Об этом в интервью Украине.ру сказал директор Фонда национальной энергетической безопасности Константин Симонов.
— Константин, в Европе газа осталось очень мало. Насколько проблемы в отношениях России и США вредят энергетической безопасности Европы и Украины?
— На самом деле, вредят очень сильно. Правда, с Украиной ситуация в чем-то попроще, в чем-то посложнее. Что касается Соединенных Штатов — надо сказать, что мы уже более пятидесяти лет торгуем газом с Западной Европой, у нас первый контракт в 1968 году был заключен, и поставки года с сентября 1968-го идут. Так вот, все эти пятьдесят с лишним лет США делают все, чтобы разрушить наши газовые отношения с Европейским Союзом.
Все эти пятьдесят лет мы доказываем европейцам, что у них нет более надежного, и, на самом деле, дешевого, будем называть вещи своими именами, партнера, нежели Российская Федерация.
Но Европейский Союз, настроенный соответственным образом, все время говорит о том, что надо от России избавляться, от нее — угроза. Доходит уже до абсурда — в Вашингтоне проводится саммит на тему европейской энергобезопасности. Почему он в Вашингтоне проходит?
Военный блок НАТО заявляет, что будет способствовать строительству газопроводов через Испанию. Какое отношение НАТО имеет к газопроводу? Мы этот сюр начинаем все более активный наблюдать.
При этом, казалось бы, эта диверсификация должна была привести к росту конкуренции, к снижению цен, а мы видим, что уже десять лет эта политика проводится, а цены, как признал даже Боррель, буквально на днях, цены, по его оценкам, выросли в десять раз за год. Опять же, как считать. Давайте самим европейцам доверимся: в десять раз. Это очень существенное повышение.
А почему это происходит? Потому, что Россия каким-то образом помешала? Нет, Россия говорит: «заключайте с нами долгосрочные контракты, мы готовы поставлять газ». Приехал премьер-министр Венгрии, который недавно заключил контракт на 400 млрд. (кубометров газа — Ред.) Говорит: еще нужен миллиард. Нет вопросов, контракты будут согласованы.
Сербский президент просит поддержать его, с точки зрения долгосрочных контрактов. Россия входит в его положение. То есть, мы идем навстречу тем партнерам, которые высказывают намерение в долгосрочном периоде продолжать приобретение российского газа.
Но Европейский Союз сам сформировал такую модель рынка газа, которая привела к дикому росту цен, и они держатся до сих пор на этом высоком уровне. И сейчас происходит такая анекдотичная ситуация, когда США разъясняют европейцам, что завтра Россия перекроет поставки, но США их не бросят, и США якобы обзванивают всех производителей газа и просят поддержать европейцев.
Это выглядит как анекдот, при том, что все понимают, что существует рынок, и этот рынок не решается звонками из Вашингтонского обкома. Вы не можете позвонить в Пекин, и заставить Пекин перенаправить катарский танкер, который у них законтрактован.
Пекин сам сейчас перепродает газ в Европу, потому что в Европе газ стоит дороже теперь, чем в Азии. Вот результат всей этой политики. Когда газ стоит по-прежнему 950-1000 долларов за тысячу кубов, для европейских потребителей это катастрофа, и она продолжается.
Мы в этой катастрофе продолжаем находиться, но, вместо того, чтобы решить этот вопрос элементарно, подписать новые контракты с Россией, запустить «Северный поток-2», разобраться со спекулянтами на спотовых рынках — вместо этого европейские политики продолжают «наслаждаться» фантастическими ценами, и продолжают говорить о том, что они все правильно делают в сфере евробезопасности.
В Украине, как и в Европе, ситуация… Физически — дефицита газа нет на Украине, но цена газа убийственная. Украина могла пойти абсолютно тем же самым путем — заключить контракт с Россией на прямые поставки, получать газ по ценам…
Венгрия — (президент РФ — Ред.) Владимир Путин озвучивал цену (говорил — Ред.), что газ для Венгрии в пять раз дешевле, нежели средние цены по Европе. У меня нет деталей этого коммерческого контракта, но Путин эти цифры называл.
Украина могла бы получать с таким же дисконтом этот газ, но вместо этого она берет газ в той же Венгрии, в Словакии, покупает его по ценам, привязанным к современному споту. Поэтому Украина только сейчас начала покупку газа в Европе, до этого использовала газ из хранилищ, потому что она не могла по таким ценам покупать. Но хранилища заканчиваются. Приходится покупать.
Сколько продержится экономика — неясно. Потому, что — зима закончится, выйдут с пустыми хранилищами, зиму пройдут, но самое интересное начнется весной, когда нужно будет эти хранилища заполнять.
