https://ukraina.ru/20240208/1053121315.html

Разведчик Кастет о том, как наши солдаты прикрывают друг друга своими телами и выхаживают щенков

Разведчик Кастет о том, как наши солдаты прикрывают друг друга своими телами и выхаживают щенков - 08.02.2024 Украина.ру

Разведчик Кастет о том, как наши солдаты прикрывают друг друга своими телами и выхаживают щенков

На войне всякое бывает. В бою ты можешь полагаться не только на себя, но и на своих друзей, иначе не выжить. А значит и друзья должны быть такими, которым ты можешь доверить свою жизнь. А еще есть простые человеческие чувства, которые здесь на войне резко обостряются

2024-02-08T04:00

2024-02-08T04:00

2024-02-08T11:19

интервью

сво

спецоперация

захар виноградов

https://cdnn1.ukraina.ru/img/07e8/02/07/1053143224_77:28:812:441_1920x0_80_0_0_90d08909b28444288be7b3fc0499c696.jpg

О том, как это все происходит и сочетается, изданию Украина.ру рассказал разведчик Кастет.— Константин, ваш позывной связан с какими-то событиями или просто производно от вашего имени?— Нет, ни с чем не связано, просто производное от имени, мой бывший командир придумал.— Чем до армии занимались?— До армии я был студентом в Санкт-Петербурге, в лесотехническом колледже.— Сколько лет вам?— Полных 28.— В армии вы сколько?— 9 лет.— Практически с 19 лет?— Да. — Чем было связано ваше желание уйти из студентов в армию?— Наверное, с тем, что я себя не нашел на гражданке, поэтому пошел в армию. Хотя, когда уходил со срочки, думал, никогда не вернусь сюда.— Вы в 19 лет вернулись со срочной службы?— Да, я в 19 уже пришел, 4 месяца, грубо говоря, промотался дома, мне позвонили из военкомата, и я вернулся в армию. К этому моменту я уже понял, что армия — это мое.— Какая у вас сейчас специальность?— Я разведчик и инструктор по боевой подготовке.— Довольно серьезная профессия. Вы хорошо знаете оружие?— Достаточно хорошо знаю всё, чтобы обучать этому личный состав.— Вы сразу попали в двухсотую бригаду?— Да, сразу в разведывательный батальон на должность наводчика.— А как оказались инструктором?— Ну, это уже после полутора лет СВО. Я побывал на боевых задачах, выполнял их и со временем, когда появилась потребность обучать личный состав, стал инструктором.Правда, я не все время в 200-й. Одно время служил в отряде специального назначения. Я до этого уже 7 лет служил в разведбате 200-й бригады, потом на 2 года перевелся в спецназ, съездил в командировку с отрядом на 3 месяца на Украину, там работали тоже с 200-й бригадой. — А почему вернулись в бригаду из спецназа?— К своим пацанам пришел. Там все было хорошо, но все равно я чувствовал себя не в своей тарелке, скажем так.— Почему?— Не знаю. Ну, я 7 лет с пацанами служил, потом ушел, чтобы попробовать спецназ, понял, что не мое, и спросил, могу ли вернуться обратно, мне не отказал никто, и по возвращении тепло встретили.— Какие у вас военные специальности на сегодняшний день на счету?— Как я уже сказал, был сначала около года наводчиком, потом стал снайпером, закончил в Питере центр, я и в отряд перевелся снайпером, в бригаду вернулся снайпером, приехал на СВО, поработал снайпером. Потом были большие потери у нас в батальоне, и я стал командиром отделения. Начал водить группу на задания, опыта хватало для этого.Например, были мы под Донецком, ходили на штурм лесополосы. Нас было 12 человек, а противника по разведданным — где-то 15—17.— И как все закончилось?— Закончилось не сказать что печально, но с переменным успехом, скажем так. Половину мы додавили, но пришлось чуть-чуть подотступить. Потерь серьезных у нас не было, трехсотые (раненные. — Ред.), но незначительные. Просто противник сидел на высотах, имел в связи с этим преимущество, и нам было тяжело с ним бодаться.— Расскажите про наиболее запомнившееся вам задание.— Если честно, я вообще не люблю об этих событиях рассказывать, особенно гражданским людям.— У вас семья есть?— Ну не семья. Девушка есть, уже давно встречаемся.— Вот дети будут, попросят рассказать. И вы не будете?