Как талантливый беспризорник из Донбасса заложил на севере город-сад для подводных лодок

"Серго сразу переходит к делу. Он рассказывает, что на Севере около Архангельска, по инициативе товарища Сталина должен быть создан новый судостроительный завод.

– А начальником строительства будешь ты, – заявляет товарищ Орджоникидзе".

Это отрывок из книги Ивана Кирилкина "Беломорский богатырь", изданной в рабочем поселке Судострой (предтеча Северодвинска транзитом через Молотовск). Издание удивительное не меньше, чем его автор. Об этом мы еще скажем.

В кабинет к наркому тяжелого машиностроения СССР Серго Орджоникидзе Кирилкин попал не случайно, и далеко не впервые.

Вот, что он писал в упомянутой уже книге:

"Еще в мае 1936 года я даже не думал о Белом море и, тем более, о новом гигантском строительстве. Новый Краматорский завод имени Сталина, директором и строителем которого я был, занимал голову и руки. На этом заводе-красавце мы организовали производство разнообразных машин для десятков заводов и новостроек Союза…

Москва, Деловой Двор. Вот и знакомый кабинет. Сколько раз здесь, у товарища Серго, пришлось мне бывать по самым разнообразным делам, связанным с постройкой и пуском Краматорского завода".

Все логично. На строительство небывалого по масштабам и функционалу судостроительного завода (изначально предполагалось, что он будет специализироваться на надводных кораблях, переориентация на субмарины случилась позднее) направлялся опытный работник, сумевший в донбасской степи возвести с нуля и запустить одно из самых передовых на тот момент машиностроительных предприятий планеты.

Раскинувшийся на 328 гектарах, а это в 1,5 раза больше, чем Княжество Монако, Новокраматорский машиностроительный завод потрясает воображение. Причем, не столько размерами даже, сколько возможностями.

В начале 30-х годов ХХ века НКМЗ был чем-то вроде действующей иллюстрации к научно-фантастическому роману.

8 октября 1929 года состоялась торжественная закладка Краматорского завода тяжелого машиностроения (так изначально называлось предприятие), на котором Иван Тарасович Кирилкин был назначен директором. К этому проекту он подошел с изрядным багажом опыта, не таким уж частым для советских специалистов той поры.

Кирилкин успел побывать на крупных предприятиях США, Англии, Франции, Чехословакии, Германии. Одиннадцать зарубежных командировок. Как говорил директор НКМЗ, "был во всех странах, кроме Японии, Китая и Турции".

17 сентября 1934 года нарком Орджоникидзе подписал приказ о зачислении НКМЗ в список действующих предприятий. На тот момент завод по своей производственной мощности не имел равных в мире.

Ежегодно он мог выпускать 30 комплектов оборудования для мартеновских печей, 6 комплектов для доменных печей, 3 блюминга, 16 прокатных станов, а также разнообразное оборудование для шахт и коксовых батарей.

Иван Кирилкин за строительство и ввод в строй НКМЗ получил орден Ленина.

Появление в активе Советского Союза краматорского "завода-красавца" позволил стране запустить ДнепроГЭС, превратить в металлургических монстров всемирного масштаба комбинаты "Запорожсталь", "Амурсталь", Магнитку, построить Московский метрополитен и канал Москва - Волга.

Несколько позже краматорское оборудование отправило в космос первые спутники Земли. С гигантского "пускового стола" производства НКМЗ к звездам стартовал Юрий Гагарин.

Это, не говоря о военной технике и таких элегантных изделиях, как самая большая в Европе сцена Центрального театра Красной Армии. Последняя могла менять конфигурацию, создавая любой рельеф, и принимать 1000 человек массовки – плюс кавалерию и танки.

Cимволический момент. В 1938 году созданный стараниями Кирилкина и его команды поселок Судострой дорос до статуса города, а в этом самое время бывшие сотрудники неугомонного директора из Краматорска сдавали в эксплуатацию Крымский мост через Москву-реку.

Один из самых красивых мостов советской столицы в районе Парка культуры был создан на НКМЗ – 10 тысяч тонн уникальных металлоконструкций.

