Даже несмотря на то что в 2020 году ситуация с Covid-19 стала темой номер один во всех европейских новостях, проблемы с исламским фундаментализмом в Европе также снова вышли на первый план: все помнят и стрельбу в Вене, которую по горожанам открыл исламский радикал албанского происхождения, и отрезанную голову французского учителя.
Эта тема сегодня постоянно обсуждается в западной печати и европейских парламентах. На днях состоялась онлайн-конференция на тему «Религиозный экстремизм и права человека», в которой помимо западных экспертов приняли участие и российские, в частности, московский политолог, специалист по западным правым движениям Станислав Бышок, который ответил на вопросы интернет-издания Украина.ру
- Станислав, начну с традиционного вопроса: кто принимал участие в онлайн-конференции и в чем ее актуальность?
— Конференция включала дюжину спикеров из России, США, Германии и Латвии, а слушатели в моменте были и из других стран тоже. Выступали, в частности, депутаты бундестага от «Альтернативы для Германии» Вальдемар Гердт и Юрген Браун, российские парламентарии Сергей Гаврилов (КПРФ), Николай Земцов («Единая Россия») и Иван Сухарев (ЛДПР), президент фонда «Народная дипломатия» Алексей Кочетков.
Сегодня мы видим идущие параллельно тенденции глобализации и интереса к вопросам идентичности — национальной, культурной, религиозной. Мир одновременно становится всё более открытым (коронавирус пройдёт, самолёты полетят), но также и сложным — унификация происходит не во всём. Главным, наверное, ценностным трендом, фиксируемым социологами и игнорируемым примерно всеми остальными, стало то, что в последние десятилетия резко повысилась ценность человеческой жизни.
Поэтому так резонируют совершаемые религиозными экстремистами теракты даже в том случае, если количество жертв невелико. Актуальность конференции, следовательно, состоит в попытке ответить на вопрос: как совместить открытость мира с необходимостью борьбы с остаточными формами фундаментализма и с желанием сохранить культурную идентичность европейских народов.
- О чем говорили участники мероприятия?
— Конференция длилась в общей сложности три часа. Если обобщить, то принципиальными пунктами у выступающих были: необходимость открытого обсуждения на разных уровнях, включая парламенты и медиа, проблемы радикализации на религиозной почве в европейских странах, включая Россию; пересмотр концепции мультикультурализма, беженства и открытых границ; указание на ценность религиозного опыта.
- Как на мероприятии предлагалось решить проблему пересмотра концепции мультикультурализма, беженства и открытых границ?
— Границы несколько прикрыть. Беженцами признавать лишь тех, кто ищет укрытия не в Германии, Франции, Швеции или Великобритании, но в странах, непосредственно прилегающих к зонам военных конфликтов. Странам-реципиентам беженцев оказывать, исходя из принципов гуманизма, максимально возможную помощь. Мультикультурализм дополнить указанием на необходимость лояльности новой родине, включая её гуманистические и просветительские ценности.
- Насколько, по-вашему, велика сегодня угроза исламского фундаментализма в Европе и России? Как с ним бороться?
— Исходя из того, что в современном развитом мире каждая жизнь имеет значение, репрессивные идеологии и брутальные практики опасны даже в том случае, если больше людей ежегодно тонет в реках и домашних бассейнах, чем в результате исламистских терактов. Но река или бассейн не имеют никакой идеологии, их нельзя «переубедить», они не желают сеять страх или распространять своё учение. Река не хочет вас убить, у неё нет ненависти к вашему образу жизни.
Предлагаются разные способы борьбы с фундаментализмом. На мой взгляд, ничего лучше, чем добро с кулаками или доброе слово с револьвером, не придумали. В мировоззренческом плане можно исходить из того, что современные развитые сообщества так или иначе разделяют базовые идеи просвещения: соглашаются не спорить слишком ожесточённо о религиозно-метафизических вопросах, но уважают разумную дискуссию и общественный договор.
- Сегодняшняя Европа создана усилиями либеральных право- и левоцентристских партий. Она свободна. Не боитесь ли вы, что правые партии типа АдГ под предлогом борьбы с радикальным исламом разрушат либеральную Европу?
— Идеологии причудливым образом сходятся и расходятся в различные эпохи. Скажем, в XIX веке либерализм и национализм были практически синонимами, а до этого философия гуманизма и официальные христианские церкви были антагонистами.
Сегодняшние правопопулистские партии и политики рассуждают скорее не в категориях национализмов XX века, но берут более широкую оптику — они говорят уже о европейской цивилизации как таковой. В политической науке уже несколько лет для характеристики новых правых идеологий используется термин «цивилизационизм».
В конструируемую «европейскость» попадают, помимо прочего, и ценность свободы слова, и права женщин и сексуальных меньшинств, и весь классический либерализм как таковой, и даже иудаизм. Действительно, с классической либеральной точки зрения и «Альтернатива для Германии», и французское «Национальное объединение», и итальянская «Лига», и скандинавские правые популисты — это вполне «свои» политические движения.
- Вы меня простите, ну если АдГ — либералы, то я ничего не понимаю в этой жизни. Почему же тогда «либеральную» АдГ постоянно обвиняют в нацизме? Почему с ними никогда не войдут в общегерманскую коалицию ни ХДС-ХСС, ни СДПГ, ни зеленые, ни Свободные демократы?
