Почти все будущие классики советской и эмигрантской русской поэзии считали его если не гением, то самым талантливым стихотворцем. «Был он, коротко говоря, наибольшим мировым поэтом нынешнего века…» — отзывался о нём великий филолог-структуралист Роман Якобсон. Юрий Нагибин писал: «Однажды некто из круга Хлебникова, кажется, Кручёных, рассказал, что знает командарма, у которого четыре ордена Красного Знамени; воин утверждает, что таких, как он, в стране всего семь человек. «Подумаешь, — сказал Маяковский, — таких, как я, всего один, а я не хвастаюсь». «А таких, как я, — грустно сказал Хлебников, — и одного нет».
Еще в конце 1915 года появилась одна из поэтических утопий В. Хлебникова — Правительство земного шара и надгосударство звезды, Общество председателей Земного шара, «Союз 317» («государство молодежи» или «22-летних») — международное общество деятелей культуры, которое должно было состоять из 317 членов и осуществлять идею мировой гармонии.
В него согласились войти не только русские поэты Вячеслав Иванов, Д. Бурлюк, В. Каменский, В. Маяковский и другие. Среди учредителей оказались также будущий премьер А. Керенский, нобелевский лауреат Р. Тагор, мировые знаменитости Г. Уэллс и Ф. Маринетти. Однако эта деятельность была прервана попыткой призыва Хлебникова в армию. Послужив некоторое время в Астрахани и так не добравшись до фронта, Хлебников был комиссован. Но об этом ниже.
25 мая 1917 года состоялось празднование «Займа свободы», организованного Временным правительством с целью помочь фронту. В Петрограде его восприняли как «день художника». «Хлебников ехал в огромном грузовике, грязном, чёрном, украшенном простым чёрным плакатом с черепом и мертвыми костями и с надписью «317 Председателей земного шара». Этот автомобиль представлял собой забавный контраст с одуряющей пестротой процессии и ослепительно ярким солнечным днем, а также и с настроением толпы», — вспоминала художница Ольга Лешкова. Сам Хлебников писал: «На празднике искусств 25 мая знамя Председателей земного шара, впервые поднятое рукой человека, развевалось на передовом грузовике. Мы далеко обогнали шествие. Так на болотистой почве Невы было впервые водружено знамя Председателей земного шара».
23 октября (5 ноября) 1917 года было написано «Письмо в Мариинский дворец» от имени «Председателей земного шара»: «Правительство Земного шара постановило: считать Временное правительство временно не существующим». И, тем не менее, никакой церемонии вступления в должность Председателя в Петрограде не произошло. Пришлось это желать в Харькове, к тому времени уже окончательно взятому Красной армией.
Все харьковские адреса поэта известны, и нигде нет мемориальных досок. Единственное место, где увековечена его память, — музей психбольницы (Сабуровой Дачи). Там его неоднократно спасали от призыва в царскую и деникинскую армии и заодно лечили по профилю.
Известны и те, у кого он гостил в наших краях, — дочери купца Михаила Синякова. «Синяковых пять сестер, — вспоминала Лиля Брик. — Каждая из них по-своему красива. Жили они раньше в Харькове, отец у них был черносотенец, а мать человек передовой и безбожница. Дочери бродили по лесу в хитонах, с распущенными волосами и своей независимостью и эксцентричностью смущали всю округу. В их доме родился футуризм. Во всех них поочередно был влюблен Хлебников, в Надю — Пастернак, в Марию — Бурлюк, на Оксане женился Асеев». Именно у них в 1916, 1917 и 1919-20 гг. останавливался во время своих странствий Велимир Хлебников. Где же искать его следы?
Это прежде всего хутор Красная Поляна на берегу реки Уды, недалеко от поселка Васищево. Решением Змиевской райгосадминистрации дом Синяковых в Красной Поляне передан районному краеведческому музею.
Харьковский художник Борис Косарев, немного не доживший до ста лет и бывавший там, видел Красную Поляну такой: «Дом в Красной Поляне был большой, деревянный, стоящий как бы над двором: после того как вы входили в ворота, надо было еще по широкой лестнице подниматься на террасу, где обычно собиралась вся семья и гости за завтраком, обедом, ужином и бесчисленными чаепитиями, следующими с такой частотой, что правильнее было бы сказать об одном сплошном чаепитии, прерываемом завтраком, обедом и ужином».
Дом Синяковых в Харькове, находившийся в Никитинском переулке, был снесен в июне 2018 года. В горисполкоме тогда заверили, что памятником архитектуры дом не являлся и на балансе города не находился.
Познакомился с Синяковыми Хлебников в Москве за несколько лет до приезда в Красную Поляну.
Вот каким его увидела сначала Мария Уречина-Синякова: «Хлебников был совершенно изумительный красавец, элегантный человек. У него был серый костюм, хорошо сшитый. Фигура у него была совершенно изумительная. Красивее Хлебникова я никого не видела. Он был в котелке». А дальше, уже по приезде в Харьковскую губернию, она увидела совсем иной образ: «Все, что было дальше, ничего общего с этим не имело. Говорил он тихо и отрывисто, но тех странностей, которые потом у него появились, совершенно тогда не было. Он был очень замкнутый, почти никогда не смеялся, только улыбался, громкого смеха никогда не было. Но что он был изумительный красавец, это действительно так. Костюм на нем выглядел элегантно. Был он немножко сутулый. Мы были горячие поклонницы тогда и его, и Маяковского. Потом появились у него странности, и это очень прогрессировало. Говорят, что у него была шизофрения».