— ЕС идет на конфликт. Шольц ездил недавно к Байдену, вел с ним переговоры, после чего заявил, что подержит санкции Америки, в случае чего. Прямо о «Северном потоке-2» не говорил, но… Если Европа сама наступит себе на хвост и введет санкции против «Северного потока-2», покажет себя как неблагонадежный торговый партнер, не придётся ли ГСМ покупать через Азию? Во что это выльется для самой Европы?
— Вы имеете ввиду, не стоит ли нам бросить европейцев как покупателей? Я бы не стал к таким радикальным идеям призывать. Европа — крупный рынок. На самом деле, ведь никто не запрещает нам торговать с Китаем или с Азией, помимо Европейского Союза.
Наши преимущества колоссальные заключаются в том, что у нас есть ресурсная база для поставок и в сторону Европейского Союза, и в сторону Китая. Совсем недавно был подписан новый контракт с Китаем на 10 млрд. кубов (газа — Ред.). Вроде бы не много, но это больше, чем потребляет российского газа Венгрия или Польша. И это — плюс к «Силе Сибири-1».
Я абсолютно убежден, что в ближайшие годы мы завершим подготовку и заключение контракта по «Силе Сибири-2», это еще пятьдесят миллиардов кубов. Тогда мы уже выйдем по контрактам только на потребление. Это — 50, 38, 10 — уже сто миллиардов кубов, это уже серьезно. Потому что наши поставки рекордные, в Европейский Союз, переваливали за 200 млрд. кубов. Но, тем не менее, это уже серьезный рынок.
Это не означает, что мы должны. Мы можем 200 млрд. кубов в Европу продавать и 100 млрд. кубов продавать в Китай. У нас есть ресурсная база на Востоке, это новая база, и все контракты, которые мы с Китаем заключаем сейчас, пока в рамках новой ресурсной базы — Якутия, Иркутск, Сахалин. Из этих регионов мы не ведем поставки в Европу. Еще раз повторю — это наше преимущество, что мы можем и в Европу продавать, и в Китай.
Я не сторонник таких идей, когда говорят — давайте уже плюнем, сколько можно мучиться. Это и в политической сфере звучит, этот тезис. Я все чаще слышу от депутатов Госдумы, когда они говорят: «Сколько можно вести переговоры с США? Давайте на них плюнем»! Я спрашиваю: «И что? Плюнем и выстрелим ракетой»? То же самое о газе, говорят: «Давайте на них плюнем». И что? Давайте плюнем, уберем рынок, куда мы продаем 180-200 миллиардов кубов. Почему мы должны его убирать.
Это борьба, конкурентная война. От нас этого ждут. Соединенные Штаты ждут, что мы плюнем и скажем: «Да ну вас, не будем торговать». Мы должны бороться за этот рынок, уважая себя. Мы это делаем.
Поэтому не надо нам радикализма. Экономика все равно победит, даже европейским радикальным политикам не удастся отрицать экономику, они ее не обыграют. Им сейчас нужно объяснять избирателям, почему столько стоит коммуналка, газ, электричество, бензин, наконец. И это, кстати, будет непростой диалог.
Вот (президент Франции — Ред.) Макрон был в Москве, ему сейчас в апреле избираться. Что он скажет избирателям на тему, почему бензин стоит почти два евро, почему такие платежи за коммунальные услуги? Это тоже вопрос, тоже часть разговора его с населением. Так что эти темы непростые. Поэтому давайте не будем бросать наши деньги, отдавать их другим поставщикам.
— Посмотрим с другой стороны. Эти санкции, истерия вокруг обострения между Россией и США и украинского кризиса. Насколько положительно это для РФ? Цены на газ за последнее время выросли так, что тот же «Северный поток-2», как говорят, окупился не за пятнадцать расчетных лет, а всего за год, при этом он пока даже не работает.
— Интересный у вас подход, в том плане, что геополитическая напряженность повышает стоимость энергоносителей. Я отношусь к этому аккуратно. В моменте мы выигрываем.
Безусловно, мы видим в Европе газ по 1000 долларов за тысячу кубов, нефть почти по 100 долларов за баррель, хотя много прогнозов, особенно весной 2020 года, когда даже минус стоила на биржах, а российская нефть стоила 7-8 долларов за баррель. И были оценки, что никогда нефть не будет уже по 100. И вот она по 100.
Крымский фактор тоже играет определенную роль, но не решающую. С точки зрения длинной перспективы, такие цены опасны для нас. Мы хотим не просто урвать и убежать. Мы хотим продолжать долгие и длинные отношения, в том числе, с Европой. Продолжать поставки углеводородов, газа.
С нефтью сложнее, потребление ее будет сокращаться в Европе из-за их климатической политики. Но без газа им никуда не деться. Сейчас включили зеленую таксономию, последние решения, что газ и атом на переходный период признаются нормальными видами энергии, куда разрешается инвестировать.
