Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру.
— Василий, интересно ваше мнение о начале нового этапа спецоперации. Чего теперь ждать Украине, чем это грозит украинским властям и поможет ли им Запад? Могут ли поставки оружия спасти от разгрома хотя бы донбасскую группировку? В этом этапе главное — именно разгром этой группировки.
— Пожалуй, соглашусь с вами. Хотя я не считаю себя военным экспертом, но тут ответы напрашиваются сами собой. Конечно, разгром донбасской группировки — это, пожалуй, первоочередная цель для нас. Даже просто для того, чтобы обезопасить Донецк и Горловку, которые восемь лет живут в этих условиях. Надо учитывать, что на Донбассе в этой группировке сосредоточены самые боеспособные украинские подразделения. Разгромив их, мы получаем серьезный перелом даже в этой войне.
Что ждет Украину после развала, разгрома этой группировки, в чем я не сомневаюсь, — я думаю, произойдет психологический перелом. Первые такие цветочки мы наблюдаем в Мариуполе, когда сдача в плен пошла уже даже не на сотни, а на тысячи военнослужащих. Причем, не самых слабых подразделений — морская пехота, пограничники. «Азов» постольку-поскольку, в плен их никто брать не будет.
Я думаю, что украинские власти отдают себе отчет, что их ждет на Донбассе. Но, поскольку они в большей степени имиджмейкеры, чем стратеги и политологи, они не могут отдать приказ отступать войскам, чтобы не попасть в этот котел, потому что власть киевская заботится прежде всего о своем имидже, о рейтингах своей власти.
А дать приказ на отвод — это значит подорвать свой рейтинг, подорвать имидж. То есть это будет воспринято в обществе как явное поражение. Поэтому они будут держать войска до последнего, мое мнение такое — до тех пор, пока они будут все не разгромлены, не уничтожены, пытаясь выторговать себе время. Будут заявлять, успокаивать население Украины, говорить, что все хорошо, наши войска держатся, мы наносим поражение, вот-вот российские войска истощатся и мы и погоним их обратно до границ Украины, а то и дальше. И, таким образом, они будут ждать, вдруг что-то изменится, вдруг Запад сумеет надавить на Россию, вдруг конъюнктура какого-то рынка изменится и Россия вынуждена будет отступать.
То есть они будут просто разменивать жизни своих солдат на время удержания у власти. К сожалению, это так. К сожалению, за это заплатят жизнями простые люди, как украинцы, так и русские, и прочие, населяющие эту территорию. И мне очень жаль, что боевые действия будут вестись в тех районах, которые де-факто и де-юре — это наша земля, Донецкая народная республика, да и вообще весь восток. Жаль, что разрушению будут подвергаться наши города, а не то, что гораздо западнее. Как-то так, что я вижу со своей невысокой колокольни.
— Вы упомянули о массовой сдаче в плен в Мариуполе. Насколько мы знаем, в плену у ДНР сейчас находятся более трех тысяч бойцов ВСУ, теробороны и других подразделений. Пленных все больше, как их фильтровать, как отделить откровенных нацистов от обычных военнослужащих, не только ведь по татуировкам, и что с ними делать? Всех не обменять, а их становится все больше и больше. Обратно отпускать тоже никак нельзя. Что делать с Виктором Медведчуком? На кого его можно обменять, на кого допустимо менять и надо ли?
— Давайте сразу про военнопленных. Я, когда был в последней своей командировке там, этот процесс только начался, и мне удалось чуть-чуть прикоснуться к организации этого процесса, когда сдавался 501-й батальон украинской морской пехоты. Там было 270 человек. После этого пошла волна (сдачи в плен. — Ред.). Однозначно можно понять этих украинских солдат, которые остались без всяких надежд на спасение, без боекомплекта, без медикаментов. Поэтому количество сдавшихся будет только нарастать, особенно из Мариуполя.
Что касается того, как их фильтровать, поверьте, я столкнулся с тем, как работает ГБ, прокуратура, даже полиция в ДНР с пленными. Механизм достаточно отработан — еще 70-80 лет назад наши органы четко умели работать, сейчас просто подняли эти методички. Первичный опрос идет, заводятся какие-то первичные документы на каждого из них, а потом просто перекрестными допросами всех людей, всех, кто попал в плен вместе с этим военнослужащим, выясняются характеризующие данные на него, его убеждения.
Дальше мое видение такое — откровенные сторонники нацистских идей, откровенные русофобы, сторонники Майдана и т. д., — эти однозначно в тюрьму, под уголовное дело, под приговор. Смертную казнь никто в ДНР не отменял, моратория нет.