— Навряд ли я буду рассказывать. Я для себя вспоминаю какие-то плохие моменты, товарищей погибших, вот, видите, фотографии их стоят. Это очень хорошие мои товарищи, очень помогали мне по жизни. На Бахмутском направлении они погибли. Один был лейтенантом, другой вставал на лейтенантскую должность. Оба были разведчики в нашем батальоне.— Это на ваших глазах произошло?— Нет, не на моих. Я как раз в отпуск уехал, и такое чувство было, что должно что-то случиться. Хотя ничто беды не предвещало, ребята вышли на оттяжечку — в тыловой район. Представляете, всю жизнь вместе, ездили на задания и так же вместе разбились, машина сгорела. А я за три дня до этого в церковь ходил, за ребят просил, чтобы всё у них было хорошо. Мы созванивались, настроение у них было хорошее. И вот так получилось... Я уехал в деревню отдыхать, у меня не было связи, а они погибли.Я очень сильно переживал. Это меня шокировало. И до этого погибали и знакомые, и близкие. Но это была самая большая потеря. Они очень много для меня сделали, помогали во всем, учили. Рома Якушкин и Юра Бушковский, оба семьянина, а Юра вообще был для меня примером. У них одинаковые машины были. Я их разбойниками называл. Ну не в плохом смысле, а они для меня такие озорные были. О них только хорошие воспоминания.— А как вот эта дружба на фронте вырастает, расскажите.— Нам поставили задачу — выйти в населенный пункт Орлянка. Он был под нами, у нас были заняты в нем подвалы. Вот мы и пошли с Юрой. Нам надо было выявлять цели для артиллерии и корректировать их с помощью наших беспилотников. Ну и попутно мы с ним хотели еще побросать ВОГи на противника. Вот мы стоим, бросаем, а встали не в подвале, а в заброшенном доме, точнее, в наполовину разрушенном — в него из миномета прилетело. Я говорю: «Юрец, что-то плохая идея — стоять в доме. Тут прилетает…» Он мне: «Да нет, нормально». И вот мы, получается, полетали на наших БПЛА (так называется управление беспилотниками. — Ред.), заходим только в подвал, и сразу в этот дом прилетает. Разнесло его маленечко еще. И так было в этой Орлянке постоянно. Мы-то пошли в ангары летать, там куча наших дронов взлетала с одного места, еще миномет 82-й работал. И кто-то бегает и спрашивает: «А это чей дрон?» Все заняты, у всех все получается, успех идет, поймали азарт и упустили вражеский коптер. Висел над нами, и сразу туда начало прилетать. Оттуда мы бежали по кукурузе с Юрой. Но он никогда страха не показывал, мне очень нравилось это, с ним я чувствовал себя спокойно. Я как бы тоже в напряженной обстановке не сильно волнуюсь, но чувство страха все же есть, его никуда не денешь, сколько бы ты ни выходил на задачи. Организм же понимает, что может произойти, что может случиться. Но Юра раньше стал командиром, и он как командир никогда не показывал людям, которые с ним на задании, что ему страшно. Он этим вдохновлял, и с ним было даже как-то весело.А теперь про Рому Якушкина по позывному «Вжик». Тоже такой всегда шустрый, быстрый был, юркий. Он тоже лечился после ранения, приехал сюда, а Юра тогда уехал, ему руку надо было полечить — на Харьковском направлении пулю в плечо получил. Рома, грубо говоря, на замену Юрцу приехал. И вот мы с ним на Бахмутском направлении в яме из-под отходов лежали в июле 2023 года. Нас командир отправил к 3-му батальону посмотреть позиции, куда можно выйти поработать нам в дальнейшем за переднюю линию фронта. Поход был очень тяжелым на самом деле, потому что очень много открытой местности надо было переходить. Шли ночью, даже не ночью, а в сумерках, все поле было пристреляно, козья тропка, грубо говоря, была протоптана, и мы по ней все ходили. Там как раз пехоту на позиции начали завозить. Мы называли это «автобус», потому что идет взвод 30 человек, и никто дистанцию не выдерживает. А нам назначают время, когда нужно подойти к точке для выполнения задачи, и невозможно этот автобус пропустить. Мы «садимся» в этот «автобус» и на свой страх и риск идем с этой пехотой. Пришли туда, там уже сработал вражеский коптер, нас обнаружили, и мы с Ромкой Вжиком прятались от коптера, грубо говоря, в помойке, еще миномет вражеский начал работать. Я ему шею прикрывал, он мне ноги, там, где находятся артерии, которые не прикрыты броником. Там ямка такая была пехотой выкопана под отходы небольшая. Мы хоть и небольшого роста оба, но все равно бронежилет, каска дают габариты.