Нет понимания смысла реформ и их неотвратимости. Все время возникают сомнения в справедливости распределения того бремени, которое вынуждено нести общество из-за преобразований.
В мае Эммануэль Макрон стал президентом Франции, породив надежды на обновление социально-политической жизни страны. Рейтинг одобрения президента достигал 62%. Но к новому политическому сезону эйфория сменилась разочарованием — рейтинг популярности Макрона резко упал. К сентябрю новый президент потерял 22 процентных пункта по сравнению с моментом избрания. Эффект кампании был исчерпан, и даже сообщение о проведении в Париже Олимпийский игр не вызвало особого энтузиазма.
Разочарованный реакциями французов, Макрон стал говорить о сложностях проведения реформ во Франции. «Французы ненавидят реформы. Если можно их избежать, они обязательно это делают», — заявил он недавно в Бухаресте. В своем программном интервью еженедельнику Le Point он вновь подчеркнул, что «Франция идет на реформы реже, чем меняется в результате внезапных судорог».
Политические реформы Макрона
Еще во время избирательной кампании французская пресса называла Макрона «разрушителем традиционных форм общественной жизни», ломающим все прежние политические устои. Он подорвал традиционное разделение на левых и правых, нарушил принцип правительственной солидарности, взорвал Социалистическую партию. Он создал новую, ни на что не похожую партию — «На марше!», которую объявил «и правой, и левой», поменяв традиционный кофликт между трудом и капиталом на принципиально новый — отношение к глобализации и национальному суверенитету.
Он выиграл парламентские выборы, опираясь не на профессиональных политиков (нотаблей), а на выходцев из гражданского общества. Он назначил премьер-министром Эдуара Филиппа, представителя Республиканской партии, тем самым создав раскол в правом лагере, от которого республиканцы до сих пор не избавились.
После победы Макрон продолжил ломать традиционные структуры во всех сферах общественной жизни, включая международные отношения. Он пообещал превратить Францию «просто в великую державу», когда рассуждал о планах Валери Жискар д'Эстена в 1970-е годы сделать Францию «великой державой среднего уровня». Выступая в Афинах, на родине европейской демократии, Макрон предложил организовать в ЕС в течение шести месяцев широкое обсуждение реформы европейских институтов, чтобы выявить приоритеты развития на ближайшие 5-10 лет. Правда, пока предложения самого Макрона ограничиваются созданием общего бюджета и поста министра финансов ЕС. Как обычно, для Макрона главное — замутить ситуацию, а потом попытаться найти решение для возникшей проблемы.
Во французском госаппарате Макрон изменил систему найма высших чиновников, введя ряд элементов американской spoils system. Президент Франции подверг жесткой критике «политический класс» и методы его функционирования и обвинил политиков в «бесплодных спорах и пустых амбициях». Подход Макрона соответствовал настроениям, царившим во французском обществе. По данным CEVIPOF, накануне президентских выборов 89% опрошенных думали, что «политические деятели практически не задумываются о проблемах простых людей».
Реагируя на этот запрос, Макрон первым делом приступил к подготовке законопроектов, призванных вернуть доверие общества к политикам. В связи с делом «Пенелопагейт» жены Франсуа Фийона, обвиненной в фиктивной работе в качестве его помощника, был принят закон, запрещающий депутатам, сенаторам, министрам и деятелям местного самоуправления нанимать близких родственников на работу в качестве помощников. Одновременно был принят закон, лишающий депутатов права на представительские расходы, за которые они даже не были обязаны отчитываться (5372 евро в месяц), а также упраздняющий специальный фонд на поддержку общественных ассоциаций в своем округе (130 тысяч евро в год).
Макрон заявил, что уже готовятся законопроекты, оптимизирующие деятельность парламента, изменяющие избирательную систему с помощью введения элементов пропорциональности, сокращающие численность депутатов, сенаторов и выборных лиц местных органов власти на треть, а также резко уменьшающие возможность совмещать выборные мандаты.
Социальные реформы
В программе Макрона намечены преобразования во всех сферах социальной жизни (шесть крупных реформ): от реформы трудовых отношений (закон уже принят) до реформы системы пособий по безработице, которую предполагается распространить на «независимых» занятых (ремесленников, торговцев и фермеров) и сделать государство третьим участником этой системы, жилищной реформы, реформы пенсионной системы, реформы системы образования и правил введения режима чрезвычайного положения, который продлевался шесть раз. Главный лозунг этих изменений: «Освободить энергию, защитить французов, инвестировать в экономику».