А теперь – внимание! Организатор всех этих вполне осязаемых технических чудес 30-х годов ХХ века Иван Тарасович Кирилкин был талантливым человеком, но совершенно без образования. Не без какого-то там специального инженерного, технического - нет. Просто никакого образования, даже сколько-нибудь удовлетворительного начального.

"В школе я не учился, образования никакого не получил. Я самоучка", — честный ответ Кирилкина партсобранию Судостроя 30 мая 1938 года, когда шло обсуждение его кандидатуры в райком партии.

В личном листе номенклатурного работника у Ивана Тарасовича значилось, что он не закончил курс 3-классной церковно-приходской школы. С учебой даже в таком упрощенном варианте он распрощался в 11 лет. Работать надо было.

Наверное, только в начале ХХ века и в нашей стране выкристаллизовывались подобные удивительные, во многом нелогичные биографии. Суровые времена поднимали из гущи народных масс настоящие самородки.

Иван Кирилкин родился в 1890 году в Восточном Донбассе: Александровск-Глушевский – это сегодня город Шахты Ростовской губернии. Рано осиротел. Беспризорничал, выживал, как мог.

В 12 лет уже работал коногоном на шахте, затем кочегаром, электриком…

В 1913 году молодой пролетарий вступил в ряды ВКП(б), и партбилет стал для сироты донбасского самой натуральной путевкой в большую жизнь. С этого момента партия приказывала, а Кирилкин выполнял. Причем, делал это масштабно, талантливо, с выдумкой и инициативой.

Выжив в пекле Гражданской войны (председатель ревкома 9-й армии) и недолго поруководив уездной ЧК в Ельце Орловской губернии, Иван Тарасович вернулся в Донбасс, чтобы состояться здесь, как руководитель высокого полета.

Советский лидер Никита Хрущев, начинавший свою трудовую и политическую биографию в Юзовке (Сталино, Донецк), вспоминал Ивана Кирилкина в мемуарах. Писал, что в 1925-26 годах тот был директором Рутченковских рудников, а затем – Макеевских металлургических заводов.

"И он со знанием дела руководил ими", – подчеркивал Хрущев, который далеко не каждого осыпал комплиментами.

Как это у Ивана Кирилкина получалось без образования – один Господь ведает. Вероятно, врожденный талант, цепкий ум, губкой впитывающий и препарирующий ценную информацию. А еще умение учиться на практике, несокрушимая уверенность в своей классовой правоте, и обостренное чувство справедливости.

Последнее сквозит из каждой дошедшей до нас строчки, написанной Кирилкиным.

В Краматорске он уже предпринимал попытку создать не просто гигантский завод, но предприятие нового типа, ориентированное на рабочего человека. В устье Северной Двины Кирилкин прибыл с уже сформировавшейся в его голове концепцией параллельного строительства завода высокой производственной культуры, а при нем города высокой культуры быта.

В США Кирилкин был поражен хищническими приемами капитализма. Ему рассказали, как некая корпорация взялась разрабатывать в Южной Америке крупное месторождение меди. Для этого требовались рабочие руки, но местные жители не хотели наниматься. Их прекрасно обеспечивали питанием банановые леса. Тогда корпорация скупила по всей округе фруктовые заросли и выжгла их.

Искусственный голод вынудил аборигенов идти работать на медные рудники.

"Так строят капиталисты", – подводил черту под грустной историей Кирилкин.

Давая понять, что уж мы-то точно пойдем другим путем.

"Работать на таком большом советском заводе очень приятно и легко. В цехах такого завода много света и воздуха, часто внутри цехов стоят цветы. Шуму почти нет – хорошие машины работают без скрежета и лязга. Все в цехах блестит от чистоты, труд уборщицы на советском заводе почетный и ответственный.

В очень многих цехах чистота позволяет рабочему быть постоянно в рубашке с галстуком и чистой спецовке. На большом заводе рабочий, уходя домой, имеет возможность вымыться в особых помещениях, находящихся при цехах, работа в которых может повести к загрязнению.

На большом заводе нет двора, как на маленьких, – есть улицы. Вдоль улиц сооружены фонтаны, для отдыха поставлены красивые скамеечки. Завод утопает в зелени. Дышится на нем очень легко".

