Андре был одним из немногих западных журналистов, кто предпочитал бросать работу в крупных высокооплачиваемых изданиях, когда политика издания требовала поступаться совестью. В поисках правды, в поисках самого себя Андре объездил 140 стран мира, интервьюировал крупных политиков и сборщиков коки, боевиков террористических организаций и всемирно признанных философов.
Родившийся в 1962 году в Чехословакии, он, по его же словам, вскоре на себе прочувствовал то, что называл «европейским расизмом». Его отец — чешский физик-ядерщик и мать — художница и блокадница, наполовину русская, наполовину китаянка из Казахстана, встретились в Ленинграде, где и родился Андре. «Я жил в Ленинграде недолго — лишь первые три года своей жизни, но этот город навсегда остался со мной», — напишет впоследствии Андре. После 1968 года в пражской школе обозленные чехи отыгрывались, третируя ребенка, считая его «азиатским полукровкой» и «оккупантом», что сделало его на всю жизнь врагом восточноевропейских видов национализма. «После 5 лет вся моя жизнь в Чехословакии стала сплошной борьбой за выживание», — писал Андре. Тем не менее, его мама, с которой я имел честь быть знакомым, была представительницей классической ленинградской интеллигенции, и смогла дать сыну прекрасное образование самостоятельно, с детства привив ему ненависть к фашизму.
«Мама и бабушка, с детства много рассказывали мне об ужасах войны. Несмотря на то, что все эти ужасы войны могут травмировать психику ребенка, эти рассказы помогли мне начать писать уже в шесть лет. Мой папа, посвятивший себя науке, стал вбивать мне в голову теорию относительности сразу же, как только я научился читать. Таким образом, меня с детства словно бы зажало в тиски между центральноевропейской и русской культурой», — рассказывал он мне в интервью в 2012 году.
Впоследствии в его репортажах и статьях на английском языке прекрасно чувствовался литературный стиль и реминисценции с произведениями русских классиков.
В юности, под влиянием своей девушки-польки, Андре сначала был воодушевлен протестами польской «Солидарности» и ездил в Гданьск поддержать протестующих.
И лишь многолетние путешествия по Европе автостопом помогли ему понять, что социалистическая Польша рисковала больше потерять, чем приобрести.
Перебравшись во взрослом возрасте в Нью-Йорк Андре начал сотрудничать с крупными американскими СМИ и арт-галереями в качестве профессионального фотографа. Свою фамилию Vlchek он намеренно усложняет, вставляя в нее в американских документах лишнюю букву — Vltchek, как бы издеваясь над американскими чиновниками, которым с трудом удавалось произносить славянские фамилии. «С лейкой и блокнотом» он вел репортажи с линии фронта многочисленных военных конфликтов в странах третьего мира. И сразу же столкнулся с цензурой — неприглядные для западного читателя нюансы жестко купировались, в особенности, когда речь шла о жестокости американских военных. И Андре выбирает путь независимого журналиста.
«Без репортажей независимых журналистов граждане будут и дальше ржать в залах для развлечений или играться с электронными гаджетами, не замечая поднимающегося на горизонте дыма пожарищ», — писал Влчек в своей статье «Смерть независимой журналистики».
Влчек писал в разные периоды его жизни для британской Guardian и Russia Today, иранского PressTV и японской Asahi Shimbun, австралийской ABC и французской France 24, турецкой Ulusul Kanal и арабской Al-Mayadeen, китайской China Daily и чешской Lidove Noviny, одновременно работая в Оклендском институте в Калифорнии и снимая фильмы. В 2000-х годах Влчек снял ряд документальных фильмов совместно с американским философом, анархистом и лингвистом Ноамом Хомским. «Ноам — любит розы и хорошее вино. В сущности, он добрый человек с прекрасным чувством юмора», — говорил Влчек.
