До конца года, как уверяет вице-премьер Марат Хуснуллин, будет сформирован трёхлетний план восстановления и развития новых субъектов России. Однако план, о котором говорит Хуснуллин, касается восстановления инфраструктуры новых территорий, но не их экономики.
Экономика новых территорий, пожалуй, даже спустя 9 месяцев после начала СВО остаётся во многом неизведанной: Минэкономразвития в лице замминистра Сергея Назарова — экономического куратора ЛНР и ДНР в период их непризнанности — 5 октября сухо констатировало «мощный экономический потенциал» новых двух новых территорий, но ещё две — Херсонская и Запорожская области — остались без публичных оценок со стороны чиновников. И, что стоит отдельно отметить, цифр в словах чиновников ещё меньше. И на то есть свои причины.
Когда речь идёт об экономическом потенциале новых территорий, не понятно, как его оценивать. Универсальный для экономистов и чиновников показатель в виде валового регионального продукта (ВРП) в случае новых территорий не применим.
ВРП вычисляли для Украины с её специфической экономикой. Для понимания: Донбасс в представлении миллионов граждан является регионом с колоссальными объёмами высококачественного угля. Это, безусловно, плюс. Но этот «плюс» оторван от реальности: в 2019 году в ДНР работала 21 шахта, а в 2022 году только 11. Причина — падение потребления угля со стороны Украины, инфраструктурные проблемы (износ шахт превысил 85%), проблемы с кадрами (не хватает 5−6 тыс. шахтёров), хронические задержки с выплатой зарплат. И если бы для Украины эти шахты были бы чистым активом, то России с её Кузбассом, где уголь добывают открытым способом, нужно будет хорошо потрудиться чтобы шахты Донбасса перестали быть бременем, ведь после прекращения добычи угля нужно поддерживать работу комплексов по откачке воды.
Другой локальный пример: в ВВП включается любое инфраструктурное строительство, однако не каждая стройка делает страну богаче. Гигантский флагшток, несмотря на благоприятное воздействие на ВВП, сделает страну беднее, так как в целом является бесполезным с экономической точки зрения. Аналогично со стадионом «Донбасс Арена»: в 2017 году, когда он перешёл на баланс Минкульта ДНР, он стал чистым бременем — его приходилось обслуживать, оплачивать работающую подсветку и выплачивать зарплаты его завхозам и сторожам. Но если (когда) в Донецке появится свой футбольный клуб, на чьи игры будут приходить и приезжать из других городов и стран тысячи фанатов, заполняющих трибуны, то стадион станет приносить прибыль. А с ним и сопутствующая инфраструктура — рестораны, бары, гостиницы и т. д.
Кроме того, ВРП регионов Украины высчитывали на основе украинских — притом зачастую крайне неполных — статистических данных. Районные органы статистики, собирающие первичные данные с предприятий и организаций, на Украине сильно пострадали в 2019 году, когда одним махом были уволены сотни человек из Госстата. Статистика из республик Донбасса и вовсе «вещь в себе»: многие данные, например, о количестве работающих шахт, долгие годы были засекречены, а чиновники, озвучивая данные о динамике промышленного производства, оперировали исключительно процентами и денежным измерением, но не тоннами с метрами.
Как итог, ВРП не переносится автоматом в другую страну: промышленность, с/х, сфера услуг отдельного региона тесно взаимодействуют с другими регионами, а также получают трансферты из бюджетов разных уровней. Поэтому оценки в духе «Запорожская область — это N процентов украинского ВВП» нам ничего не скажут.
Отдельная проблема — модель интеграции новых территорий в российскую экономику.
В домайданные годы всё было бы просто: интеграция шла бы на протяжении долгих лет, как идёт в рамках Евразийского союза или Союзного государства, а субъектов хозяйствования поддерживали бы национальные правительства и отраслевые объединения. В таком случае в РФ вполне успешно встроились бы николаевские судостроительные заводы и даже Запорожский автозавод. Но мы теперь живём в реальности, когда в присоединённых областях, в отличие от республик, нет полной вертикали власти, нет своего регионального бизнеса и отраслевых объединений, способных защищать интересы капитала с новых территорий. Как итог — федеральное правительство может выбрать любую удобную для себя и российского бизнеса модель экономической интеграции новых территорий в российский рынок. Что из предприятий уцелеет к моменту завершения СВО, и будут ли они после этого способны производить конкурентоспособную продукцию — не ясно.
Ещё меньше ясности с численностью населения на новых территориях. Номинально на территориях, которые контролирует Россия к моменту вхождения в её состав новых субъектов федерации, проживают 6,15 млн новых граждан.
Однако реальная численность населения на новых территориях неизвестна. В ЛНР и ДНР проводили перепись, однако её итоги не опубликовали, и наверняка данные были искажены недобросовестной работой переписчиков. Из Херсона, чьё население до СВО составляло порядка 320 тыс. человек, осталось, по данным украинской власти, не больше 80 тыс. человек. В общем, реальная численность жителей новых территорий куда меньше номинальной и с трудом поддаётся сколь-либо достоверной оценке. Это означает, что трудовой потенциал новых территорий оценить невозможно, равно как и спрогнозировать вклад новых граждан в экономику России.
А вот с чем всё более-менее понятно, так это с площадями. Площадь новых территорий в их административных границах — 108,8 тыс. км2. Для Украины это равносильно потере 20% территории. Для России приобретением 0,64% от своей площади или новой Волгоградской области. Но для России, занимающей 1/9 суши, вряд ли имеют значение территории как таковые. Скорее ценность представляют их недра.
Пашни на новых территориях — 5,6 млн га, что эквивалентно площади пашни Северо-Кавказского федерального округа. Сельскохозяйственный потенциал новых территорий можно оценить лишь в рамках украинской экономики с её крайне перекошенным в сторону растениеводства сельским хозяйством. Но нужны ли России дополнительные 1,5 млн тонн зерновых из Запорожской области при общем урожае зерновых в районе 150 млн тонн? Скорее нет, чем да, ведь на этих землях с их благоприятным климатом куда разумнее выращивать овощи, фрукты и виноград, чем пшеницу. Но в таком случае все сельскохозяйственные показатели украинских времён будут неактуальны. Новая экономика — новые показатели.
В общем, дочитав до этого места, вы наверняка уже поняли, почему Минэкономики так и не опубликовало данные по экономике новых территорий и не представило программу их комплексного развития: адекватных данных просто нет, а развитие — это всегда история о балансе между политической целесообразностью и экономическими возможностями.
И как тогда быть, спросите вы? Остаётся лишь двигаться по отраслям экономики, изучая отдельные значимые предприятия, и самим оценивать их возможности по интеграции в Россию и способы их развития. Очевидно, что особое внимание стоит уделить машиностроению, металлургии и горнодобывающей промышленности, добыче угля и энергетике, сельскому и рыбному хозяйствам, пищевой промышленности, строительной промышленности и туризму.
Анализом состояния этих отраслей, а также проектированию способов их интеграции в российскую экономику Украина.ру займётся в следующих текстах из цикла «Как обустроить "новую" Россию».