Точно таким же был до середины прошлого века и Донбасс. А потом все изменилось, хотя меняться начало еще раньше.
Было и прошло — твердит нам время
Да что там в древности — еще в XVI–XVII веках Донбасс до самого центра Донецкого кряжа был так или иначе залесён, а уж пойма Донца вся была в зеленом панцире. Нынешнее, давно уж степное, междуречье Дона и Донца стало таким всего за семь-восемь поколений до нас. Да, природные процессы сыграли свою роль, но без вредительского вмешательства Homo sapiens тут не обошлось.
Человек — враг леса
Выдающийся русский ученый, «дедушка русского лесоводства» Федор Арнольд в своей книге «Русский лес» отмечал, что территория Харьковской губернии (напомним, она до революции 1917 года заканчивалась у стен Краматорска и в Краснолиманском районе современной Донецкой области) еще в начале XIX века была на 95% покрыта лесом, а к концу почти полностью превратилась в степь. Поработали купцы, вырубившие чуть ли не все мало-мальски пригодное на продажу.
Донбасс пострадал раньше. Сначала его лес безжалостно вырубали солевары Тора (Славянска) и Бахмута (Артемовска), и уже к 20-30 годам XVIII столетия харьковские воеводы, отвечавшие за местные сторожи и промыслы, били тревогу — лес исчезал на глазах. Остатки добили в XIX веке горняки — шахта требует прорву крепежного леса в лаву.
Южнее еще хуже — сегодня можно выйти из машины где-нибудь под Геническом или Чкаловском в Херсонской области полюбоваться на частокол трав, а они прямо на ваших глаза будут осыпаться пеплом — в безветрии растения недвижимо сгорают на корню.
Так русский юг пришел к тому положению, о котором Серафимович и Вересаев, посещавшие районы нынешнего Донецка, писали, что окрест — «голая пустыня, ни кустика, ни деревца».
Человек — друг леса
Правда, поначалу именно крестьянская колонизация юга добавила масла в огонь. Знаменитые Алешковские пески на Херсонщине, которые некоторые называют крупнейшей пустыней в Европе, — пример пугающе стремительного превращения плодородной степи в мертвую зону, образовавшуюся в основном в результате варварского массового выпаса скота местными крестьянами на некогда бескрайних лугах с перелесками.
Надо сказать, что основание лесного дела, начало охраны земель от превращения в пустыню, заложили два видных сановника Российской империи. Первым был министр финансов при императоре Николае I — немец по происхождению Егор Канкрин. В молодости в фатерлянде кроме юридических он изучал и лесные науки. Став главным ответственным за финансы в огромной империи, Канкрин обращал особенное внимание на казенные леса, но, как писал современник, «не имея возможности управиться со всей их необъятной массой, принужден был распределить эти леса, смотря по частному их назначению, между разными ведомствами».
Он первым в России обратил внимание на важность возобновляемых лесных массивов для горной промышленности. И даже написал «Инструкцию об управлении лесной частью на горных заводах хребта Уральского, по правилам лесной науки и доброго хозяйства», в которой развивал идеи, изложенные им же в более ранних работах.
Вторым, абсолютно практическим деятелем был глава морского ведомства, впоследствии главнокомандующий русскими войсками в несчастную для России Крымскую кампанию, князь Александр Меншиков, потомок сподвижника Петра Великого. Возглавив министерство, более всего он заботился об укреплении Черноморского флота. Следствием этой заботы и стала работа по насаждению лесов, в основном дубовых и сосновых на юге, поближе к Севастополю и Николаеву с Херсоном — главным корабельным верфям.
Подвиг Граффа из Донбасса
В 1843 году он основал в голой степи, вблизи греческого села переселенцев из Крыма, лесотехническую станцию, превратившуюся в один из самых знаменитых лесов Донбасса и всего лесного дела в России — Великоанадольский.
Графф бился два десятка лет над выведением засухоустойчивых пород обычных деревьев. Тысячи экспериментов с разными деревьями и методами их посадки, способами вспашки земли привели к результату — в некогда мертвом месте дикой степи сегодня шумит 3,5 тысячи гектаров леса. Великоанадольское лесничество — первое и уникальное в своем роде на юге. Кроме того, Графф побеспокоился и о кадрах, которые вот уже более 150 лет выращивает основанное им училище, ныне колледж.
Индустрия — враг леса
Графф умер на самом рубеже новой эпохи — первой индустриализации России, которой было наплевать на почвы, а лес она видела только в качестве строительного материала в горном, металлургическом и железнодорожном бизнесе. Дело великого лесничего имело все шансы умереть, но нашлись достойные его продолжатели. Такие, как знаменитый на весь мир русский почвовед Василий Докучаев, в признание заслуг которого в Донбассе его именем назван город. Николай Дахнов, посвятивший Великоанадольскому лесу много лет и усилий, доказал, что лучшим лесозащитным материалом в степи служит дуб.