В качестве корреспондента и участника программ ООН и ЮНЕСКО он побывал в различных зонах социального бедствия и военных конфликтов 1980-2000 годов — от Боснии и Ирака, до Перу, Шри-Ланки, Конго и Восточного Тимора. Одним из его проектов была книга, суммирующая преступления колониальных западных держав в странах Третьего мира.
Примером для подражания для него стал австралийский журналист Джон Пилджер. Благодаря смелым и честным репортажам Пилджера из Вьетнама западная общественность в своё время узнала, что творят американские военные в этой стране, что в какой-то степени поспособствовало усилению давления в США с целью вывода американских войск. Андре Влчек ставил перед собой не менее амбициозные задачи, но для этого ему пришлось стать действительно независимым журналистом, который на свой страх и риск ездил в горячие точки.
«Как-то попав на забытую богом военную базу индонезийских войск в оккупированном Восточном Тиморе, я оказался вдруг со связанными руками и был подвешен к потолку. Вскоре, однако, меня освободили со словами: «А мы и не знали, что ты такая шишка» (обыскав меня, они нашли бумаги австралийской телерадиокомпании ABC News, в которых значилось, что я провожу по ее заданию исследование в качестве «независимого продюсера»). Но затем мне долго не удавалось найти какие-либо западные масс-медиа, которые заинтересовались бы репортажем о зверствах и насилии, которое до сих пор чинят индонезийские военные по отношению к беззащитному населению Восточного Тимора. Уже впоследствии Ноам Хомски и Джон Пилджер объяснили мне принципы работы западных масс-медиа — «свободной западной прессы». Их можно резюмировать следующим образом: «Лишь те зверства и преступления, которые можно использовать в собственных геополитических и экономических интересах следует считать действительно преступлениями — лишь о них можно давать репортажи и анализировать в СМИ», — писал Влчек для американского издания Counterpunch.
Еще одним примером для подражания для Влчека стал Эрнест Хэмингуэй, портрет которого с детства висел у него над кроватью.
«Эрнест Хемингуэй, как и другие величайшие американские писатели (Ричард Райт, автор «Сына Америки», Джеймс Болдуин, автор «Чужой страны») в свое время существенно повлияли на мое решение (после долгих размышлений в начале 1990-х годов) все-таки принять американское гражданство. В американской прозе я видел присущую ей силу, мужество и глубокий интернационализм, что резко контрастировало для меня с циничным самодовольством и местечковым интеллектуализмом европейских авторов…. Хемингуэй не раз писал о том, что для него имела значение только его работа. А все, что было помимо работы — так это, черт возьми, была его личная жизнь, которую он пытался прожить так, как он хотел, и там, где хотел. И он оставил после себя по настоящему феноменальные произведения».
По этому же пути пошел и Влчек, десятки лет путешествуя по миру с камерой и записной книжкой. Он долгое время жил в Японии и Кении, Перу и Китае. Он овладел множеством языков, тем не менее, в его статьях всегда чувствовался именно русский стиль. На островах Полинезии Влчек вёл репортажи не из роскошных отелей, а из утопающих в мусоре лачуг местных жителей. Из Гаити он вёл репортажи из походных госпиталей, где облепленные кучами мух умирают гаитянские бедняки. Вместе с сомалийскими рыбаками он пытался исследовать жизнь этой беднейшей страны, ставшей притчей во языцех благодаря местным пиратам.
Его честность и смелость вдохновляла многих простых людей в странах Третьего мира.
«Одна шустрая девушка виснет у меня на рукаве: «Хотите, я буду вашими глазами в Порт-Саиде?» — она сносно говорит по-английски и зовут ее Фатима. Вместе с ней ее младший брат, слегка обескураженный смелостью сестры. Мы ныряем в ближайшее кафе. «Я больше не могу ходить на работу, — говорит Фатима, — я ведь и работаю и учусь. Хочу стать репортером, как вы», — Андре Влчек, «Тьма египетская».
