На позиции Республиканской гвардии под Донецком выезжаем на обычной легковой машине. Правда, едем на большой скорости. Едем втроем. За рулем молодой боец, руки которого обильно усеяны татуировками. Рядом с ним Элла Журанская, изучающая основы журналистики милая студентка 5 курса Донецкого университета, которая в настоящий момент является пресс-секретарем знаменитого в ДНР Вани Русского, командира Республиканской гвардии.
«Вы не переживайте, я туда часто езжу к ребятам», — с улыбкой отвечает мне Элла, когда я спрашиваю у нее, нужны ли мне каска и бронежилет.
«Мне моя мама сказала, пока не закончишь университет, не смей ни в тюрьму попасть, ни умереть».
До моей поездки на позиции мне не советовали туда ездить пара человек из штаба Республиканской гвардии (создана относительно недавно на базе легендарной бригады «Оплот» Александра Захарченко). Постоянно прилетают снаряды. Часто происходят стычки. Особенно ночью между диверсионно-разведывательными группами — нашими и украинскими.
Донецк — большой город. Едем на позиции долго. Рассматриваю окрестности. То тут, то там большие очереди из пожилых людей. Республика стала выплачивать пенсии. Вот они их и получают. На окраинах замечаю здания, в которые прилетели украинские снаряды: у одних снесло крышу, в других выбиты стекла, третьи — обгоревшие. Проезжаем мимо шоколадной фабрики «Конти» Бориса Колесникова. Шофер говорит, что она вроде как не работает. Если бы, по его словам, работала, то по всей округе распространялся бы соответствующий вкусный запах.
Сначала заезжаем к «Генералу», солидному и спокойному такому дядьке в камуфляже, который отвечает за тот участок фронта, куда мы едем. Он дает двух сопровождающих бойцов с автоматами. «Если что, они прикроют». Их машина едет впереди, показывая нам путь.
Приезжаем на окраину одного из сел. Дальше нельзя. Дальше уже украинские блок-посты.
Ничего необычного на этом блок-посту нет. Простая деревянная будка. Рядом развиваются два флага, один из которых ДНР. Бойцы с оружием. Начинаем знакомиться.
У молодого крепкого парня с небольшой ухоженной бородкой в руках большой пулемет (ПКМ). Его позывной «Юрист». Он из России.
— А почему «Юрист»?
— Юридическое образование. Закончил Уральский финансово-юридический институт. Сам из Екатеринбурга. Приехал в январе 2015 года. Приехал, потому что смотрел новости из Донбасса, а потом просто устал уже их смотреть. Захотел помочь русским людям Донбасса. В Минск-2 абсолютно не верю. Каждый день нас «укропы» бомбят. Слышно же. Аэропорт, Пески… Тут, на наших позициях, тяжелым не долбят, но бывают случаи. В основном бои с применением стрелкового оружия. Я уже и в боях за Марьинку поучаствовал. Постоянно мы тут наготове. Ни раздеваться, ни расслабляться, ничего нельзя. В основном нас тут «укропы» провоцируют.
В разговор вступает товарищ «Юриста» с позывным «Немец».
— Вы что, соплеменник Безлера?
— Нет, просто из фильма «Брат-2» взял. Смотрели?
— А это тот, который Бодрову оружие продавал и ходил в немецком мундире. Еще на замечание Бодрова о том, что у него дед на фронте погиб, он ответил «бывает».
— Ага.
Смеемся.
— Мой позывной — это эхо войны. Я с Челябинска. Строитель. Сюда приехал 3 марта. Почему приехал? А что, ждать, когда они, эти фашисты с нацистами, к нам в Россию придут. У меня такое ощущение, что в Донбассе живут такие же русские люди, как и у нас на Урале — в Челябинске и Екатеринбурге.
— Как живете с местным населением?