Так описывал ближайшее будущее гигантского предприятия Иван Кирилкин в своем "Беломорском богатыре". А дальше у него шел рассказ об условиях, в которые станет попадать рабочий человек после смены:

"В домах будут ванные комнаты, постоянно с горячей водой. Приготовление пищи, стирку белья, воспитание ребят будут делать особые учреждения. Женщины поэтому примут самое широкое участие в постройке кораблей.

Домашний быт полностью обслуживается электричеством. На кухнях мы сделаем небольшие электрические плиты и холодильники. Уборка комнат будет производиться электрическими пылесосами. Труд хозяйки будет чистым и легким.

Наш город будет городом культурной жизни кораблестроителей".

Но писать книгу, когда и без нее дел по горло, директор строительства взялся не только для того, чтобы мотивировать коллектив манящими перспективами. В Краматорске в распоряжении Кирилкина были, может быть, и не светочи академических знаний, но работяги, имевшие хотя бы представление о масштабах металлургических заводов, скажем, или шахт. Они более-менее понимали, что именно строят.

В число "первостроителей" будущего Северодвинска вошли подвижники и энтузиасты, это да. Но где им было увидеть в патриархальном Поморье намек хотя бы на циклопические индустриальные строения?

Иван Тарасович доходчивым языком, порою, подчеркнуто упрощенным даже, пытался донести до рабочих, что у тех должно в конце концов получиться.

"Большой завод представляет собой целый город разнообразных цехов. Цеха эти – громадные здания, в каждом из них совершенно свободно могла бы уместиться, например, деревня Кудьма со всем скотом, имуществом и населением (отдельные станки Краматорского завода в механическом цехе величиной с деревенский дом)".

Наглядно, согласитесь? Деревня, да со всем скотом и обитателями… Даже вчерашнему рыбаку или охотнику на моржей становилось ясно, что придется крепко потрудиться. А для того и существовал Стахановский почин.

За деньгами же на строительство дело не станет – страна даст, сколько надо.

"Денежных вложений в Судострой потребуется вместе с городом около 800 миллионов рублей. Ново-Краматорский завод им. Сталина, самый большой в мире из всех машиностроительных, стоил около 500 миллионов. Уже из этого сравнения видно, какого богатыря начинает строить наш коллектив", – вдохновенно писал Кирилкин.

В апреле 1937 года вышел в свет "Беломорский богатырь", но там уже было сказано:

"В 1938 году до медвежьих берлог на реке Солзе донесется мощный гудок нашего завода. По величине площадки завод будет равен, примерно, половине Архангельск. Поэтому пешком его быстро не обойдешь, давайте сядем на автомобиль".

Примерно так все и вышло. Подсобные цеха, обеспечивающие строительство, первые улицы города выросли с впечатляющей скоростью. И это учтите, под каждое здание в жутко сложную, болотистую почву приходилось вгонять сваи по 20 метров.

Были случаи, когда халтурщики, ограничившиеся всего-то 7-8 метрами, объявлялись вредителями со всеми вытекающими последствиями.

Стахановцы-строители только и знали, что вызывали друг друга на социалистическое состязания и смело отвечали на вызовы. Передовиков поощряли премиями. Причем, Кирилкин мог выдать солидную сумму отличившемся рабочему прямо во время обхода предприятия.

Типа, как же отлично сегодня трудится товарищ такой-то, держи пачку денег, и продолжай в том же духе. Для этого Кирилкина сопровождал кассир.

Разве что с заводским гудком получился казус. Местная газета "Сталинец Судостроя" разместила критическую заметку. Дескать, вся округа ориентируется на гудок, а в кочегарке, откуда его дают, нет часов. Кочегар гудит наобум Лазаря.

Но уже через пару номеров редакция доложила, что сигнал поступил – меры приняты. В кочегарке повесили настенные часы.

Кстати, во многих заметках заводской газеты чувствовалась рука мечтателя-практика Ивана Кирилкина. Хотя сам он, не смотря на высокий пост, практически не упоминался на страницах.

• "Деревянные топчаны заменены железными койками. В общежитиях появилось постельное белье, столы, скатерти, теперь рабочие обедают не на койках, а за столом".

• "На площадку прибыло оборудование для радиоузла. Скоро у нас будет возможность установить громкоговорители в общежитиях и квартирах, а также усиливать речи ораторов и вести передачи из студии и стахановских общежитий".

