Начнём с самого начала. Изначально, как мы уже установили, пьеса называлась «Братья Турбины». Именно так назывался спектакль, поставленный Булгаковым в 1920 году во Владикавказе. Об этой пьесе мы знаем чуть больше чем ничего, но уже по названию можно полагать, что главными героями были Алексей и прототип Николки (как его звали в этой пьесы мы не знаем). Елены Турбиной тут видимо не было.
Было также несколько переходных произведений. Например, маленькая пьеса «Самооборона», сюжет которой был включен в первую редакцию «Белой гвардии», и рассказ «Необыкновенные приключения доктора», также послуживший материалом для романа (в этом рассказе 1922 года впервые появилась столь потрясшая Булгакова сцена убийства еврея около Цепного моста).
Название романа сложилось далеко не сразу.
10 декабря 1922 года в литературном приложении к берлинской газете «Накануне» был опубликован рассказ «В ночь на 3-е число», имеющий подзаголовок «Из романа "Алый мах"». Романа ещё не было (более того, там и Алексея Турбина нет — там доктор Михаил Бакалейников), но название уже появилось. Автор никакого пояснения названию не дал, да и булгаковеды не особенно склонны фантазировать на эту тему. Хотя в общем логика названия понятная — кровавый размах гражданской войны…
Машинистка Ирина Раабен (кстати, дочь генерала графа Сергея Каменского, пошедшего на советскую службу) позже печатавшая текст романа, утверждала, что его название было «Белый крест». Тоже очень символичное и во многом лучше раскрывающее его содержание — ведь люди, собравшиеся в 1918 году в доме на Алексеевском спуске «белогвардейцы» только в очень общем смысле. В Белую гвардию (имея её в виду как синоним Белой армии) им ещё только предстоит вступить. В идеологическом плане они тоже белогвардейцам не очень соответствуют. Например, для них совершенно не характерен антисемитизм. А вот крест белой идеи, который им всем приходится нести ещё до прихода в Киев Белой армии, — в наличии.
В литературе встречается название «Полночный крест», отсылающее нас к описанию светящегося электрическим светом креста на памятнике Владимиру Крестителю (это освещение было устроено за средства благотворителя Семёна Могилевича в 1895 году). Впрочем, «Белый крест» тоже может относиться к этому факту.
Рабочее название первой части романа — «Жёлтый прапор». Вообще развёрнутый сигнальный флаг жёлтого цвета — сигнал опасности. Прапор — заимствование из малороссийского наречия, но вообще это слово есть и в словаре Даля.
В автобиографии, написанной в октябре 1924 года, Булгаков отмечал, что недавно закончил роман «Белая гвардия», который писал в течение года. К этому моменту название было зафиксировано и потом уже не менялось.
Кстати, в «Театральном романе» роман и пьеса Максудова называется «Чёрный снег».
Теперь, собственно о пьесе. Изначально пьеса, работа над которой началась в январе 1925 года, называлась как роман — «Белая гвардия». Первый её, пятиактовый, вариант, представленный коллективу МХТ в августе того же года, был собственно инсценировкой романа и оказался неподъёмно большим — его просто невозможно было уместить в одно представление.
Переработанный вариант, уже в четырёх актах и с изменённым списком персонажей (в частности, исчезли Малышев и Най-Турс, зато Алексей Турбин стал полковником), был представлен театру в январе 1926 года и тоже назывался «Белая гвардия».
Позже заведующий литературной частью МХТ Павел Марков насчитал семь редакций пьесы, хотя классическими считаются три, из которых первая ближе всего к роману, вторая — более полно отражает мнение автора, а третья — идеологически выраженная и использовалась в подавляющем большинстве постановок.
Осенью 1926 года пьеса под тем же названием попала в каталог Московского Общества драматических писателей и композиторов (МОДПиК). Но ещё в августе коллегией МХТ было принято решение о названии для афиши — «Дни Турбиных (Белая гвардия)». То, что новое название пьесы слишком уж явно перекликалось с «Окаянными днями» Ивана Бунина, которые начали публиковаться в эмигрантской пресс в 1925 года, тогда никто не заметил.
При этом, во внутренней театральной документации он идёт под рабочим названием «Семья Турбиных». Это переименование было связано с цензурными соображениями — пьеса с названием «Белая гвардия» смотрелась бы на сцене советского театра несколько экстравагантно, на что указал Главрепертком (цензурное ведомство по театрам). Правда, роман в это время был уже издан, но только в журнальном варианте и не в полном объёме.