— А как вы прикрывали друг друга?— Яма для отходов, в которую мы упали, была неглубокой, вернее, почти полностью загружена. У нас, получается, в ней у каждого по половине тела была в яме, остальное — наружу. И чтоб нас не посекло осколками, мы друг на друга легли, получается, чтобы спрятать собой открытые части тела, в которых артерии находятся. Так и лежали под обстрелом.Потом, когда вышли, выполнили все, что надо было, вспоминали этот момент. Такая неприятная ситуация получилась. Но с другой стороны... Вроде вместе в одном окопе, в одной помойке прятались, но оно сплачивает, когда вместе задачу выполняете, прикрывая друг друга, тем более в такие моменты.— У вас был контакт с украинскими военными, ДРГ, например?— Да. Не так часто, но было. Как-то мы шли с Вжиком выполнять задачу и наткнулись на противника. Это было в серой, нейтральной зоне. Мы пострелялись, но не стали проверять, убили или нет. У нас вообще, у разведчиков, нет задачи вступать в бой с противником, но если это неизбежно, делаем свою работу и отходим. Тогда мы не смогли дальше выполнять свою задачу, потому что нас обнаружили. Благо из нас никто не был ранен, никого не задело — так, только пули посвистели.— Вы вспоминаете в такие моменты бога?— Да. Вообще на войне кто не верит ни во что, тому тяжело. Не помню кто, по-моему, психолог какой-то хороший из Москвы приезжал перед моей первой командировкой сюда. Уже шла СВО, он уже здесь бывал, смотрел, как ведет себя личный состав. И вот он сделал такой вывод: если человек не верит ни во что, не важно даже, во что — в бога, деревяшку, — то ему тяжело. Я не молитвами, а своими словами обращаюсь к богу, и мне это очень помогает и по жизни, и в бою.— А что у вас были такие случаи, что бог вам помог?— Я думаю, да. Даже когда под вражеским огнем сидишь, как-то быстренько помолишься, и оно само отходит, противник сдается — либо стечение обстоятельств, либо мы поднадавили и выполнили задачу. Но мне все равно кажется, что бог нам помогает. Не зря говорят, что с нами, русскими, бог.— Я вижу, у вас здесь собака рядом?— Печенег.— А почему выбрали ему такой позывной?— Ну, мы же с Печенги, вот и назвали Печенег. Принес к нам его механик-водитель с 3-го батальона, погиб, царство небесное. У него был позывной «Затея». А у меня тут товарищ есть, тоже инструктор, он хотел собаку. Но он как раз уехал в другую часть. Принесли этого комочка маленького пушистого. И Затея говорит: «Вот, пацаны, вы ж хотели». Мы: «Да кто хотел? За ним же надо следить, а нас постоянно дома нет, с утра до вечера на работе. А тот, кто его хотел, уже уехал». Да он же маленький, кормить надо, поить, мы же понимаем ответственность. Тут сам-то не всегда поешь и условия тяжелые что для человека, что для собаки. Он говорит: «Я себе двух взял, а вам одного». Ну что делать? Мы его оставили.Он весь в клещах был и блохах. Я в первую ночь его закинул себе на кровать, он пищал бегал, мамку искал, может, его с фронта привезли, кстати. Он там начал шебуршить, пищать, я его спустил, он мне в тапочек написал. Два дня я хожу, кормлю его, естественно, пою, туалет за ним убираю.И я смотрю, он чешется очень сильно, аж скулит. И я думаю: «Нет, дружок, надо что-то решать». Дошел до этого Затеи, который его принес, взял шампунь специальный от блох, намылил его, намыл. Этот проказник спокойно лег спать. Я его начал проверять, у него клещи. До 10 клещей я пинцетом отодрал, они уже такие блямбы были, крови напились. Съездил в аптеку, купил таблетку, чтобы кровь прочистить, потому что у него заражение пошло. Точнее, я потом понял, что у него заражение крови было, потому что я таблетку дал, и ему потом три дня очень плохо было — не пил, не ел, я его со шприца кормил.