Остальные, которые просто мобилизованы или пошли на контракт, чтобы зарабатывать деньги — это же тоже вычисляется. С ними надо работать, вплоть до того, я не отрицаю такого момента, что, может быть, даже создавать из них воинские подразделения. Может быть, призывать их на службу в вооруженные силы ДНР, может быть, Российской Федерации. Разбавлять их кадровыми военнослужащими. Можно сказать, давать им возможность кровью искупить вину перед республиками Донбасса, перед русскими Украины.
Еще какую-то категорию, я думаю, можно обменять. Например, обменять тех, кто будет потом на Украине подавать правильные для нас месседжи, которые будут говорить: «нет, к нам относились хорошо, нас никто не пытал, и вообще, зачем эта война». Таких тоже можно отобрать, и их обменивать на наших военнослужащих, которые попали в плен — на военнослужащих ДНР, России. Пускай граждане там, на Украине рассказывают правду. Ничего ж выдумывать не надо, никто же их в плену не пытает, ногти не вырывает и ноги не простреливает, как украинские националисты.
Я думаю так, механизмы отработаны, и они уже выполняются. Я видел, как работают соответствующие органы ДНР. Мне кажется, что получается. Конечно, на такой объем пока никто не рассчитывал, потому что количество пленных, вы правильно сказали — просто зашкаливает.
Что касается Медведчука. Наверное, все-таки, его обменять надо, просто по принципу, что своих не бросаем. Но обменивать его на украинских военнослужащих в Мариуполе — это нонсенс. Давайте его поменяем один на один, максимум один на двух. Его вытаскивать надо. Потом посмотрим. У нас же на Украине, кроме Медведчука, кроме военнопленных, попавших в плен уже во время операции, находится масса людей — пророссийски настроенные журналисты, политики, общественные деятели. Их тоже сотни, их тоже надо обменивать и вытаскивать. Почему на одном Медведчуке свет клином сошелся?
— Тех же братьев Кононович взяли еще в самом начале.
— Братьев Кононович, совершенно верно. Да многих. Тот же господин Марунич, эксперт по энергетической безопасности, мне он всегда импонировал своим грамотным профессиональным подходом. За что его сейчас арестовали? Обвинили в пророссийских настроениях.
— Так же, как и с Яном Таксюром — абсолютно непонятная ситуация.
— Ян Таксюр, совершенно верно. Просто киевский режим набирает обменный фонд. Соответственно, нагнетает внутреннюю атмосферу ужаса и страха, когда прийти могут за любым, даже если ты только высказываешь мнение, отличное от официальной позиции. Про этих людей тоже же нельзя забывать. Они тоже же наши, их надо вытаскивать, это будет очень серьезной имиджевой победой для нас, что мы никого не забыли, мы всех вытащили. Поэтому, я думаю, не надо на одном Медведчуке зацикливаться. Я понимаю, что он фигура высокого полета…
— Хотелось бы у вас спросить, как у подполковника Службы безопасности Украины. Я был не так давно в Херсоне и, честно говоря, меня поразило: город покидали довольно спокойно. Активных боев в городской черте не было, было время уйти. Почему тероборона, полиция, та же СБУ оставила кипу секретных документов, документов для служебного пользования, личных данных, причем и членов подразделений, и помогающих им, и различных оперативных документов, другие важные сведения? Почему не было организовано уничтожение этих документов? Ведь время было.
— Во-первых, падение профессионализма во всех структурах и на всех уровнях. Когда я начинал служить, механизм при эвакуации был отработан, поминутно все расписано, кто что должен был делать. Регулярно проводились тренировки еще в конце девяностых. После 2014 года на это откровенно закрывали глаза, проводили такие тренировки чисто на бумагах. Плюс большой набор людей, которые явно профессионализмом не блистали — по принципу преданности нынешней власти. Не исключайте и того фактора, что, хоть уходили спокойно, но уходили все равно в панике. Херсон достаточно быстро взяли.
Да, было у них несколько дней на то, чтобы собраться. Но каждый сотрудник подумал: да пусть другой это делает, пусть уничтожает документы, а я буду собирать свои вещи. И — быстренько в машину самое ценное, и куда-нибудь в Киев или в Кривой Рог. Поэтому неразбериха, плюс паника, плюс падение профессионализма — это все и привело к тому, что осталось много интересных документов. Ну что ж, нам это только плюс.
