- Как вы, гражданин России, оказались на Куликовом поле в Одессе в мае 2014 года?
— В 2013 году я переехал из Москвы в город Одессу, к девушке, с которой мы собирались сыграть свадьбу, завести семью. Весной 2014 года начались все эти события, которые от Киева докатились до Одессы. В марте я увидел на одесских улицах майдановские сотни, очень агрессивно настроенные. Мне это, естественно, стало интересно, поскольку никогда до этого я не видел такого политического противостояния.
Я стал ходить на Куликово поле, общаться с людьми, которые там стояли за цивилизованную Украину и за русский язык. Всё это началось после того, как в феврале 2014 года партия «Свобода» внесла свой законопроект, ущемляющий русский язык, который до того можно было использовать на региональном уровне. Это вызвало ответную реакцию, начались демонстрации за русский язык, против евромайдана.
2 мая 2014 года я находился у себя дома, увидел сообщения о том, что происходят беспорядки в центре города. Не смог оставаться равнодушным, естественно, выехал туда. Приехал около пяти часов вечера на улицу Греческая. Греческая площадь была оцеплена сотрудниками тогда ещё милиции. Националисты были агрессивно настроены — с цепями, с палками, кидали камни. Милиция защищала тех людей, которые находились внутри торгового центра «Афины», — просто чтобы их не убили. Потому что очень агрессивная толпа была…
- Расскажите о Доме профсоюзов.
— После этого я решил посмотреть, что происходит на Куликовом поле. Поехал туда. Там стояли где-то 200 или 300 человек, в основной своей массе это были пожилые уже женщины и мужчины. Кто-то орал в громкоговоритель — давайте, заходим внутрь (Дома профсоюзов. — Ред.), они нас всех убьют. Естественно, все эти майдановские сотни уже направлялись к Дому профсоюзов со всех сторон. Я вместе со всеми вбежал туда.
После этого я заметил, что в Дом профсоюзов начали лететь камни, "коктейли Молотова". На первом этаже я увидел, как залетел "коктейль Молотова", из-за чего возник пожар в том крыле. Дышать было невозможно. Уже в дыму кое-как добрался до третьего этажа и забился в одном из кабинетов, где также находились две женщины и парень. По очереди высовывались в окно, пытались дышать. По нам стреляли.
Я потом уже пересмотрел все абсолютно видео… По Дому профсоюзов бегал в жилетке Алексей Гончаренко, депутат Верховной Рады, он показывал что-то пальцами людям, что им делать. Также там стоял так называемый Мыкола-сотник, который примерно в нашу сторону из какого-то пистолета стрелял (…).
Примерно через час приехала пожарная машина. Пожарный расчёт не пропускали к дому, хотя уже… Эта толпа бесчинствующая просто не подпускала никого. Ещё примерно через час уже вместе с сотрудниками милиции тогда ещё какие-то активисты подтащили строительные леса и начали помогать людям эвакуироваться из горящего здания. Это было с фасада здания, что творилось внутри, я даже не представляю — слышны были крики борьбы, выстрелы… Весь этот хаос продолжался некоторое время.
Потом нас эвакуировали оттуда, я помог женщинам вылезти из окна, и всех доставили в райотдел (…). Туда постепенно свозили людей, я так понял, сперва это был первый-второй этаж, я приехал, они там уже были, потом третий этаж, потом четвёртый. Под утро начали уже свозить людей, которых эвакуировали с крыши. Эти люди были очень сильно избиты. Один мужчина сидел с перевязанной головой, и вот он руки опускал, у него голова разделялась на две части, то есть ему раскроили череп.
Там же в коридоре нас допрашивали следователи, куча следователей и людей в штатском. Когда узнали, что я гражданин России, очень-очень обрадовались. Пофотографировали. Потом я узнал, что эта фотография облетела все СМИ — что они, мол, поймали какого-то агента, шпиона, чего только не приписывали.
На утро я попал в реанимацию, так как было очень плохое самочувствие — с обожжёнными пальцами, не мог дышать, харкал чёрным. В реанимации пролежал до следующего дня.
Третьего же числа приехал полковник СБУ Костин, который за это дело получил повышение, сейчас работает в управлении СБУ в Киеве. Провёл у меня обыск, изъял российский паспорт, изъял мои личные документы. По сути ничего такого запрещённого не изъяли. Да, георгиевских лент несколько штук.
- В чём вас обвинили?
