«В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат».
Вдоволь повосхищавшись безупречным стилем отрывка, подумаем: а что там, собственно, написано? На удивление, в небольшом отрывке содержится пропасть намёков и информации.
1. «В белом плаще с кровавым подбоем»
В одной из ранних редакций содержалось важное уточнение — «красным генеральским подбоем». Оно было отлично понятно современникам Булгакова — белый плащ (шинель) с красной подкладкой входил в форму генералов Русской императорской армии. Его можно увидеть, например, на картине Василия Верещагина «Шипка-Шейново. Скобелев под Шипкой». Там «белый генерал» на белом коне одет в эту самую белую шинель с красной подкладкой.
Однако, в окончательной редакции Булгаков усложнил картину.
Символика белого с красным и так понятна читателю и чётко фиксировала статус Понтия Пилата в действии книги — «первый после бога» (точнее — после принцепса Тиберия Августа).
Но Булгакову этого мало. Он убирает «генерала», а подбой делается «кровавым». Таким образом, эта деталь одежды напрямую отсылает нас к противоречивому евангельскому образу Пилата, который вначале защищал Иисуса, но позже «умыл руки», предав Сына Божьего мучительной и унизительной казни. В таком качестве он и попал в христианский Символ веры: «распятаго же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша, и погребенна».
Кстати, римский воинский плащ — палудаментум, — действительно мог быть белым (чаще — пурпурным), правда, без подбоя, но с каймой (опять же пурпурной, или, как у Булгакова, багряной). Капюшона у него не было. Впрочем, в сцене беседы Пилата с Афранием и не указано, что начальник тайной службы присутствовал при казни именно в военном плаще, напротив — подчёркнуто, что он переоделся в военный плащ.
2.«Шаркающей кавалерийской походкой»
Из реальной биографии Понтия Пилата нам известно только то, что написано в Евангелиях, у Тацита и у Флавия. Эти сведения касаются только его службы наместником принцепса (императора) в Иудее.
Потому биографию своего литературного Пилата Булгаков пишет буквально с чистого листа. Захотелось ему сделать Пилата военным (впрочем, императорские наместники, как считается, обычно начинали службу в армии) — сделал. Появилось идеальное сочетание генеральского плаща и шаркающей кавалерийской походки. Захотелось, в соответствии со средневековой немецкой легендой, сделать его сыном крестьянки и короля-звездочёта — сделал. Писатель — хозяин своему персонажу. До поры, до времени.
Это обстоятельство привносило дополнительную остроту в конфликт, который разгорается в дальнейшем тексте:
«Не струсил же теперешний прокуратор Иудеи, а бывший трибун в легионе, тогда, в Долине Дев, когда яростные германцы чуть не загрызли Крысобоя-великана. Но, помилуйте меня, философ! Неужели вы, при вашем уме, допускаете мысль, что из-за человека, совершившего преступление против кесаря, погубит свою карьеру прокуратор Иудеи?»
Кстати, сражение в Долине Дев (Идиставизо), вполне историческое и почерпнуто Булгаковым, скорее всего, из того же Тацита (напрямую или посредством гимназического курса древней истории).
Кавалерийский генерал, храбрец, герой войны с варварами оказывается бессилен перед варварскими же интригами и имперской государственной машиной.
Кстати говоря, хромота намекает на некую связь Пилата с другим героем романа — Воландом. А их обоих — с… Иосифом Сталиным, у которого, по ходившим тогда слухам, были сросшиеся пальцы на ноге.
Случайность тут маловероятна ещё и потому, что в описываемый период римляне в кавалерии не служили. Вероятность же того, что сам Пилат был выходцем из провинций не слишком велика (хотя историки такую возможность признают).
3.«Ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана»
Нисан в еврейском календаре — первый месяц года, соответствующий марту-апрелю (в арабских странах название «нисан» бесхитростно присвоено апрелю).
Если относительно конкретного года, когда происходили события Страстной недели, во времена Булгакова велась научная дискуссия, то с месяцем определённость есть — события происходили перед Пасхой (Песахом), которую правоверные иудеи празднуют 15 нисана. Вечером 14 нисана (после захода солнца) евреи собираются за праздничным столом на Пасхальный Седер и читают Пасхальную Агаду (этот момент в романе зафиксирован в описании судьбы Иуды)
Казнь преступников должна была состояться накануне, поскольку в праздник казнить (и вообще заниматься какими-либо делами, как и в шаббат) не полагалось. Это правило и не нарушается — в Евангелиях Иисус умирает очень быстро, чем удивляет Пилата, у Булгакова Иешуа (собственно, это арамейское прочтение иудейского Иисус) убивают по приказу Пилата.
По булгаковской хронологии (отличной от хронологии Евангелий) суд Пилата происходит утром 14 нисана. Арест Иисуса и суд Синедриона происходит накануне вечером (а к тетрарху дело посылали не иначе как ночью). Теоретически это было допустимо, поскольку речь шла о преступлении против веры. В таких случаях Талмуд предписывает вершить суд даже ночью.
4. «В крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого»
Ирод I Великий — царь Иудеи в 37-1 годах до н.э. Царём стал благодаря поддержке Рима. Среди наследия Ирода Великого были реконструкция Второго Храма, строительство крепости («башни») Антония и дворца в Иерусалиме.