— Однако недооценивать противника нельзя. Мы видели ситуацию с ракетным крейсером «Москва», помним ситуацию в Бердянске, с обстрелом, с большими десантными кораблями. Мы до сих пор слышим угрозы. Тот же Арестович в открытую угрожает терактами на территории Российской Федерации. Видим обстрелы территории РФ. В связи с этим вопрос: когда мы увидим удары по центрам принятия решений? И есть ли вообще эти центры принятия решений на территории Украины?
— Когда увидим удары — точно вопрос не ко мне. Думаю, это вопрос большой стратегии, большой политики, а не тактики и оперативного искусства. Есть ли эти центры? По моим данным, после того, как наши войска были отведены из Киевской области, в Киев вернулось очень много сотрудников центральных органов исполнительной власти. В том числе и спецслужб, и Министерства обороны, и Офиса президента, и Генеральной прокуратуры. Они вернулись, они даже празднуют победу, они считают, что это благодаря усилиям ВСУ они отбили Киев и Черниговскую область. Ну что ж, пускай так и думают. В данном случае они будут недооценивать нас.
Поэтому я думаю, что удары по центрам принятия решений какую-то эффективность будут иметь. В конце концов, тот же Генеральный штаб Министерства обороны на Воздухофлотском проспекте никто не трогал с самого начала операции. Центральный офис СБУ на Владимирской тоже никто не трогал.
Не знаю, насколько это будет в стратегическом плане положительно для нас, не приведет ли это к тому, что вместо одного большого, крупного врага, которого можно бить, мы получим массу мелких, разрозненных, не связанных между собой центров влияния, каждый из которых придется устанавливать, вычислять и потом ликвидировать по-отдельности. Который будет автономно действовать. Это будет достаточно сложно. Да, это не будет единый механизм, но знаете, как рой пчел — каждую пчелу в отдельности надо давить, нельзя будет уничтожить какой-нибудь управляющий орган. Поэтому не знаю, честно.
— Почему такую поблажку дали? Могли бы в 2014 году пройти чуть ли не победным маршем, если сравнивать с нынешней ситуацией. Почему тогда пожалели?
— Щекотливый вопрос. Сам себе часто его задаю. Я могу высказать только свое мнение. Я считаю, что, наверное, в 2014 году экономика и инфраструктура России не была готова к такому напряжению сил, средств, к такому противодействию Запада. Вспомните, в 2014 году, когда ввели санкции за Крым, потом за «Боинг», тогда народ был реально в панике. А сейчас ввели санкции очередные, очередной пакет… и мы по привычке спрятали в пакет с пакетами. Посмотрите, как за восемь лет накачали нашу пищевую промышленность. Продовольственная безопасность на высшем уровне. Импортозамещение, как ни крути, работает. Восемь лет назад такого не было. Финансовая система страны сейчас работает. Посмотрите, как быстро откатился назад доллар, как рубль укрепился и все в порядке. В 2014 году так бы не получилось.
Да, в военном плане было бы проще, но стратегически, финансово, экономически страна бы не потянула эту операцию. Хотя, конечно, восемь лет не прошли даром, и, честно говоря, даже я очень был удивлен, я не ожидал, насколько [глубоко] эти бациллы нацизма, украинского национализма проникли. Даже я такого не ожидал, хотя я вроде бы [всего] четыре года назад оттуда как уехал. Даже по сравнению с тем, что было четыре года назад, и что сейчас — небо и земля. С приходом Зеленского эти националистические идеи в массовом масштабе в мозги были внедрены. Это страшно. Я понимаю, еще пару лет, и мы бы вообще потеряли бы полностью население. Сейчас еще какие-то надежды есть.
— Говоря о пропаганде, о промытых мозгах… Что меня удивило в Херсоне. Ладно, плакаты, все раскрашено в желто-синий, это понятно, этим, наверное, уже никого не удивить. Но учебники в школах, то, что я слышал, пока еще работало украинское радио, то, что видишь на украинском телевидении — это просто катастрофа. Особенно это проявляется при общении с молодежью. Люди абсолютно не имеют критического мышления, есть одна точка зрения, которая сформировалась за эти восемь лет. Есть образ России, который сформирован за эти восемь лет, и мы отлично видим это в украинских фейках, например, о той же российской армии, которая якобы впервые увидела здесь унитаз…
— Впервые увидели асфальт на Украине!
— Асфальт на Украине — это притча во языцех, особенно если с российским сравнивать. Здесь я могу сравнить. Но как быть с этими людьми, которым восемь лет промывали мозги?