— Общаемся. Они рады, что мы сюда зашли. И поставили блок-пост. Надеются на то, что украинцы сюда больше не войдут. Хотят, чтобы быстрее закончилась эта война. Говорят нам: «Гоните их подальше». Да вы вот сами посмотрите: они, несмотря на войну, сажают картошку, все время копают огороды. Нас тут обстреливают, но не часто.
Обращаю внимание на молчаливого парня с печальным выражением лица. Он сидит, опершись спиной о будку и в разговоре не участвует.
— А у вас какой позывной?
— «Грустный».
Все смеемся.
— Ну, вам этот позывной точно подходит. Кстати, а почему у вас постоянно такое грустное выражение лица?
— Не знаю. Позывной такой, потому и грустный.
— А вы грустным стали после того, как вам дали этот позывной?
— Само вырвалось как-то.
— Откуда родом?
— Без комментариев.
— В боях уже участвовали?
— Нет. Бог отвел пока. Я тут с февраля.
— А у вас какие побудительные мотивы были, чтобы вступить в армию ДНР?
— Я не могу так вслух сказать… это внутри как-то…
— В Минск-2 верите?
— Приходится верить, потому что, по-любому, Минск-2 — это соглашение. По-любому, жизни сохраняются.
— Чем вас тут кормят?
— Кормят по-разному.
«Грустный» открывает небольшой картонный ящик, который стоит рядом с ним, и достает оттуда кольцо сухой колбасы, две мясные консервы и рулон туалетной бумаги.
— А где ж хлеб?
— О, а это самое главное, понимаете.
— А где ж укроп?
— Еще не вырос.
Отхожу от «Грустного». Пытаюсь сфотографировать солидного дядьку в берете и советском камуфляже. Он категорически это запрещает делать. Это командир подразделения с позывным «Ашан». Сам он родом из Луганской области, но 15 лет прожил в Донецке. До войны был начальником угольного участка. В прошлом — шахтер.
— Минск-2? Он солдат расслабляет. Я на этой войне практически год. С блок-поста начинал около комбината «Каргилл». Участвовал в боях в Снежном, Шахтерске, Иловайске, Торезе. В Иловайске мы в первый раз потеряли своего бойца. Это была первая наша потеря.
Тут в разговор вступает еще один боец с позывным «Царь».
— А какие могут быть ощущения, когда собираешь куски мяса?
Меня заинтересовал его позывной.
— Подождите, а у Кононова, министра обороны ДНР, позывной тоже «Царь». А почему и у вас «Царь»?
— А потому что фамилия такая.
— Какая? Царев? Царенко?
— Нет… не важно. В общем, триста лет правили Русью.
Снова обращаюсь к «Ашану» и прошу его рассказать какой-нибудь прикольный случай.
— В Иловайске у нас был прикольный случай. Отработали из минометов по украинской армии. Потом разведка нас стала вывозить, и мы заехали на позиции «укропов». Подошел к нам командир украинской армии. Сказал, где нам поставить машины. Мы эти машины поставили. А нашивки у нас были наши — «Оплот». Но, скорее всего, они подумали, что мы — это какая-то их диверсионная группа.
«Царь» уточняет.
— Мы просто в наглую заехали. Нас шестеро было…
«Ашан» продолжает.
— Я как командир орудия произвел расчеты израсходованного боекомплекта. Выкинули пустые ящики. И вот в этот момент увидели жовто-блакытные шевроны украинской армии. И тут мы все поняли, куда попали, но планка не упала. Водителям дали команду выезжать. Когда начали выезжать, то с другой стороны — нашей стороны — начал работать пулемет. На украинской машине была открыта дверь. Наш водитель крикнул украинскому водителю: «Закрой дверь!» На что получил ответ: «Иди сам закрывай, там стреляют». Останавливаем КАМАЗ, выходит наш водитель и закрывает двери джипа. Выезжаем оттуда. Проезжаем немного и буквально через 150 метров — наши. Это было 19 августа. Как раз Спас. Так что, это был день второго нашего рождения.