Дворец действительно служил резиденцией римских наместников, когда они бывали в Иерусалиме, а не в Кесарии, и имел своеобразную архитектуру. В описании Иосифа Флавия он выглядел так:
«Поразительны были и размеры камней; ибо они были сделаны не из обычных маленьких камней и не из таких больших, какие только могли унести люди, но они были из белого мрамора, вырезанного из скалы; каждый камень двадцать локтей в длину, десять в ширину и пять в глубину. Они были так точно соединены друг с другом, что каждая башня была похожа на одну целую каменную скалу, которая так естественно росла и впоследствии была вырезана руками мастеров по их нынешней форме и углам; настолько мало или совсем не казались их стыки или соединения низкими, поскольку сами эти башни находились на северной стороне стены, у короля был дворец, примыкающий к ним внутри, что превышает все мои способности описать его. (…) Кроме того, было много портиков, один за другим, вокруг, и в каждом из этих портиков были причудливые колонны».
У дворца действительно были два флигеля (крыла) — Кайзарейон (названный так в честь Цезаря) и Агриппейон (в честь Агриппы). Перед воротами дворца был обширный двор, на котором находилась мозаичная площадка, означавшая в римском городе место суда. На ней находился небольшой возвышенный камень (по-гречески лифостротон, по-арамейски габбата, т.е. возвышение). На этом камне стояло судейское кресло.
Это место Булгаков, как предполагается, видел на сцене театра — в спектакле по пьесе К.Р. «Царь Иудейский».
5.«Прокуратор Иудеи Понтий Пилат»
После смерти Ирода Великого Рим разделил территорию Иудейского царства между его наследниками, которые стали «четверовластниками» («тетрархами»). Правда, было их трое (четвёртый, Ирод Антипатр, был казнён по приказу отца): в Галилее царём был Ирод Антипа; в северной части Иудеи — Ирод Филипп, а в Иудее и Самарии — Ирод Архелай, который должен был со временем унаследовать и титул царя. Он, однако, вызвал недовольство Рима, и император Октавиан Август сместил его в 6 году н.э., передав власть над Иудеей римскому наместнику.
Во времена Иисуса Христа Галилеей правил Ирод Антипа (с 4 до н.э. по 39 н.э.), а Иудеей — Понтий Пилат (с 26 по 36 н.э.). Галилея при этом была суверенным государством, полностью, однако, подвластной Риму. Иудея же была провинцией, относящейся к ведению лично принцепса (императора), а не Сената.
Наместник был высшей исполнительной властью, который собирал налоги, командовал римской армией на территории провинции и вершил правосудие. Дело Иешуа отправляли к тетрарху (Ироду Антипе), поскольку он был его подданным — жителем Галилеи.
Кроме того, в Иудее была ещё и духовная власть Синедриона, на которую Рим ни в коей мере не претендовал. Хотя предшественник Пилата, Валерий Грат, поменял нескольких руководителей Синедриона, пока не остановил свой выбор на Йосефе Бар-Кайяфе (у Булгакова — Каифа), который в наибольшей степени соответствовал римским представлениям о прекрасном. Он, кажется, действительно играл роль, преимущественно, эстетическую, поскольку всеми делами в Храме управлял его тесть Анна (Анана или Ханнана). Среди прочего Синедрион вершил и суд по религиозным вопросам.
В Евангелиях наместник называется просто правителем (по-гречески — «игемон»). «Прокуратором» его называет Тацит, но это анахронизм — до 41 года наместники назывались префектами и Пилат, соответственно, был именно префектом. Подтверждается этот факт и тем, что так он поименован на фрагменте плиты, найденной в 1961 году в Кесарии Иудейской (единственное археологическое подтверждение его существования — иудеи Пилата ненавидели и постарались истребить материальные выражения памяти о нём).
Пилат — имя родовое (по сути — фамилия), а Понтий — прозвище. Личное имя Пилата нам неизвестно, в источниках оно не упоминается, а плита из Кесарии расколота как раз на этом месте.
И ещё два момента, которые в этом фрагменте отсутствуют, но встречаются в дальнейшем тексте романа:
— Пилат действительно был «пятым прокуратором Иудеи» после Копония (6-9 годы), Марка Амбибула (9-12 годы), Анния Руфа (12-15 годы) и уже упомянутого Валерия Грата.
— Пилат, скорее всего, был «всадником» (эквитом). В республиканские времена «всадники» действительно были всадниками — достаточно родовитыми и богатыми людьми, чтобы иметь коня и доспехи. В императорские времена всадники, с одной стороны, были представителями финансовой аристократии, с другой — служилым сословием, причём эти последние обычно начинали с военной службы, а продолжали её на гражданской.
Наместниками сенатских провинций обычно назначали нобилей, из числа которых формировался Сенат, но их функции были в основном политическими, а вот в императорские провинции назначали всадников, как людей более сведущих в военных и финансовых вопросах.
* * *
Такая вот груда информации буквально в тридцати словах.
Кстати, напрашивается аналогия с тридцатью иудиными серебрениками, но она, скорее всего, случайная — ведь 30 слов получаются с предлогами и союзами… Хотя в приложении к текстам Булгакова слово «случайность» выглядит уж очень подозрительно. «Кирпич ни с того ни с сего никому и никогда на голову не свалится»…