Понятно, что для реализации той «глубинной трансформации», о которой говорит Макрон, требуется ряд благоприятных условий, большинства из которых во Франции нет. Нет доверия к элите, которую постоянно подозревают в своекорыстных замыслах. Нет понимания смысла реформ и их неотвратимости. Все время возникают сомнения в справедливости распределения того бремени, которое вынуждено нести общество вследствие преобразований. Если же реформы затрагивают сущностные интересы и «завоеванные права» (droit acquis) или бьют по устоявшимся привычкам, то французское общество зачастую отказывается принимать реальность, предпочитая минимизировать возникшие угрозы и сохранить целостную картину мира.
Только в долгосрочном плане можно будет понять реальный реформаторский потенциал Макрона и его команды и оценить готовность французов принять «глубинную трансформацию».
Реформа трудового законодательства
Эту реформу Макрон назвал «коперниковской революцией», основой «глубокой трансформации» французского общества. Она продолжала те преобразования, которые начались еще во время правления Франсуа Олланда, в период проведения закона эль-Хомри через парламент. Этот законопроект натолкнулся на жесткое сопротивление профсоюзов, которые, организовав единый фронт из двух крупнейших профсоюзных объединений — ВКТ и «Форс увриер», сумели провести десятки демонстраций и получить мощную поддержку в Национальном собрании.
Правительство пошло на ряд уступок, которые совершенно не удовлетворили работодателей, и вынуждено было прибегнуть к статье Конституции 49.3, дающей возможность принимать законы без обсуждения в нижней палате.
Правительство Филиппа избрало другую тактику: обладая устойчивым парламентским большинством, оно провело через Национальное собрание закон, позволяющий принимать законы с помощью ордонансов. Затем правительство в течение трех месяцев согласовывало свой проект с профсоюзами и работодателями. Во время переговоров министру труда Мюриэль Пенико удалось разбить прежний единый фронт двух профсоюзов и склонить на свою сторону президента «Форс увриер» Жан-Клода Майи, занявшего менее критическую позицию, чем даже профсоюз ФДКТ, который в 2016 году поддержал законопроект эль-Хомри.
Макрон пошел на важную уступку профсоюзам, сохранив в ряде отраслей приоритет общеотраслевых соглашений над трудовым договором на предприятии. Но в целом профсоюзы вынуждены были отступать. Главным достижением работодателей стала статья одного из ордонансов, позволяющая предприятию пересматривать такие важные параметры коллективного договора, как зарплата и график рабочего времени, если дирекция добьется согласия представителей персонала.
В целом реформа практически не касается гигантов французской промышленности, тех 250 компаний, где производится около трети добавленной стоимости французской экономики, но дает прекрасные возможности для развития мелких фирм, которые создают менее 15% ВВП страны. Она не приносит особых плюсов и для среднего бизнеса, по показателям которого Франция отстает от многих других стран Запада.
Если сравнивать с жаркой весной 2016 года, когда начинались дебаты по законопроекту эль-Хомри, то реакция профсоюзов сейчас была весьма умеренной и скорее инерционной. Да и общественное мнение, которое первоначально воспринимало эту реформу с опаской и тревогой, сейчас даже ее поддерживает. По данным института общественного мнения ODOXA, 60% опрошенных считают, что Макрон должен идти до конца, а не отступить под давлением профсоюзов.
С помощью трудовой реформы Макрон выиграл битву за общественное мнение, но вряд ли она сильно поможет в борьбе с безработицей. Реформа не затрагивает все те структурные элементы, от которых, по мнению большинства экономистов, зависит уровень безработицы: ни содержание трудовых договоров, которые во Франции носят весьма жесткий и обязывающий характер для предпринимателей, ни 35-часовую рабочую неделю, ни высокую минимальную зарплату, ни пособия по безработице. Конечно, безработица может упасть, но скорее не под воздействием этого закона, а за счет экономического подъема и более позитивного настроя предпринимателей.