Если открыть изданные в 1987 году «Творения» Хлебникова, то под очень многими стихами и поэмами его можно заметить адреса «Красная Поляна» или «Харьков».
Самым известным харьковским адресом Хлебникова была Сабурова Дача, вот уже два столетия являющаяся психиатрической больницей. Пока шла Первая мировая, там его освидетельствовали и давали отпуск (отсрочку) от призыва в армию на пять месяцев. «Состояние его психики никоим образом не признается нормальным», — констатировали врачи.
Вернулся Хлебников в Харьков весной 1919 года, когда в городе свирепствовал красный террор, символом которого был начальник концлагеря на ул. Чайковского Степан Саенко. Вот как описывал то время сам Хлебников:
Тот город славился именем Саенки
Про него рассказывали, что он говорил,
Что из всех яблок он любит только глазные.
«И заказные», — добавлял, улыбаясь в усы.
Дом чеки стоял на высоком утесе из глины,
На берегу глубокого оврага,
И задними окнами повернут к обрыву.
Оттуда не доносилось стонов.
Мертвых выбрасывали из окон в обрыв.
Китайцы у готовых могил хоронили их.
Возможно, от пыток и сбрасывания бездыханного тела в Кошачий яр поэта спасла справка с «Сабурки»? Или местным чекистам и без справки было всё ясно? Борис Косарев вспоминал: «Хлебников тогда ходил в штанах, сшитых из мешковины. Т. к. мешковина — материал непрочный, то они постоянно расползались. И Хлебников, у которого не было иголки, стягивал прорехи шпагатом, просовывая его сквозь переплетения волокон. Но, очевидно, это помогало мало».
Однако вскоре этот, как сейчас бы сказали, беспредел прекратила Добровольческая армия. Поначалу власть белых казалась освобождением, но некоторое время спустя они тоже стали лютовать. Для обывателей разница между красными и белыми стала размываться. И уж совсем это правление утратило авторитет, когда деникинская администрация попыталась призвать в армию всех мужчин, попадавшихся в Харькове на ее пути.
Угроза призыва нависла и над Хлебниковым, который слонялся по городу и писал стихи. Единственное место, где можно было, как теперь говорят, «откосить», — сумасшедший дом.
Вот как описывал в письме к поэту Григорию Петникову свое пребывание там сам поэт: «Григорий Николаевич! Я буду до следующего вторника. Приходите и раньше, и 28 октября! Податель сего письма или мой товарищ художник Субботин или служитель. Голод как сквозняк соединяет Сабурову дачу и Ст. Московскую. Пользуйтесь редким случаем и пришлите конверты, бумагу, курение и хлеба и картофель. И да благо вам будет, и да долголетен вы будете на земле! Алаверды. Дело такта изобрести ещё что-нибудь. Если есть книги для чтения (Джером-Джером), то и их».
Однако профессор В.Я. Анфимов не посчитал знаменитого футуриста симулянтом и так описал его лечение: «В процессе работы экспериментально-психологического исследования я для изучения способности фантазии дал своему испытуемому три темы — охота, лунный свет и карнавал. В результате у меня оказалось три оригинальных произведения крупного художника слова, хотя и отмеченных печатью болезненного творчества».
Из «дурки» вскоре после занятия Харькова красноармейцами Хлебников поселяется по адресу: ул. Чернышевская, №16, кв. 2. Там его и навестили с 31 марта по 22 апреля 1920 года Сергей Есенин и Анатолий Мариенгоф. Именно они устроили в городском театре (ныне им. Шевченко) церемонию, как говорят ныне, инаугурации Хлебникова на пост Председателя Земного Шара.
Вот как его описывал А. Мариенгоф: «…перед тысячеглазым залом совершается ритуал. Хлебников в холщовой рясе, босой и со скрещенными на груди руками выслушивает читаемые Есениным и мной акафисты, посвящающие его в Председатели. После каждого четверостишия произносит:
— Верую.
Говорит «верую» так тихо, что еле слышим мы. Есенин толкает его в бок:
— Велимир, говорите громче. Публика ни черта не слышит.
Хлебников поднимает на него недоумевающие глаза, как бы спрашивая: «Но при чем же здесь публика?» И еще тише, одним движением рта, повторяет:
— Верую.
В заключение как символ Земного шара надеваем ему на палец кольцо, взятое на минуточку у четвертого участника вечера — Бориса Глубоковского.
Опускается занавес.
Глубоковский подходит к Хлебникову:
— Велимир, снимай кольцо.
Хлебников смотрит на него испуганно.
Глубоковский сердится:
— Брось дурака ломать, отдавай кольцо!
Есенин надрывается от смеха. У Хлебникова белеют губы:
— Это… это… Шар… символ земного шара… А я — вот… меня… Есенин и Мариенгоф в Председатели…
Глубоковский, теряя терпение, грубо стаскивает кольцо с пальца.
Председатель Земного Шара, уткнувшись в пыльную театральную кулису, плачет светлыми и большими, как у лошади, слезами».
Затем, уезжая из Харькова в Баку, свою «должность» Хлебников передал Григорию Петникову. Незадолго до его смерти в 1971 г. председательство земного шара было перенесено из первой столицы советской Украины во вторую. Петников оставил его в наследство киевскому поэту Леониду Вышеславскому, который передал его в 1998 г. поэту Юрию Каплану, убитому грабителем в собственной квартире в 2009 году. Анатолий Мозжухин и Светлана Скорик, провозглашенные в 2017 году, легитимными председателями Земного шара считаться не могут.
Общество председателей Земного шара существует по сей день, но так нигде не зарегистрировано.