• "На окраинах нашей площадки строятся оранжерея и теплицы. Здесь ранней весной будут посажены овощи и цветы различных сортов. Строители Судостроя на Севере, около Белого моря, будут кушать южные овощи и любоваться прекрасными цветами".

Кирилкин еще до северной своей эпопеи снискал что-то похожее на широкое народное признание. Чуть было не выбился в Евгении Онегины. В 1937 году в Москве вышла в свет биография Александра Пушкина, подготовленная известным в ту пору литературоведом, профессором МГУ Николаем Бродским.

Во вступлении к изданию он поместил фрагмент письма рабочих Донбасса к Максиму Горькому, в котором те просили увековечить память Кирилкина в виде поэмы, подобной "Евгению Онегину": "…как памятник, чтобы Иван Тарасович Кирилкин (бывший беспризорник, потом инженер и директор завода) стал также художественным типом, как у Пушкина Евг. Онегин".

Но до такого высокого парения популярности дело не дошло. А после того, как 18 февраля 1937 года при неоднозначных обстоятельствах ушел из жизни Серго Орджоникидзе, биография Кирилкина совершила фатальный поворот.

Орджоникидзе не просто ценил талантливого самоучку из Донбасса, их связывала многолетняя дружба. Дочка Кирилкина Клавдия Ивановна вспоминала: "Мы очень хорошо жили в Краматорске, отца очень уважали, у нас нередко бывал Серго Орджоникидзе. С отцом их связывала искренняя дружба, а от маминых пирогов он всегда был в восторге".

Понятно, не в пирогах дело, а в доверительных отношениях. Оригинальные и даже эксцентричные методы Кирилкина не всякий начальник мог себе позволить.

Но, имея за спиной такого покровителя, как Орджоникидзе, можно было мечтать, творить, строить гигантские станки, высаживать пальмы, кормить рабочих фруктами, строить город-сад в непригодном для человеческой жизни месте и так далее. Тем паче, что жизненность методики Кирилкина доказывалась делом – НКМЗ, например.

Да и в случае реальной опасности, а в те годы она находилась рядом с любым руководящим креслом, Кирилкин рассчитывал на защиту товарища Серго.

Это протокол заседания Политбюро от 1 ноября 1933 года "Об аварии доменной печи на Краматорском заводе". Было решено:

а) поручить прокурору СССР привлечь к судебной ответственности замдиректора по металлургическому заводу Павлюкова и технического директора Краматорского объединения инженера Каменева;

б) считаясь с тем, что директор Краматорского объединения Кирилкин имел специального помощника по металлургическому заводу, будучи сам загружен работой по строительству новых заводов, ограничиться следующим решением: объявить Кирилкину строгий выговор с предупреждением, что, в случае повторения подобного рода упущений, он будет исключен из партии и отдан под суд.

Можно сказать, тогда Иван Тарасович отделался легким испугом. И не без участия прикрывшего его Орджоникидзе.

С 1 августа 1938 года строительство завода № 402 (будущий "Севермаш") перешло в ведение НКВД. Организация эта свое дело знало крепко, в итоге завод страна получила отличный.

По сей день в Северодвинске строят российские подводные лодки. Атомные, в том числе. Цех, где одновременно можно собирать 6 субмарин входит в перечень немногочисленных земных объектов, видных с МКС, вместе с Великой китайской стеной, например.

Другое дело, что с середины 1938 года подходы существенно изменились: строить и завод, и город, большей частью, продолжали не задорные комсомольцы-стахановцы, а неулыбчивый контингент "Ягринлага".

Иван Тарасович был вызван в Москву. Предчувствуя недоброе, он даже собрал на скромную прощальную трапезу соратников по Судострою. Больше на северную стройку Кирилкин не вернулся.

Нехитрый домашний скарб бывшего директора распродали. Собственно, распродавать было особенно нечего, имущество-то, в основном, казенное. Гармошка и ружье бельгийской работы – вот и все приватное богатство Кирилкина, пошедшее с молотка.

В столице 8 сентября 1938 года Иван Тарасович отправился в наркомат, предупредив домашних, чтобы рано его не ждали. Оказалось, что дома его можно уже и вовсе не ждать.