Поэтому, здесь наша логика заключается не в том, чтобы урвать и убежать, а в том, чтобы мы продолжали поставки по тем ценам, которые позволяют нам зарабатывать, но при этом не вызывают паники у покупателей.
Это неверная логика, что мы создали кризис для того, чтобы поднять цены и заработать на этом. Нет! На самом деле, мы пытаемся сделать все, чтобы этого кризиса не было, и мы предлагаем европейцам более комфортные цены. Та же привязка к споту, не мы же ее придумали — европейцы нас заставили перепривязать контракты, и сказали, что к споту им будет выгоднее. Ну вот, выгоднее? Пожалуйста, вот вам выгодность.
Надо мыслить, мне кажется, чуть-чуть дальше, и в этом плане парадокс ситуации в том, что нынешний энергетический кризис, пожалуй, первый кризис в истории, который вызван покупателями и продолжается руками самих покупателей.
— В таком случае, как мы должны действовать в двух вариантах? Если ситуация продолжит развиваться в кризисном ключе, или если ситуация нормализуется — какой стратегии Россия должна придерживаться?
— Когда вы говорите «кризисный вариант», вы имеете в виду военный конфликт? Я даже не хочу размышлять.
— Речь не только об обострении, но о текущей напряженности, если она сохраниться. Напряженности санкционной, политической.
— Я принципиальный противник войны, поэтому не хочу даже прогнозированием заниматься. Некоторые эксперты наслаждаются прогнозами. Reuters написала, что 85 тысяч украинцев убьют. Меня коробит такой подход, особенно в деловой прессе.
Но если мы говорим о ситуации без военного столкновения, в любом случае, я считаю, что наша линия должна быть… логичной. Мы сейчас и видим логику. Она предельно проста.
Мы говорим о чем? Дорогие европейские друзья, вы сами заставили нас привязать контракты к спотовым котировкам, причем 50% контрактов «Газпрома» — это контракты с привязкой к месячным лагам. То есть, 50% контрактов привязано к стоимости газа в прошлом месяце. Это означает, что физически в январе, когда поставки упали на 40% к прошлому году, российский газ был самым дорогим, с точки зрения структурирования контракта. Но не мы это придумали. Это придумали сами европейцы, и эту модель нам навязали. Сами европейцы заставили нас подписать такие контракты, а потом начали вопить: «Газпром» не хочет по таким ценам поставлять». Так у «Газпрома» не берут газ по таким ценам физически!
Но мы, со своей стороны, декларируем, что готовы продолжать поставки. Приезжайте в Москву, в Питер, заключайте новые долгосрочные контракты. Мы готовы поставлять газ. От нас цена не зависит, это ваши формулы, ваш спот.
Мы готовы. Мы построим новые газопроводы. Дайте нам возможность их использовать! Дайте нам возможность участвовать в этой конкурентной игре. Поэтому я считаю, это и должна быть наша линия поведения.
Когда Европа весной выйдет с запасами (газа — Ред.) в 15%, вопрос останется, где-то нужно этот газ брать. А цены не упадут, никуда не денутся. В этом плане считают, что парадокс нынешней ситуации заключается в том, что — нас все время обвиняли в политизации энергетики, теперь же у нас абсолютно экономически понятная позиция.
Это нам приписывают опять какую-то политику, что «мы вентиль перекроем». Конечно, никакого перекрытия вентиля мы не должны допускать. Мы должны ответственно выполнять контракты, и мы их выполняем.
Контракты — есть принцип Take-or-Pay, есть принцип выборки. Сейчас, по январю, европейские наши клиенты по таким ценам не могут этот газ покупать. В феврале ситуация будет исправляться, но как я уже сказал — самое интересное начнется весной.
— В случае торговли ГСМ, газом с Западом, что сейчас больше влияет — политика на экономику, или экономика на политику?
— Сейчас политический фактор снова стал доминировать. Но парадокс ситуации в том, что нас (Россию — Ред.) двадцать лет обвиняли, что мы главный — источник политизации. Но мы как раз только и говорим: «А можно нам экономику добавить в энергетику? Например, «Северный поток-2»?
А нам говорят: «Это вы наказываете Украину». Мы объясняем: «Друзья, это 1900 километров экономии, новая труба с низким выбросом парниковых газов, экономия на транспорте, расстояние почти на две тысячи километров короче. Этот маршрут дешевле, все расчеты есть — по тарифам, по всему».
Нам говорят: «Нет, это все равно политический ход».
Почему политический? Нас не слышат, к сожалению, и за нас додумывают что-то, и начинают политически интерпретировать всю эту линию. Это касается и газа, и нефтепродуктов, касается много чего, но парадокс в том, что мы сейчас являемся главными сторонниками деполитизации энергетики и нашей торговли.