У Андре Влчека были тысячи друзей во всех уголках нашего разнообразного мира, которые бесплатно помогали ему, у которых он мог всегда рассчитывать на хлеб и кров. Он воспитал сотни соратников своего дела на островах Фиджи и в песках Сомали, в бедных кварталах столицы Зимбабве Хараре и фавелах Сан-Паулу. Для него, человека советской и западной культуры, было важно стать своеобразным мостом, связывающим воедино всё многообразие культур мира, поэтому он всячески старался донести до западных коллег, погрязших в «европоцентричности», информацию о богатстве и уникальности культур других народов мира.
«Большинство западных интеллектуалов исповедуют самую экстремистскую и фундаменталистскую веру. Именно эта их вера привела к смерти сотен миллионов невинных мужчин, женщин и детей — это искренняя вера в то, что Запад с его набором правил и догм имеет некий неоспоримый мандат на управление всем миром», — Андре Влчек.
Не менее важным было для него личное противодействие попыткам Запада подмять и колонизовать другие страны. Андре говорил, что самое главное — это не бояться, не давать слабину, если сталкиваешься с проявлениями западного империализма.
Влчек объявлялся там, где происходил очередной военный переворот или «цветная революция». Весной 2014 года мы объездили с ним почти всю Украину. Влчек снимал для своего расследования гостиницу «Украина» на Майдане, откуда лишь месяц назад вели огонь снайперы, затем пытался донести до западного обывателя мнение протестующих на «Антимайдане» в Одессе и Харькове. Тем не менее, для меня примечательным был один момент: съехав с трассы возле Кривого Рога, мы встретили в глухом селе старушку, которая стала жаловаться на жизнь. Она рассказывала, как телевизор ее ежедневно запугивает «российской агрессией», что ей даже страшно его включать. И пока она это говорила на диктофон, Влчек, не теряя времени, принялся, засучив рукава, помогать ей по хозяйству: чинить сломанную калитку и оконные рамы. Впоследствии он планировал провести тщательное журналистское расследование о том, как и в каких условиях дети собирают какао-бобы в Западной Африке, как затем эти какао-бобы становятся основой для шоколадной продукции компании Roshen экс-президента Украины Петра Порошенко.
На прошлой неделе он писал из Белграда, что намерен еще раз сделать фундаментальный репортаж из Украины, которую хотел посетить после Нового года. По его словам, Запад слишком уж уверен в успешности реформ на Украине, которую по умолчанию считают чуть ли не процветающей страной, в отличие от соседней «деспотической» Белоруссии. Последний месяц он активно рассказывал о вмешательстве США в Белоруссии и попытках организовать в этой стране очередную «цветную революцию» с целью ограбления еще одной восточноевропейской страны. «Всё, что происходит в Белоруссии, я видел уже своими глазами в Гонконге и Сербии», — говорил Влчек из Стамбула за несколько часов до смерти в интервью иранскому англоязычному телеканалу PressTV, подчеркивая, что протестующие в Белоруссии — молодая буржуазия, финансово подпитываемая США, как и в Гонконге.
Внезапная смерть Влчека в Стамбуле вызвала подозрения у ряда его коллег и друзей. Не будем торопиться с выводами. Его коллега, американский журналист Джошуа Тартаковский, периодически посещавший Донбасс и освещавший события из Донецка в независимых изданиях, противореча официальной американской пропаганде, прокомментировал весть о смерти коллеги словами: «Стамбул — прекрасный город, чтобы умереть в нем». Одно можно сказать точно — наш коллега Андре прожил увлекательную и полную опасностей жизнь, оставаясь честным перед самим собой, стараясь с помощью такого оружия, как слово, противодействовать ограблению украинцев и белорусов, гаитян и мексиканцев, кенийцев и арабов. И это уже достаточно много.
Андре Влчек достаточно высоко оценивал работу своих российских коллег, и ему хотелось бы, чтобы и его вклад не был забыт.