У такого яркого, нестандартного человека, разумеется, нашлись недоброжелатели. Анонимное письмо – и делу был дан ход. Припомнили Кирилкину распыление сил и средств на комфорт для рабочих, вместо того, чтобы цеха гнать днем и ночью, и любовь к выдаче премий прямо из кармана в карман, и былые загранкомандировки.

Найденная в домашнем архиве подследственного лондонская газета "Ньюс Кроникл" со статьей "Кирилкин – русский Ллойд-Джордж" вызвал у следователей живой интерес. Посетивший в 1935 году Краматорск английский журналист Кеммингс под впечатлением от местного машзавода провел неоднозначную, прямо скажем, параллель между самодеятельным инженером из Донбасса и британским премьером.

Фрагмент статьи о Кирилкине:

"Он один из самых необыкновенных людей, которых я когда-либо встречал, и один из самых привлекательных. Ему еще нет и 50 лет. Со своим оригинальным умом и веселым сильным характером стал одной из замечательных личностей Советской России.

Мужчины, женщины и дети обожают Кирилкина, основателя Краматорска. Когда я в течение нескольких часов сопровождал этого человека по заводу, которым он так гордился, его приветствовали повсюду взглядами, полными симпатий, и почтительными поклонами.

Я слышал от других много историй о мужестве, смелости, уме, великодушии и независимости мистера Кирилкина. Мне кажется, что он не особенно ладит с социалистической бюрократией".

Спустя несколько лет Кирилкину английская газета еще как аукнулась.

Судя по сохранившимся фотографиям Ивана Кирилкина времен следствия и по воспоминаниям его жены, которой довелось последний раз увидеть мужа незадолго до его смерти, следователи не пожалели сил, доказывая старому большевику, что он враг.

И шпион, с 1929 года – завербован германской разведкой в Дюссельдорфе, а британской и того раньше – в 1924.

Среди прочих неблаговидных поступков, по мнению следствия, Кирилкин готовил в 1934 году антисоветское восстание, а еще должен был лично убить Серго Орджоникидзе.

2 мая 1941 года Военный трибунал Архангельского военного округа осудил гражданина Кирилкина, как изменника Родины, шпиона и террориста – 15 лет лишения свободы с последующим поражениям в правах на 5 лет.

10 декабря 1941 года, бывший директор прибыл этапом в "Вятлаг", где и скончался от сердечной недостаточности 25 марта 1942 года. Можно сказать, еще долго продержался. С началом войны лагеря почти полностью лишились снабжения, этап в среднем держался 2 месяца, после чего вымирал от голода и холода.

В сентябре 1955 года жена Кирилкина Елена Павловна обратилась к Клименту Ворошилову с просьбой о пересмотре дела ее мужа и его посмертной реабилитации.

25 августа 1956 года Верховный суд СССР прекратил дело Ивана Тарасовича Кирилкина за отсутствием состава преступления, отменил приговор.

"Погиб Иван Тарасович. Я так и не нашел следов, где и при каких обстоятельствах он погиб", – писал в своих воспоминаниях Никита Хрущев.

Летом 2023 года поисковики "Севмаша", завода, который заложил Иван Кирилкин, превзошли Никиту Сергеевича, хотя у них явно не было возможностей руководителя СССР. Они разыскали место захоронения выдающегося деятеля своего города и незаурядного харизматичного человека.

Иван Кирилкина нашел свое упокоение на кладбище "Марьина горка" города Кирс Кировской области, под табличкой с номером М-46. Теперь это место отмечено православным крестом, изготовленным мастерами "Севмаша".

В 1964 году одну из улиц Краматорска назвали именем Ивана Кирилкина. В 1982 году аналогичное событие произошло и в Северодвинске. А обоих случаях на улицах разместили памятные доски.

Сейчас Краматорск находится в части ДНР, которую временно контролирует киевский режим. Город и его заводы еще предстоит отбивать.

Многие улицы Краматорска декоммунизированы и дерусифицированы. Скажем, проспект Серго Орджоникидзе переименован в проспект Олексы Тихого, диссидента и врага Советской власти. Но идущая параллельно с ним улица Кирилкина сохранилась.