Потом к ветеринару съездил, узнал, что ему надо колоть, проколол 5 дней. На третьи сутки он у меня ожил. Я плохо спал, переживал, быстро же к животному привязываешься. Тем более маленький, если бы большой, возможно, не так бы переживал. Переживаешь, выживет, не выживет, на себя же потом ответственность будешь перекладывать, что не справился, хотя он больной уже приехал. Ну ничего, услышал тогда, что он лакает, и все, с той ночи он мне не давал спать. Он проказничал, залезал на меня, лизал, гавкал, раздирал, играть хотел. Мы сначала думали, что это немецкая овчарка, потому что вылитый. Я еще по фотографиям в интернете смотрю — ну точно, вылитая немецкая овчарка. А оказался дворняжкой. Так и остался у нас, уже 5 месяцев. Это наш любимый друг. Все парни его любят, подкармливают, балуют. Он, бывает, у нас не слушается, потому что сильно залюбленный.— Ошейник, смотрю, ему какой-то сделали.— Да, я ему балаклаву такую повесил, но он ее растрепал всю. Еще у него пуля висела на цепочке. Монтана, пулеметчик, нам всем жетончики такие сделал, кулончик, точнее, из пули 7,62, и ему сделал. Он же член нашей семьи, небольшой и дружной. Но он его потерял. У меня в запасе еще лежит, но пока на него не надеваю. Молодой еще, может потерять.— Для вас что он значит?— Ну он будто мой сыночек маленький. Я за него всегда очень сильно переживаю. И не забываю его ругать, потому что он проказник, его надо воспитывать. А времени его прям по-собачьи воспитывать, честно говоря, нет. Да и не хочется дрессировать, чтобы он для меня был прямо собакой. Это наш друг, которого мы можем и похвалить, и поругать, когда он проказничает. Сам по себе такой шебутной, веселенький. Но иногда грустит, бывает.— Почему?— Я, кстати, болел, я вирус какой-то подхватил, он увидел, что мне плохо, лежал грустил, не бегал даже, как обычно. А тут была история! Оставил я как-то дома туалетную бумагу в свертках и забыл, что у меня есть дружок, не убрал на тумбу повыше. Мне Монтана видео выслал: «Посмотри, что твой сыночек сделал». Он разорвал всю эту бумагу и лежит на спине довольный, улыбается. Так частенько бывало с бумагой, еще он как-то простыню разорвал. И вот я полночи собирал эти бумажки, что он нарвал. А ему весело.— Вы с ним разговариваете?— Да, я с ним общаюсь. Я ж говорю, это для меня друг. Когда ругаюсь и когда хвалю, с ним общаюсь. Бывает, просто ходишь и говоришь ему что-то. Понятно, что он мне не отвечает, но все равно понимает. Я думаю, он все понимает. Он умная собака, но хитрая.— А в чем хитрая?— В еде. Мы (обращает взгляд на Печенега) когда хотим вкусненькое что-нибудь покушать, мы слушаемся и все делаем как надо. А когда сытые, мы лежим на пузе.— А когда вы уходите на длительные задания, с кем его оставляете?— С ребятами. Он, в принципе, ко всем привык. Я могу спокойно его любому человеку оставить и уверен, что они точно так же, как и я, о нем позаботятся: и накормят, и выгуляют. Он домой иногда не хочет заходить, пацаны его приводят, когда нагуляется. — Что для вас война?— Для меня, наверное, все же смерть и горе. Ничего хорошего нет на войне. Романтики тут точно нет. Где-то когда-то в юношестве, точнее, когда только пришел на контракт, хотелось посмотреть, как выглядит война, что тут происходит. Не знаю, откуда у меня эти мысли были. Мысли материальны. Вот мы на войне. И мы потеряли очень много хороших парней, кто-то потерял мужей, братьев. Для меня война — это черный цвет.— У вас на гражданке есть друзья, которые не в армии?— Есть, достаточно много. Зовут даже. Но я пока на гражданке себя не вижу. Даже не потому, что сейчас спецоперация идет, просто пока не вижу себя там. Я большую часть молодости развивался в военном деле. Здесь у меня все есть. Меня все знают, я всех знаю. Здесь мои друзья, и погибшие, и живые. Это моя семья.

https://ukraina.ru/20240206/1053081058.html

https://ukraina.ru/20240207/1053099476.html

https://ukraina.ru/20240131/1052982776.html

2024

Новости

ru-RU

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/

интервью, сво, спецоперация, захар виноградов

Интервью, СВО, Спецоперация, Захар Виноградов