— Обвинили… это я понял уже 5 мая, когда сотрудники СБУ насильно выписали меня из реанимации, отвезли в СБУ, начали сперва разговаривать без адвоката, потом ставить вопросы интересующие, потом намекнули, что, может быть, ты нам подаришь свою квартиру, мы тебя отпустим. Сперва допрашивали в качестве свидетеля. Я всё подробно рассказывал, что я видел, как поджигали здание, то, что эти все нацисты бегали там, кричали: «Смерть москалям!», и прочее — всё подробно рассказал. Встречалось со мной много очень сотрудников СБУ.
Шестого числа отвезли в Приморский районный суд, где судья Иванов меня спросил, есть ли у меня деньги на залог? Я говорю: нет. Назначил мне меру пресечения — арест. Украинского языка я не знал, подозрение было на украинском, переводчика не было. Я понял, что меня подозревают в том, что… какие-то массовые беспорядки, дальше я, собственно, ничего не понял, потому что не мог перевести этот текст. (… Полную видеоверсию интервью смотрите на youtube-канале Украина.ру в ближайшие дни). Задавали вопросы про какие-то разведки, про какие-то спецслужбы. Седьмого числа я попал в СИЗО города Одесса, где находился вплоть до 14 декабря 2017 года, когда мне изменили меру пресечения, отвезли на обмен в Донецкую область, где мы две недели ждали обмена.
27 декабря 2017 года приехала Ирина Геращенко и всех россиян из списков (на обмен. — Ред.) повычёркивала. И, естественно, меня вернули обратно.
Сначала обвинение было ст.294, ч.2 — это организация либо активное участие в массовых беспорядках, повлекших смерти людей (…). От 8 до 15 лет. По эпизоду на улице Греческой, где я в принципе не мог участвовать, поскольку люди, которые там были, они были в шесть часов вечера задержаны, а с семи часов вечера я находился в Доме профсоюзов, то есть я не мог разорваться и находиться в двух местах одновременно.
Дело передавали из одного суда в другой, судьи этим заниматься не хотели, потому что (в суды. — Ред.) приходило много так называемых активистов. Такие активисты, например, как Стерненко, Пановский, и прочие, которые на почве межнациональной розни и расовой неприязни делали себе какую-то карьеру.
И вот когда это дело долго-долго рассматривалось в разных судах, пришёл ответ из Европейского суда по правам человека по поводу меня, что дело принято к рассмотрению (…) Моё дело передали в город Черноморск. Там в оперативном порядке всё это было рассмотрено (…) и 17 сентября 2017 года были вынесены оправдательные приговоры всем 20 участникам так называемой пророссийской стороны.
Каких-либо доказательств в деле не было вообще. Если бы были хоть какие-то доказательства, то судьи дали бы по 15 лет и даже не задумывались бы.
Когда огласили оправдательный приговор, сотрудники СБУ не дали мне покинуть здание суда. В тот день суд охраняли около 500 полицейских, Нацгвардия. Естественно, активисты устроили с ними драку, были недовольны этим решением. Потому что если из-под стражи освободили так называемую пророссийскую сторону, если всех оправдали, то, естественно, у общественности возникает вопрос: тогда кто же виноват? (…) Сразу после оправдания вышли сотрудники СБУ (…) и объявили мне подозрение по страшному преступлению по возложению цветов в городе Николаеве в день города в 2014 году у памятника героям-ольшанцам — это были одесские десантники, которые, несмотря на превосходство (в силах. — Ред.) немецко-фашистских захватчиков, освободили город от фашистов. И сразу мне инкриминировали три статьи (…).
С того момента вплоть по 19 августа 2019 года продержали сначала в Одесском СИЗО, потом в СИЗО города Николаева.
- Вы были в СИЗО практически до самого обмена?
— Я успел выйти на свободу до обмена, потому что дело разваливалось. У нас сначала был один судья, потом этого судью уволили… Дали нам другого судью, естественно, он начал рассматривать всё это заново. Судья видела прекрасно, что нет хоть каких-либо доказательств моей вины… И когда 20 июня Конституционный суд Украины отменил решение о том, что пять статей — сепаратизм, терроризм, шпионаж, попытка изменения границ — не имеют никакой альтернативы, кроме заключения под стражу, признав это неконституционным, после этого нам назначили залог.
Партия Медведчука заплатила залог за меня и за Долженкова. 19-го я вышел на свободу, а на 22-е назначили суд, и прокурор через адвоката передал, чтобы я обязательно там был, так как будут отменять залоги и везти на обмен. После этого отвезли в санаторий под Киевом, где содержали вплоть до 7 сентября, когда нас повезли в Борисполь.
- Получается, вы провели в СИЗО более пяти лет?