Тогда вокруг названия шла большая дискуссия. Булгаков предлагает варианты: «Белый декабрь», «Взятие города», «Белый буран». Варианты МХАТа — «1918», «Буран — конец», «Конец концов» и даже «Концевой буран» (!). Сошлись на «Перед концом». Великий К.С. Станиславский по этому поводу изречь изволил: «Не могу сказать, чтоб название "Перед концом" мне нравилось… Но лучшего я не знаю для того, чтобы пьеса не была запрещена… Слова "белый" я бы избегал. Его примут только в каком-нибудь соединении, например, "Конец белых"».
Впрочем, вполне вероятно, что дело было в другом. Уже в январском, 1927 года, каталоге МОДПиК появилась вторая «Белая гвардия», с подзаголовком «Адмирал Колчак», поэта и драматурга Павла Арского. Заявку в общество он подал осенью, но вполне вероятно, что в МХТ и Главреперткоме знали о подготовке этой пьесы ещё летом.
В отличие от идеологически сомнительного Булгакова Арский был «пролетарским писателем» — революционер с 1904 года, член ВКП(б). Ему подобная «идеологическая диверсия» сошла бы с рук. Поэтому можно предположить (хотя подтвердить пока нереально) что переименование пьесы Булгакова было осуществлено администрацией МХТ в превентивном порядке с оглядкой на эту пьесу.
Ирония судьбы. Пьеса Арского никогда не ставилась и даже в биографической справке на орденоносного поэта, дожившего до преклонных лет, она не упоминается. В декабре 1928 года он был одним из подписантов письма Владимира Билль-Белоцерковского к Сталину, в котором пьесы Булгакова предлагалось запретить. Билль-Белоцерковского сейчас помнят только в контексте этого письма (хотя его пьеса «Шторм» считалась классической…), а Арского даже и по этой причине не помнят — мало ли было подписантов… Зато он, парадоксальным образом, случайно мог оказаться среди соавторов названия «Дней Турбиных».
В сентябре 1926 года спектакль был представлен Главреперткому под названием «Семья Турбиных» и был запрещён, но, после решительной идеологической переработки, предпринимаемой часто в обход автора, и с разрешения Политбюро ЦК ВКП(б), всё же поставлен. Премьера состоялась 5 октября 1926 года.
Ещё летом пьеса под этим названием попала в репертуарные планы ряда советских театров — Ленинградского Большого Драматического, Киевского театра русской драмы, Одесского драматического театра и др. После фантастически успешной премьеры в Москве количество желающих поставить спектакль театров резко увеличилось. К сожалению, по цензурным ограничениям большинство этих постановок не состоялись. Исключениями были, кажется, Ашхабадский драмтеатр и Киевский театр им. Франко. Пьеса была переведена на украинский язык Яковом Савченко как «Бiла гвардiя», но на большой сцене старого театра Соловцова кажется не шла — только во время гастролей в Виннице, Житомире, Бердичеве и Проскурове (Хмельницком).
Спектакли по второй редакции пьесы Булгакова и по тексту романа «Белая гвардия» шли в Театре русской драмы в Риге, в Русском драматическом театре в Париже, Театре русской драмы в Болгарии, а режиссер Яков Шигорин в 1928 году поставил спектакль даже на сцене бродвейского «Хемпденс театра». Спектакль в Риге назывался «Семья Турбиных» и ставился по второй редакции пьесы (без большинства идеологических правок), остальные — «Белая гвардия». Парижский спектакль — анонимная инсценировка романа с написанной «на коленке» концовкой.
Такая вот история с переименованиями. Как видим, знакомая нам «Белая гвардия» могла иметь четыре других названия, а «Дни Турбиных» шли ещё и как «Семья Турбиных» и «Белая гвардия», а ещё почти десяток названий был отклонён.
P.S.: Существует забавная версия, в соответствии с которой Булгаков зашифровал название базового романа в пьесе «Бег» (то есть БЕлая Гвардия), которая была, очевидно, переделкой замысла третьей части задуманной ещё в первой половине 20-х трилогии (об этом вспоминала Раабен). Учитывая склонность Михаила Афанасьевича к мистификациям, это вполне может быть.