Реформа жилищной политики
Еще одна реформа нового президента касается жилищной политики. В своей предвыборной программе Макрон настаивал на том, что французское государство тратит слишком много денег на помощь нуждающимся в жилье (около 40 млрд евро), но не добивается существенных успехов. Макрон стремится изменить ситуацию, когда государственная поддержка нуждающимся арендаторам приводила лишь к росту арендной платы, а также сделать упор на жилищное строительство в районах с особенным дефицитом, чтобы стоимость жилья начала падать.
Первым шагом этой политики стало сокращение с октября жилищных пособий на пять евро в месяц, что тут же вызвало широкое недовольство многих социальных групп. Макрон подтвердил, что эта политика будет продолжена, но в правительстве уточнили, что сокращение пособий будет происходить только в результате снижения арендной платы социального жилья. Неясным, правда, остается вопрос, почему собственники жилья должны понижать арендную плату после сокращения пособий нуждающимся.
Реформы образования
Министр Жан-Мишель Бланке готовит реформы в системе национального образования, философия которых прямо противоположна идеологии Соцпартии. Наджад Валло-Белкасем, министр образования в правительстве Олланда, исключила из школьной программы изучение древних языков, двуязычные классы, стажировку в других европейских странах. Ее главной целью было уменьшить социальное неравенство и ограничить принцип меритократии.
Новый министр, напротив, обещает восстановить и преподавание латыни и греческого, и двуязычные классы, и систему европейских стажировок в коллежах. В начальной школе классы сокращаются вдвое, до 12 детей в одном классе, восстанавливается возможность делать уроки вечером в классе под присмотром школьного учителя. Также разрешено переходить на четырехдневную наделю (для одной трети коммун).
Требует реформы и система бакалавриата (выпускников средней школы во Франции), которую Макрон собирается провести в конце своей легислатуры: сократить количество экзаменов до четырех, сэкономив таким способом немало денег, а по остальным предметам выставлять оценки на основании успеваемости учеников в школе.
Это ключевой момент, поскольку диплом бакалавра во Франции считается начальным этапом высшего образования и открывает доступ в университет. Однако Макрон заявил, что каждый бакалавр не может обладать правом поступления в университет, хотя это законодательно закреплено. Он настаивает на том, чтобы отказаться от жеребьевки бакалавров при поступлении в университет, когда на том или ином факультете больше абитуриентов, чем мест (при этом никто не решается ввести реальный отбор, который никак не вписывается во французскую левую культуру).
Деканаты предлагают предоставить им возможность самим формировать предварительные условия поступления, но могущественные студенческие профсоюзы усматривают в этом «скрытую селекцию» и обвиняют министра в консерватизме и ориентации на правых. Тем не менее создание предварительных условий поступления на всех факультетах включено в президентскую программу и становится своеобразной формой отбора, который всегда воспринимался левыми как реакционная идея.
Борьба с террором
В области борьбы с терроризмом Макрон решил не продлевать в ноябре чрезвычайное положение, которое действует во Франции после теракта в Ницце в конце 2015 года. Однако все меры по борьбе с террористами должны войти в гражданский кодекс: МВД без судебного разбирательства получит право задерживать подозреваемых, принимать решение о ношении электронного браслета, проводить административные обыски (в том числе и ночью), закрывать места религиозного культа (мечети). Все эти меры будут возможны только в рамках борьбы с терроризмом, тогда как в период действия чрезвычайного положения они могли быть распространены и на обычных преступников.
Если сравнивать программу борьбы с терроризмом Макрона и Олланда, то главное отличие заключается в том, что новый президент стал называть кошку кошкой — борьбу с «исламским терроризмом» он назвал приоритетом своей внешней политики, тогда как левые и даже другие государственные деятели Франции избегали использовать подобную терминологию.
Новый формат общения
В своих размышлениях о природе власти Макрон писал, что его не устраивает концепция «нормальной» власти, которую проповедовал Франсуа Олланд во время своего правления, так как такая власть превращается «в президентство анекдота, кратковременных событий и немедленных реакций». C точки зрения Макрона, необходимо действовать как король («быть Юпитером»), восстановить вертикаль, авторитет и даже сакральность власти, одновременно стараясь быть ближе к народу.
Президент-«Юпитер» не должен заниматься всем и за все отвечать. Он должен быть гарантом системы и нести ответственность только за основные приоритетные программы. Каждое слово президента должно быть на вес золота, поэтому необходимо ограничить его общение с журналистами.