— Более пяти лет. За всё это время меня отпускали семь раз. И заново сажали в тюрьму. В первый раз были назначены залоги в 2015 году, назначены залоги пяти подозреваемым, которые находились под стражей. Мои родственники, друзья успели собрать залог и оплатить. Оплатили. Меня должны были выпустить по всем законам. Но в тот день националистические группировки — «Азов», «Правый сектор», «Свобода» и прочие, которые бесчинствовали в Одессе под присмотром (главы МВД Украины. — Ред.) Авакова, — захватили Малиновский (районный. — Ред.) суд города Одессы, посадили всех судей перед собой и сказали им написать заявления об увольнении…
После этого половина их (национал-радикалов. — Ред.) двинулись в Апелляционный суд Одесской области. Глава апелляции выступал, говорил, что мы не можем на этой стадии отменить решение о залогах, нет такого закона, по которому мы можем вмешаться сейчас в эту ситуацию. Но его продержали в закрытом кабинете, по-моему, 8 часов, угрожали ему, и после этого он нашёл тот закон, по которому он отменил решение о залогах. А другая половина этих молодчиков блокировала работу суда, чтобы я не мог покинуть здание и выйти на свободу. Они также открывали машины сотрудников полиции и СБУ, осматривали, кого они вывозят. Меня продержали несколько дней незаконно в СИЗО, а 4 декабря 2015 года привезли в Малиновский райсуд. И прокурор радостно сообщил, что один из активистов из так называемой «группы 2 мая» журналистской (…) написал на меня и на Долженкова заявление, что мы сепаратисты, нас надо держать в тюрьме, потому что мы возлагали цветы у памятника освободителям города Николаева.
- Суды вас хотели освободить, действуя по закону, но националисты не давали?
— У судей руки были абсолютно связаны. После этого в начале 2016 года начали рассматривать по существу дело по 2 мая, по улице Греческой, где меня даже не было (во время событий. — Ред.)… Единственное доказательство моей вины было в том, что я иду по центру города и в кадр буквально на секунду попадаю — не на том месте, где всё случилось (…).
(Далее Мефедов рассказывает о различных перипетиях других судебных заседаний, о том, как его несколько раз выпускали и снова отправляли в СИЗО под давлением национал-радикалов. — Ред.)
- Что думаете о проблеме обмена? Она ещё не решена, многие люди до сих пор остаются за решёткой. Вы поддерживаете связи с теми, кто остался на Украине?
— Конечно, со многими ребятами я общаюсь через их адвокатов (…) Я бы очень хотел, чтобы все ребята, которые остаются в заключении по политическим обвинениям, оказались дома. Но украинские власти затягивают обмен. Например, говорят: обменяем осужденных. Но если человека не осудили, а вину он не хочет признавать? Если человек не виноват?
Мне тоже предлагали признать вину, но мне не в чем признаваться, я в событиях на улице Греческой не принимал участия. То есть они просто манипулируют, затягивают процесс обмена. Им не выгодно, чтобы людей обменяли, сняли с них обвинения, потому что люди тогда подадут иски в ЕСПЧ о незаконном задержании, о том, что держали многих людей в СИЗО без каких-либо причин годами. Поэтому у этих людей пытаются взять признания, нужные для украинских властей. Кроме того, людей специально держат для того, чтобы был обменный фонд.
Я очень хочу, чтобы все узники наконец-то вернулись домой, а если не домой, то пусть хотя бы окажутся в России, где их уже не будут преследовать, где им как-то помогут. И надо помнить о людях, которые там сидят, надо им помогать, надо их вытаскивать. Кого-то отговорить признавать вину и попасть на обмен…
- Дело против вас не закрыто?
— По всем тем людям, которые вместе со мной прилетели в Россию 7 сентября, до сих пор открыты дела. И на меня до сих пор открыто дело «по цветам», меня периодически вызывают в суд. Я отправил официальный запрос о том, что хочу участвовать в судебном заседании по видеоконференции из Москвы. Потому что сотрудники СБУ до сих пор не вернули мне документы, паспорт. Во второй раз я уже туда не поеду, не хочется выбирать из двух вариантов — либо посадят меня в тюрьму, либо какие-нибудь националистические группировки будут меня преследовать.
Относительно обмена я думаю так: если Европа надавит на Украину, то дело, возможно, сдвинется. Я очень хочу, чтобы все ребята оказались на свободе.
И ещё: я очень тепло отношусь к Украине и к украинцам, подавляющее большинство — нормальные, хорошие люди. Национал-радикалов там не более одного процента.
