1 февраля 1804 г.). Здесь он стал читать логику, этику, психологию, метафизику, естественное право и историю философии. Владея в совершенстве латинским языком, который он усвоил еще в иезуитской семинарии, профессор знакомил харьковцев с невиданным доселе знанием.
Среди первых выпускников Императорского Харьковского университета был первый харьковский литератор Аким Нахимов, двоюродный дядя великого адмирала. Когда при университете были открыты курсы для чиновников, Акима Николаевича пригласили туда читать курс словесности (русский язык и грамматику). Для проведения занятий он специально подбирал такой материал, который бы заставлял его чиновных учеников задуматься над своим положением, пробуждал уснувшую совесть.
Так, его слушателям приходилось записывать на доске его стихотворение «Похвала гусиному перу», заканчивающееся словами: «Подьячие, главу пред гусем преклоните!»
Или велел спрягать глаголы «брать» и «драть», что сразу же вызывало соответствующие ассоциации. В 1811 году он покидает университет и поселяется в Шейчине. На прощание он оставил такой отзыв о совсем еще юной Alma Mater:
…Я видел дивное сословие ученых,
Которы в подвигах, их званию достойных,
Хранили здравый смысл, честь, нравы и покой;
От зависти они не грызлись меж собой.
Я видел торжество наук, достоинств, чести,
Позор невежества, изгнанье подлой лести,
В семействах тишину и счастие везде;
Я видел всё сие и видел всё… во сне!
Университет учредил в 1812 году первую местную газету — «Харьковский еженедельник». Выходила она каждую субботу тиражом в 600 экземпляров в формате 1/2 печатного листа. Подписная цена для харьковских подписчиков равнялась 10 рублям, а для иногородних — 12 целковым.
При выпуске первого номера университетскому цензурному комитету пришлось не только проверять статьи на благонадежность, но и работать корректором. Именно блюстители порядка обнаружили в рукописи «множество погрешностей против русской речи и грамматических ошибок».
Целью издания в редакции считали не только информирование обывателей о городских новостях, а нечто иное: «Предметом сих листов являются общеполезные знания экономии и технологии, основанные на опыте славных мужей, также важные коммерческие известия и напоследок в приятной беседе служащие предметы, как-то: небольшие стихи, анекдоты и пр.».
На полосах газеты можно было встретить статьи о способе очистки прогорклого масла, о полировании стали и т.п. «Гвоздем» номера считалась статья профессора сельского хозяйства Нельдехена «О причинах, почему во многих очень плодородных странах хозяин не получает от своего домоводства тех выгод, какие он мог бы получать».
Увы, вышло лишь двенадцать номеров газеты. Подписчиков у нее набралось только 25, а Нельдехену пришлось поручиться за издателя в возврате денег перед правлением университетской типографии. Но не финансовые трудности положили конец изданию: их вполне можно было преодолеть в мирное время. Да и цензурные придирки можно пережить, если не сильно нарываться. Однако окончательно сгубило первую харьковскую газету нашествие войск Наполеона. Не до забав стало харьковцам, и средства понадобились для помощи армии. Одна только городская дума собрала в помощь войскам 23 тыс. рублей… До выхода следующей газеты — «Харьковских известий» — пришлось ждать почти пять лет.
В 1905 году Каразину в Харькове был установлен памятник, переезжавший с места на место четыре раза и в настоящее время находящийся возле главного входа в университет. Улица попечителя Потоцкого украсила карту города лишь в 2015 году. Могила первого ректора Рижского была снесена в первые годы советской власти вместе с Каплуновской церковью.
Университет в Харькове существует по сей день. Его пытались украинизаторы 20-х переделать в «институт народного образования», большевики уничтожали и увольняли профессоров, а советские кадровики отбирали на учебу «классово-правильный» контингент. Да и сейчас вузу приходится жить в обстановке, мало отличающейся от времен наркома Скрыпника.
Двухсотлетие он отметил, но доживет ли до 220-летия достойно?