— В каких числах вы наблюдали события в Ереване?
— 27 апреля я прибыл туда и утром 3 мая отбыл. Соответственно, апогей «революции улыбок», как уже окрестили эти события, произошел на моих глазах.
— Действительно ли протесты в Ереване носили массовый характер?
— Ранее я был в Минске во время массовых беспорядков, на Болотной, на Майдане в разгар уличных боев в феврале 2014 года, и довольно скептично отнесся к мысли, что в Армении революция охватила весь народ. Хотя мои армянские знакомые давно уже говорили, что население в стране настроено против Сержа Саргсяна, и недовольство ранее прорывалось на поверхность уже не раз, и в 2008, и в 2016 годах.
Далее я встретился, как с представителями протестующих, так и с их оппонентами, среди которых были и сторонники действующей власти, и люди, критические настроенные к Саргсяну, но не поддержавшие и Пашиняна по причине отсутствия доверия к нему. И все они говорили, что протесты действительно носят массовый характер, что общество в целом поддерживает Пашиняна и существующая власть из-за коррупции и серии ошибок, допущенной в ходе избирательной кампании, оказалась в меньшинстве.
29 апреля протесты вновь вернулись в Ереван (перед этим несколько дней по городу стояли лишь отдельные пикеты), и я мог наблюдать их своими глазами. Количество участников было действительно огромным, было ощущение, что на улицы вышла чуть ли не половина населения Еревана. Половина не половина, конечно, но речь явно не шла о 5 — 7% горожан. Если взять центральную Площадь Республики, я попытался подсчитать число участников протеста, разбивая сделанные с коптеров фотографии на квадраты и считая примерное число участников в каждом, и вышло около 100 тысяч человек.
При том, что протесты не ограничивались Площадью Республики. 29 апреля весь центр Еревана был заполнен людьми, протестующими были перекрыты перекрестки даже на самых второстепенных улицах — сначала в центре, а в последующие дни — и на окраинах. Как если бы в Москве в ходе Болотной митингующие перекрыли улицы в Солнцево.
— Какая атмосфера царила на акциях оппозиции? Каков был состав их участников?
— Во-первых, подчеркнуто ненасильственный характер протестов. Прямо на улицах людям продавали шашлыки, другую местную еду. На митингах было много детей, люди самых разных возрастов, хотя преобладала молодежь. Но молодежь — не политизированные радикалы, а, судя по внешнему виду, обычные ребята, по-разному одетые, стоявшие поврозь друг от друга, без какой-либо определенной атрибутики и символики.
Во-вторых, минимум партийной символики, но много государственных флагов Армении или ленточек в его цветах на одежде, надписи на футболках (на армянском языке, я просил перевести для меня их значение) — в основном общенационального характера: «Армения», «Победа», «Единство» и т.д.
Во-третьих, было заметно присутствие армян из диаспоры — из России (прежде всего из Москвы), из Франции, из Америки. Причем, как я понял из общения с ними, это не политические активисты, не политтехнологи, а приехавшие поодиночке медики, художники, учителя и т.д. Но очевидно, что диаспора участвовала в революции.
— А отношение к России?
— В целом подчеркнуто доброжелательное. Люди (причем самые случайные) подходили, узнавали, не из России ли я, и потом говорили «Мы рады вас видеть», «Мы смотрим по телеканалам, там говорят, что у нас антироссийские настроения, а это не так, мы за сотрудничество с Россией», «Россия наш стратегический партнер» и т.д. При этом, на уличных протестах я сталкивался и со сторонниками отрыва Армении от России.
— Все же это была организованная или стихийная революция?
— По внешним наблюдениям складывается вывод, что революция в Армении имела диффузный, а не организованный характер. Прямая противоположность Украине, где на Майдан были мобилизованы люди, принадлежавшие к каким-либо партиям, давние политические активисты, живущие от протеста к протесту, а молодежь — в основном уже политизированная, сначала либеральная и даже левая (та же «Боротьба», сначала принимавшая участие в Майдане), которую потом потеснили с улиц праворадикалы. Либеральная молодежь на протестах в Ереване была, но, по словам моих местных знакомых, буквально «растворилась» в общей массе протестующих, которые были по своим настроениям просто критически настроенными гражданами Армении.
Скорее всего, какая-то организация все-таки была (как диффузный протест мог умело перекрывать все районы столицы?), но внешне никак не просматривалась, в отличие от Майдана. У меня порой возникало подозрение, что тут просто учли украинский опыт, вынесли из него уроки и постарались сделать организацию протестов незаметной. Точно так же практически отсутствовали на улицах люди в камуфляже или иной военной форме, хотя в Армении много ветеранов войны в Нагорном Карабахе, — возможно, что также были сделаны выводы из Майдана и протесты перестали милитаризировать.
Видимо, основная часть протестующих действительно выходила на улицы самостоятельно по зову сердца и Facebook, а вот участники пикетов, перекрывавших перекрестки улиц, в основном состоявшие из студентов, были организованы. Но кем и как, сказать сложно. Ведь, по словам наших ереванских знакомых, оппозиционные партии — «Гражданский договор» Пашиняна и парламентская «Елк» — к началу протестов были фактически «бумажными организациями», не имевшими большого числа активистов. Откуда у них вдруг возник такой организационный потенциал — загадка.
При этом все участники событий, как сторонники, так и противники революции, говорили, что западные НКО оказали полную поддержку протестующим. Внешне она опять-таки не была заметна, очевидно, речь шла о том, что они на более ранних этапах формировали у протестующих навыки по организации мероприятий. То есть проводили годами семинары, тренинги — как организовывать толпу, как организовывать массовые действия, как эффективно противостоять органам власти. Образованные участники событий не особо скрывали, что в армянской революции использовали известные методички Джина Шарпа по организации ненасильственных протестов.
— Могли быть и другие специфические местные особенности протеста?
— Да. Армянское общество в целом милитаризировано и националистично, но не в смысле ксенофобнии, а в смысле отстаивания национальных интересов. Оно похоже на израильское или курдское в том смысле, что это люди, все время находящиеся на военном положении, в окружении врагов, угрожающих самому существованию их государства и народа. Отсюда постоянная отмобилизованность, ставшая привычным состоянием. Это могло обеспечить массовые протесты, на которые выходили и жители Еревана, и приезжали люди из других городов, все-таки Армения страна небольшая, можно успеть с утра день доехать, помитинговать в столице и вернуться домой на ночь.
Отсюда, наверное, и наполнявшая протестующих в Ереване некая абсолютная уверенность в своих силах. Они вышли сменить власть на более подходящую им, ощущали массовую поддержку в обществе. Если сравнивать с ранним Майданом или ранней Болотной, их участники все-таки были более истеричными, не уверенными в себе.