— В Германии и ряде других государств Запада своя атмосфера. В частности, в некоторый момент то в одной, то в другой стране истеблишментарные правые и левые партии решают создать «санитарный кордон» вокруг набирающей популярность партии, которая кажется «слишком» правой или чьи лидеры в глубокой юности были не панками и стихийными троцкистами, как положено, а, наоборот, скинхедами.
И получаются такие ситуации, что партии, набирающие порой большинство голосов, остаются в парламенте в гордом одиночестве. Демократия — это ведь, помимо прочего, ещё и про то, что партии нельзя заставить вступать в коалицию с теми, с кем они не хотят.
Впрочем, если какая-то истеблишментарная партия с «хорошей» биографией или какой-нибудь заклеймённый оппонентами, как глобалист Макрон, начинает в нужный момент озвучивать ровно те же самые жёсткие тезисы, что и партия, находящаяся в «санитарном кордоне», это принимается с гораздо большим энтузиазмом. Кому-то можно, кому-то нельзя быть классическим национал-либералом.
- Вы вспомнили Макрона. Насколько после всех тех ужасов, что натворили исламисты во Франции, он серьезен в своих намерениях бороться с исламским фундаментализмом? У него получится? Как он это хочет и будет делать?
— Здесь вопрос в целеполагании. Пресловутый миграционный кризис 2015 года, когда сотни тысяч экономических мигрантов из большого Ближнего Востока оказались в Евросоюзе, случился не из-за того, что они в ходе ожесточённых боевых действий прорвали глухую оборону натовских армий. Всё было иначе — их просто пустили, это было более-менее общее решение европейских лидеров. Проблема не в том, что плохо работает охрана границ или что-то подобное, проблема в конкретных решениях канцлера Меркель и других.
Аналогичным образом обстоят дела с исламскими радикалами. Когда происходит очередной теракт в том или ином европейском городе, обычно сообщается, что подозреваемые давно были под наблюдением полиции, уже привлекались к ответственности, а то и должны были быть депортированы.
Но такое решение не было принято, хотя вполне могло бы быть исполнено при соответствующей политике властей. В целом, кстати, слывущий либералом, глобалистом и всем прочим Макрон представляется неплохой фигурой, которая могла бы попытаться под лозунгом — справедливым! — защиты республиканских ценностей проводить новую миграционную политику.
- Как возможно сохранение европейской идентичности сегодня? Что это? Христианство в пику исламу? Но ведь мы сегодня живем в пору атеизма и маловерия.
— Слово «идентичность» по-русски означает самость, а в философских словарях описывается как равность самому себе в течение времени. То есть я сегодня тот же, что был вчера, и таким же останусь завтра — с некоторыми незначительными изменениями, конечно.
Европейская идентичность — это какой-то набор принципиальных качеств, присущих каким-то образом очерченной Европе и отличающих её от не-Европы. Обычно здесь говорят о трёх истоках — греческой философии, римском праве и христианстве. На конференции в основном упирали именно на третий компонент.
На мой же взгляд, европейскость — это, скорее, про философско-политические идеи гуманизма и просвещения и производные от них.
Христианство в правопопулистском дискурсе об идентичности скорее становится частью культуры. Такую рокировку, когда мы говорим о христианстве не как о фундаменте европейской культуры, но как об одном из её компонентов, не все примут.
Но именно такая вот синтетическая европейскость, с гуманизмом, просвещением, христианством и либеральным национализмом, в правопопулистском дискурсе как раз и противопоставляется «чужому» в виде ислама, который интерпретируется как антилиберальный, антигуманный, враждебный просвещению и, следовательно, Европе как таковой.
- Скажите положа руку на сердце, европейские правопопулисты способны решить проблему исламского фундаментализма, нелегальной эмиграции и прочего мультикультурализма?
— Дельные политики и всяческие крепкие хозяйственники, популисты и не очень, могут решить решаемые проблемы вроде нелегальной и необоснованной иммиграции и связанных с оной криминальных эксцессов. Другое дело, что есть фундаментальные тренды, которые правые (как, впрочем, и левые) склонны приписывать действию каких-то враждебных всему человечеству элитных групп или подрывных идеологий.
Взять, к примеру, снижение религиозности и демографический спад в Европе. Говорят, что это всё — следствие чуть ли не антихристианского заговора.
Хорошо (плохо), но вот в Японии, Южной Корее и Китае, где происходят ровно те же процессы, — там тоже заговорщики побывали? А дело в том, что при урбанизации, повышении уровня образования и масштабном улучшении качества жизни происходит то, что демографы называют вторым демографическим переходом. С заговорами или чем-то подобным это всё никак не связано.
И здесь, как мне кажется, кроется одна из слабостей правого популизма как такового — некая склонность к обскурантизму, то бишь подозрительному отношению к науке. Ковид-диссидентство, отрицание изменения климата вследствие человеческой активности — это, так получилось, в основном «правые» тенденции. Что, конечно, парадоксально: кому ещё, как не консерваторам, любить природу родного края и окрестностей и желать её сохранения?
Но как-то не складывается, ищется какой-то тайный смысл. Климат не меняется, а 99,(9)% учёных, говорящих об обратном, подкуплены Китаем или ещё кем-то. И ладно бы это было просто смешно, это же ещё и отпугивает активную образованную городскую молодёжь, которая как раз за здоровый образ жизни, экологию и макбуки из переработанных материалов.
А ведь именно они наследуют землю. Кстати, вместе с большинством их сверстников с миграционным бэкграундом. В конце концов общество потребления — весьма серьёзный противник религиозному экстремизму. И ведь понятно же, кто победит. А у нас всю прелесть общества потребления ценить не принято, принято проклинать. Зря это.