— В Иловайске брали в плен бойцов из карательного батальона «Донбасс»?
— Мы же артиллеристы, били по «укропам» с расстояния. Я же говорю, первый наш двухсотый был в Иловайске, когда парня по частям собирали. По нему хорошо отработал снайпер. Он пролежал несколько дней на месте боев.
Снова в разговор вступает «Царь».
— Мы приехали его забирать с танком. Положили его, мертвого, на броню. Когда танк отъезжал назад, он просто скатился с брони. Там вообще было очень много Нацгвардии. Мы нахрапом в наглую заехали на позиции «укропов», забрали своего бойца. Отъехали на триста метров, танк выстрелил, и он скатился.
— «Ашан», вы можете вспомнить своего первого украинского пленного?
— Не берем. Принципиально. Когда мы 6 ноября заходили в Марьинку, у нас погибло 5 наших бойцов. Я участвовал в этом бою. Он очень жестким был. Через несколько дней комиссия договорилась забрать мертвые тела. Когда мы забрали людей, то увидели, что у них были срезаны лица. Скальпелем вырезаны. У одного из солдат была вырезана челюсть. Не понятно, с какой целью. И выколоты глаза. После этого, какие бы команды не были, мы в плен «укропов» не берем.
— Как с местными жителями взаимодействуете? Хорошо они к вам относятся или не очень?
— Да, по-разному. А вон идите с ними поговорите.
Улица пуста, но, смотрю, стоят два сельских пожилых мужика, друг с другом разговаривают. Подхожу к ним. На вопросы отвечают не очень охотно. Оба — бывшие шахтеры.
— Ну, что думаете о будущем ДНР? С Россией надо или с Украиной?
Один из них, Миша, думает-думает, а потом выдает:
— Могу сказать одно: мы на своей земле…
Его товарищ за «Единую Украину».
— А зачем все кому-то отдавать. Если Украина не будет единой, то ее же растащат и поляки, и румыны.
Смотрю по сторонам и натыкаюсь на взгляд пожилой женщины. Смотрит на меня с нескрываемым презрением.
Обращаюсь к ней.
— Я московский журналист…
— Да я знаю, кто вы… Вижу по телевизору… Знаю вашу позицию…
Смеюсь.
— И что, поддерживаете ее?
— Нет.
— А почему?
— А потому что тут Украина.
Разговаривает со мной с сильным украинским акцентом и на суржике, на котором в этих краях не говорят.
Оказывается, она жена только что говорившего со мной шахтера-единоукраинца. Он мне разъясняет, почему такую позицию занимает его жена.
— Да у нее просто родители с Полтавщины.
Женщина что-то мне еще такое негодующее говорит, потом прыгает, несмотря на пожилой возраст, на багажник велосипеда своего мужа и они вместе уезжают.
Отмечаю про себя, как она свободно и громко, несмотря на блок-пост излагает свою позицию, ничего не боясь. Мне себе трудно представить, что такое поведение возможно на территориях, контролируемых Украиной. А тут на это никто внимания не обращает.
После этого «Ашан» ведет меня на позиции. Возвышенность изрыта окопами. Они не глубоки — в половину человеческого роста.
Тут и там специально оборудованные бойницы. Многие места покрыты сверху бревенчатым навесом. Вырыто и специальное помещение для раненых. Оно просторно и сверху довольно серьезно укреплено бревнами. Все покрыто маскировочной сеткой.
— Они вырыты так, чтобы осколки от мин не смогли никого задеть, — поясняет мне «Ашан».
В селе чуть позже он показал мне небольшую воронку от мины и забор, изрешеченный осколками. Проходим мимо бойцов, которые перезаряжают большой пулемет. Прошу показать мне казарму, но «Ашан» отказывает, поясняя это тем, что быт там не очень.
Посудачив еще немного с бойцами, мы уезжаем обратно в Донецк.
Беседовал Александр Чаленко