Во-первых, сам имидж президента стал важнее, чем содержание его дискурса, что уже привело к негативным последствиям. Слишком много PR, слишком много фотографий создали Макрону образ «избалованного ребенка, попавшего в магазин с конфетами», как писала газета «Фигаро».
Во-вторых, Макрона подводит его ставка на технократов, его нежелание опираться на реальных политиков. В правительстве практически нет медийных фигур, широко известных публике и обладающих реальным весом в общественном мнении. В результате Макрон остается без команды политиков, которые могли бы его поддержать или даже заменить в случае необходимости.
Наконец, его поведение на общественной сцене грешит явным высокомерием. Специалисты по коммуникациям отмечают, что у французов возникает ошущение, что перед ними «отличник в школе, гений, живущий в башне из слоновой кости, который не нуждается в общении, чтобы объяснить гениальность своих мыслей, и который, следовательно, всегда будет не понят своим окружением».
Но надо отдать должное молодому президенту: он способен быстро осознавать свои ошибки и сразу же их исправлять. В своей медийной политике он совершил поворот на 180 градусов: во время поездки в Восточную Европу он взял с собой журналистов, с которыми беседовал без записи, чего раньше не делал. Мало того, во время поездки Макрон объяснял в том числе и свою внутриполитическую стратегию, хотя ранее он обещал не говорить о ситуации во Франции за рубежом.
Есть ли у Макрона шанс?
По сравнению со своими предшественниками Макрон изначально оказался в невыгодном положении. Он получил в первом туре меньше голосов, чем другие президенты, столкнулся с небывалым абсентеизмом во втором туре, вынужден отменять патерналистские решения своих предшественников.
Кроме того, система власти, которую пытается построить Макрон, наталкивается на ряд объективных препятствий. Во-первых, попытки создать искусственную вертикаль в обществе, исторически основанном на демократических принципах и на системе сдержек и противовесов, вызывают негативную реакцию французов. Каждая попытка выйти хотя бы на сантиметр из традиционной системы разделения властей наталкивается на сопротивление и элиты, и общества. Отсюда осуждение увольнения начальника Генштаба Пьера де Вилье как «злоупотребление властью» или петиция французов, моментально собравшая 300 тысяч подписей против особого статуса для жены Макрона.
Во-вторых, эгалитаристские и индивидуалистические тенденции общественного развития, впервые ярко проявившиеся во Франции еще во время майской революции 1968 года, вступают в конфликт с «монархическим» характером Пятой республики, в которой президента называли «республиканским монархом» и к истокам которой хотел бы вернуться Макрон.
В-третьих, хотя разделение на левых и правых во Франции во многом стирается, его базовые принципы сохранились. Макрон, проповедующий центристскую систему ценностей, оказывается между двух огней: одни идеи вызывают критику правых, другие — левых.
Наконец, сам технократический подход Макрона, отсутствие широкой общественной поддержки, которую могла бы дать только идеология с элементами новой утопии, способной заменить и идеалы социализма, и идеологию либерализма, обрекает нового президента на политическое одиночество.
Вместе с тем падение рейтинга Макрона несопоставимо с провалом Трампа в американской политической системе. Трамп столкнулся с сопротивлением всего истеблишмента, с конфликтами в собственной партии, кризисом своей команды, ужесточением политической борьбы в американском обществе. Макрону, напротив, в краткосрочном плане ничто не угрожает: у него устойчивое большинство в Национальном собрании и сплоченная команда, а его политические конкуренты ослаблены и раздроблены и не знают, какую стратегию им избрать.
Само падение рейтингов у Макрона и Трампа носит принципиально разный характер: у Макрона рейтинг падает, потому что он пытается системно реализовать долгосрочную программу модернизации, которая требует жертв от большинства социальных групп. Что касается Трампа, то он пришел к власти без долгосрочной стратегии, опираясь лишь на ресентимент простых американцев, на потерю ими прежних статусных позиций, на ностальгию по прежнему величию. Отсюда непоследовательность и хаотичность его действий.
Главный вопрос заключается в том, примут ли французы подготовленную Макроном стратегию модернизации Франции, несмотря на те жертвы, которые она от них потребует, или предпочтут политику «иммобилизма» и сохранение завоеванных позиций в социальной сфере — защиту droits aquis, как это традиционно было во Франции.
Игорь Бунин