— Скажите, это, по-моему, в Херсоне первыми выключили украинское телевидение и включили российские каналы? Я где-то читал, что люди там начали даже прозревать, когда им выключили эти зомбоящики украинские. Думаю, что сыграет сочетание нескольких факторов, то есть наше телевидение, наше радио, плюс наши несомненные победы на фронте, и кризис, крах, разрушение украинской государственности — все это приведет к тому… люди же все равно хотят примыкать к сильному.
Когда они увидят, что мы побеждаем, мы не остановимся, мы идем дальше — они будут переключаться. Тем более под воздействием нашего телевидения, которое будет доносить правду. Под воздействием наших гуманитарных акций каких-то… Они будут переходить на нашу сторону, и я вам скажу, что более преданных сторонников не будет. Потому что каждый из этих людей будет стараться своими действиями, своими словами доказать, что вот он теперь искренне поддерживает Россию. Они будет казаться большими русскими, чем самые русские. Они будут активно сдавать тех, кто был причастен к военным преступлениями за восемь лет, будут детей своих перевоспитывать.
Есть же опыт той же фашистской Германии в сороковые годы, когда бывшие функционеры нацистских органов власти потом становились самыми ярыми антинацистами. Они пытались не искупить свою вину, а загладить свою вину в глазах победителей. Думаю, что будет так. Переобуваться будут. Пусть это будет не такой быстрый процесс, как нам бы хотелось, но это будет.
— Вопрос об организации жизни на освобожденных территориях. С Донецкой и Луганской народными республиками все понятно — это наша земля, вот наши органы, вот по этим законам мы работаем. Как быть с Запорожской, с Херсонской, Харьковской и другими областями. Там возникает все больше вопросов. В каком правовом поле работать? До сих пор в большинстве мест не введена рублевая зона, не работают военно-гражданские администрации, в которых есть острейшая необходимость. Как донести эту мысль и до кого нужно ее донести, о том, что нужно решать этот вопрос как можно скорее? Каким вы видите уклад жизни на освобожденных территориях?
— Я многим не доволен из того, что там происходит, но для себя нашел ответ такой. Бисмарк сказал, что русские долго запрягают, но быстро едут. У нас не прошло еще и двух месяцев с начала операции. Освобожденные территории — и того меньше. За это время все равно сделано уже немало. Отодвинута угроза голода, налажена какая-то информационная политика. Не буду говорить «хорошая», но какая-то уже налажена. Тот же интернет оптоволоконный из Крыма тянут в Мелитополь, в Херсон и до Бердянска обещают дотянуть. С топливом вопрос решен. Возможно, в ближайшее время будут посевные работы запущены. Потихоньку все делается. Да, не так быстро, как хотелось бы, но движение идет.
Что касается работы ВГА и ряда юридических проблем, — это вопрос. Я даже не готов ответить на него, потому что я сам для себя не представляю, как работать полиции в Мелитополе, по каким законам она будет задерживать человека, совершившего уголовное преступление. По какому уголовному кодексу будут его деяния характеризовать? Не знаю. Думаю, что все это будет решаться. Вы прекрасно помните 2014 год, все ДНР-ЛНР прошли через это. Да, с проблемами, с кровью, с массой непоняток, но прошли. То есть какой-то опыт имеется. Думаю, и на этих (освобожденных. — Ред.) территориях все наладится.
— Насколько сложно экстраполировать этот опыт ДНР-ЛНР на остальную территорию Украины?
— Трудно сказать. Я думаю, какой-то опыт будет приниматься, несомненно. Возможно даже, сотрудники поедут туда. Я знаю, что сотрудники из МЧС, из полиции находятся на территории Запорожской, Херсонской областей. Насколько трудно — не знаю. Понимаю, процесс не быстрый, дай бог, чтобы мы его хотя бы до конца года ввели в какую-то рамку. Думаю, здесь главная проблема будет стоять в решении основополагающего вопроса — что будет на этих территориях? Будет ли это Херсонская народная республика и Запорожская народная республика, будет ли это какая-то часть Донецкой народной республики? Я теоретизирую. Будет ли это территория присоединена к Российской Федерации? Будет ли это федеративное подразделение Новой Украины? Я не знаю. Вариантов много, но отдать предпочтение чему-то я не готов.
Конечно, хотелось бы, чтобы эти территории были просто включены в состав России, но здесь же опять масса вопросов. Да, допустим, мы уже можем наплевать на мнение Запада — ну, уже все, куда уж дальше, какие санкции там еще вводить? Но есть чисто экономические, юридические, правовые вопросы. Много нюансов. Но, с другой стороны, подумайте, ведь на наших глазах творится история. Не каждому поколению такое удается посмотреть. Да, с потом, с кровью, но мы все равно победим.
