Стоит возле памятника Тарасу Шевченко, в центре Киева, говорит по телефону. Одетая в белую вышиванку и бирюзовые кеды All star. Выглядит, как промоутер, забывшая переодеться после национальной ярмарки перед тусовкой с друзьями. На икре и шее у неё — аляповатые татуировки, в обрамлении одной из которых я могу прочесть Ukraine. Говорит, излишне заигрывая с децибелами, на языке, который самонадеянно принимает за украинскую мову.
У её знакомого — хвостик, собранный на макушке, и пшеничная борода, контрастирующая с чёрными серьгами в ушах. Татуировки, само собой, прилагаются. Обувь — Helly Hansen, с большим норвежским флагом на ней. Он и сам мог бы сойти за лесоруба, валящего сосну где-то в Остлане, если бы не субтильное телосложение и не жёлто-голубые ленточки, прицепленные к рюкзаку, на верхушке которого рогами торчат пристёгнутые наушники. Если бы не футболка с одиноким трезубцем.
Они берутся за руки, идут по направлению к Крещатику, упражняясь в плохом — таком, что Азаров порадуется — украинском, сливаясь с толпой себе подобных. Одни из тех, кого принято считать новыми украинскими патриотами. Юные, прогрессивные, модные, вызревшие на дрожжах незалежности. Той самой, где украинская свидомисть тесно переплелась с американской мечтой.
Когда я работал над первым томом романа «Учитель», в котором детально разрабатывал тему трансформаций в Крыму и Украине 90-х, то штудировал журналы и газеты, чтобы понимать, каким было информационное поле тогда. Две доминанты я отыскал в нём — украинский национально-патриотический китч и американская мечта. В первом случае перечислялось то, чем может гордиться Украина (часто сильно приукрашенное, заимствованное, а иногда откровенно неправдоподобное), во втором — рисовалась сказка о Новом Свете, куда за хрустящей зелёной манной стремиться надо.
Глядя на новых украинских патриотов, выглядящих так, будто произошло невероятное, и казаки с гайдамаками захватили MTV 90-х (вот-вот Бивис крикнет: «Слава Украине!», а Батхед ответит: «Героям слава!»), я понимаю, насколько эффективен и лукав змей агитпропа, чей яд рассеивается, как удобрение для овощей, через инфоканалы.
Но подобное было лишь подготовкой, а вот дальше начались посевные работы. Нац-building — так это теперь называется. Слово чудное, замечательное; в нём вся эклектика нынешней патриотической Украины.
«Нац» — от «национального», ведь нация превыше всего. А без building'а — совсем никуда. Мы впитали его вместе с колой, диснеевскими мультиками и роликами на Youtube. И в киевском офисе красномордый, похожий на брюкву шеф орал мне: «Team-building — вот, что ты должен делать!». Он бултыхался мелко, этот шеф, а вот серьёзные пацаны заплыли за буйки и решили делать building национальный. По-взрослому.
Метили они в молодых, юных. Тех, кто появился на украинский свет после середины девяностых. Появился, чтобы стать строительным материалом новой нации. Старики и старухи, мужчины и женщины — они, конечно, тоже целевая аудитория, но так — постольку-поскольку. Их, особенно первых, ещё переубеждать надо, запал расходовать, время тратить. А вот с молодыми — проще, пластилин мягок, пластилин хочет властных, направляющих рук.
Нет, не то чтобы их пасли, культивировали, выращивали в инкубаторах, с особой внимательностью и заботой — наоборот. О них, в общем-то, забыли, адресовав родителям и улицам, а те справились уж кто как.
Они и сейчас, эти детки, несмотря на показную независимость, не слишком-то самостоятельны. Наиболее успешные подыскали синекуру (кто — сам, кому — помогли), другие — перебиваются заработками (фотографы, дизайнеры, повара, модели, проститутки), третьи — так и сидят на родительских горбах, теша потребительские аппетиты. А они у них, судя по антуражу, очень и очень приличные.
Эти новые лучшие люди страны хотят и могут выглядеть хорошо, стильно и даже эффектно. Татуированные, как Эми Уайнхаус, с завитыми чубами, как Элвис Пресли, в модных шмотках, как Джон Гальяно — они вполне cool. Симпатичные ребята, способные размышлять о пустяках с видом Сократа, дискутирующего с Калликлом, умеющие ко всему «относиться проще», «быть проще», иногда как инфузория-туфелька. Бодрое поколение, разбирающееся во многих вещах, динамичное, хваткое. Ходят на литературные вечера, фестивали экспериментального кино и арт-выставки. Вполне smart.
Но всё же есть в них изъян, трещина, которая при увеличении внешнего давления переходит в разлом. Эти новые люди лишены ядра индивидуальности, и потому, отформатированные, они, вспоминая БГ, старятся раньше, чем успевают начать взрослеть. Все эти бороды, татуировки, агрессивные штучки — от желания компенсировать недостаток внутренней силы.
Потому что в основе её — умение созидать, мастерство быть собой. Эти же новые люди обладают главным образом лишь коллективной силой. Они — продукт толпы. Так, собственно, было всегда, ничего нового в доме восходящего солнца, но потребление и глобализация сильнее акцентировали проблему.
Да, ситуация стандартная для всего постсоветского пространства с его патологической склонностью к заимствованиям, однако на Украине ухудшенная интенсифицированным нац-building'ом. И это следствие естественных, переживаемых многими странами процессов национального становления — достаточно вспомнить «jeunesse doree», молодёжь времён французской революции («золотую молодёжь»), — Украина тут сработала с опозданием. Но высвобожденной исторической необходимостью энергии придали отрицательный, деструктивный заряд. И её с такой яростью, напором, обречённостью явил Евромайдан, где отрядом прикрытия ударных батальонов, а подчас и их участниками, стали новые украинские патриоты. Они толкнули революционный броневик, и он заскользил по крови; чем дальше — тем быстрее.
Как тогда, зимой 2013-2014, новые украинские патриоты тащили на Майдан и Крещатик шины, лекарства, продукты, амуницию, «живой стеной» прикрывая баррикады, так и сейчас они работают волонтёрами, снабжая силы АТО. Для них — это дело чести, миссия свободы, служение родине, но используют их не для благих целей. Из пластилина лепят кирпичики новой вассальной украинской резервации.
Строительный материал податлив не полностью: он против того, чтобы плавиться в самом пекле, растекаясь по донбасским степям — от того не спешит подписывать повестки и примерять камуфляж. Нет, патриотизм желателен исключительно в привычной зоне комфорта. Но вот те, кто переходит грань, отдаваясь энергии деструкции полностью, мутируют в разрушителей-фанатиков, украинских ассасинов, при должной маркировке врага готовых резать, пытать, убивать непосредственно ради процесса. Рождаются кощунники и садисты, которые со временем из-за лишней самостоятельности станут так называемыми жертвами нового политического режима.
Все эти процессы опасны, прежде всего, тем, что в любой момент могут выйти из-под контроля тех, кто, казалось бы, столь уверенно руководит украинским нац-building'ом. Они думают, что, примерив лекала, прописав сценарий, всё контролируют но, похоже, мало учитывают человеческий фактор.
Юные, радикальные, пластилиновые, не имея ядра, способны принимать любые формы, меняя направление самым непредсказуемым образом. От того этот сомнительный украинский эксперимент может закончиться разгромом всей лаборатории.