Но еще чуть позже стало понятно, что на песчаных почвах, таких гиблых, как, например, те же Алешковские пески или пески Красного Лимана в Донбассе, стража лесов лучше сосны не найти.
Ученые дореволюционной России заложили основы лесозащитного дела в южных степях. Но масштабно им заниматься стали уже при советской власти.
Индустрия — друг леса
Недаром во время Гражданской войны, овладев Донбассом, Советы первым делом по распоряжению Ленина прислали сюда не только хлеб, но и 70 составов крепежного леса. При советской власти были созданы лесопитомники, первым из которых на юге стал Артёмовский. Целей перед ним поставили много, но две были главными — защита почв и создание лесных массивов промышленного назначения. Именно питомник в Артемовске вместе с такими же предприятиями в Харькове, Змиеве, Изюме, Святогорске, Перевальске стали базой создания зеленых легких Донбасса.
Сегодня мало кто знает, что огромные массивы леса в Донбассе, особенно на севере его рукотворны, и большинство из них появилось после Великой Отечественной. Многие посадки леса (а ведь были и есть еще и лесозащитные посадки) осуществлялись и в целях защиты здоровья людей.
Сосна — друг Донбасса
Почетный железнодорожник СССР Николай Диденко рассказывал автору этих строк, что, когда он приехал на строительство железнодорожного узла на станции Красный Лиман в 1929 году, леса там не было и в помине. Многочисленные болота, редкий кустарник —словом, место совершенно нездоровое. Малярия была привычным делом. В 1935 году ею заболел и знаменитый писатель Андрей Платонов, по командировке «Гудка» посетивший здешние места. Создатель «Епифанских шлюзов», «Такыра», «Сокровенного человека» и «Ювенильного моря» провалялся в приступе лихорадки в домике краснолиманского машиниста несколько дней.
Чтобы остановить наступление песков, в 1932 году начали планомерно сажать сосну.
Бывший директор Краснолиманского лесхоззага Сергей Антоненко рассказывает: «Аскетические потребности этого растения дают возможность использовать его для закрепления и облесения песков. Сосна, выживая на сухих и безводных почвах, способна создавать громадную корневую систему — до 20 метров радиусом и шести метров в глубину. Сосна обыкновенная порой растет там, где не выживают даже сорняки».
В 30-е годы были заложены основы нынешних четырех гигантских лесничеств, входящих в Краснолиманский лесхоззаг. До войны успели посадить более 3000 гектаров сосны. В 1947 году процесс возобновился с новой силой — только силами колхозников, рабочих и школьников (среди которых был и автор этих строк) было посажено 14 тысяч гектаров сосны.
Всего рукотворные лесные массивы северных легких Донбасса располагались к концу советской власти на более чем 35 000 гектаров.
Из Донбасса — по всей России
Но главное — степной Донбасс сегодня разительно отличается от дореволюционного или довоенного. Достаточно приехать в Донецк или в любой другой классический город Донецкого каменноугольного бассейна, чтобы увидеть море зелени, многочисленные парки и скверы там, где не так давно властвовала степь, во что с трудом верится. Да, у Донбасса с его промышленностью были на это средства, но тем не менее ничего подобного на юге России, в Новороссии на Украине, на Дону просто нет.
И немного о грустном
Вряд ли кто-то удивится этим фактам: Украина, обретя свою декоративную независимость, не сделала ничего, чтобы защитить лесное наследство, доставшееся ей от Российской империи и СССР. Катастрофическая вырубка леса в Карпатах и на Волыни, грозящая экологическими бедствиями, давно стала рутинной новостью в лентах агентств. Но и южным лесным хозяйствам досталось. Так, те же массивы Святогорского, Дробышевского, Краснолиманского и Ямпольского лесничеств Лиманщины, о которых мы рассказывали, едва ли не каждый год переживают сотни пожаров.
Помнится, когда в 1972 году в тех местах случился, как тогда говорили, «великий» пожар на двухстах гектарах леса, из Артемовска, где стояла танковая часть, пригнали с десяток бронированных машин для помощи в расчистке завалов и распашке земли в труднодоступных для тракторов местах. А в 1994 году национальные гвардейцы Украины, которых собирались сократить, подожгли лес, и пожар охватил в той или иной степени 2 тысячи гектаров.
Гарь стояла над Красным Лиманом и окрестными селами несколько недель. Никто не пошевелился. Кроме самоотверженных местных лесников, чуть ли не за свой счет принявшихся восстанавливать зеленый фонд.